Страница 12 из 19
Медовый месяц, который супруги решили растянуть на целых два, откладывался, и все это время Рафаэль жил в доме Бристоль. Рудковски тем временем переживала, как бы Голдман не увез бабушку в собственный дом. Впрочем, где находился дом, девушка не могла и представить. Не знала и невеста, но почему-то считала невежливым спросить об этом мужчину. Агата считала: таким образом она проявит недоверие. Поэтому вся семья продолжала жить под одной крышей и не обременяла себя обсуждением зуда, какой пока что чесался несильно.
Как пожелала миссис Бристоль, Рудковски пыталась отныне звать ее бабушкой. Слово однако с трудом покидало уста. Буквы будто соединяли двух женщин, но связь между ними была не тесна. Катерина не допускала в их отношения интима и потому не спешила себя переучивать.
Дождливое время перетекло из нескольких дней в неделю, а затем – в две и не собиралось сдавать обороты. Рудковски восприняла это знаком судьбы. Природа сама не хотела того, чтобы девушка встретилась с Чарли, а обсуждать такое решение по телефону казалось нелепым – Катерина тотчас его отмела.
Декабрь же положил всему фарсу конец и присвоил начало новой жизни. К тому времени Рудковски порядком устала терзаться сомнениями. Она беспрестанно взвешивала варианты, но весы, казалось, были испорчены. Сколько бы аргументов девушка ни в них не докладывала, те никак не могли отойти от баланса.
На правой чаше грудились слова одобрения. Чарли высок, недурен собой, и шутки его иногда презабавны. Особой химии между парой нет, но черт подери, Катерина устала искать «того самого»! На другой стороне находился склад отговорок. Она так молода, почти все идет по сценарию. В конце концов, в список дел не влезает еще одна строчка. Поступиться же своей рутиной – слишком высока цена за приставленного к ней мужчину.
Устав барахтаться в одиночку, Рудковски пришла за помощью к Боуи. Только этот старик, обладатель невинной души, никогда никого не осудит. «Судить – обязанность Господа. Я простой человек, почто мне эти почести?»
Выслушав Катрину, садовник загадочно улыбнулся. Лицо его не искорежило удивление или презрение. Мистер Боуи давно научился принимать события с безусловной покорностью. Когда что-то шло не по его планам, старик не жаловался – «Жизнь лучше знает, что нам надо». Зато если судьба подносила подарки, садовник таял в благодарности. Так он жил, наполняясь любовью от маленьких радостей, и почти не спускал сил на пустые тревоги.
Стоило Рудковски закончить, мистер Боуи осторожно вмешался:
– Птичка моя, ты сама все знаешь. Ответы в тебе. Я могу подсказать, посоветовать, но опираться следует лишь на отклики сердца. Если радуется оно предстоящим событиям – цепляйся за них, откройся чуду. Затянешь с ответом – струхнешь, передумаешь. Но если душу твою омрачают сомнения, может, стоит послушать тревожный звоночек?
– Мистер Боуи, дорогой, я так долго пытаюсь прийти к решению.
– Знаю, птичка, это нелегко. Но прости, здесь я тебе не помощник. Сама не решишь – не поможет никто. Обещай только, что не обманешь сердце. Уважь старика, будь счастливой, – старичок улыбнулся.
– Спасибо, – ответила чуть посветлевшая девушка и поднялась на выход. – Я все еще раз обдумаю.
Впрочем, по тому, как она держалась, мистер Боуи понял: Катерина уже приняла решение.
– Птичка, – с нежностью в тоне добавил мужчина. – Чарли – хороший парень. Не сломай его резвым норовом.
***
«Черт, еще мгновение назад я и не помышляла о свадьбе, – чертыхалась, гуляя по саду, Рудковски. – За исключением разве что бабушкиной. И что теперь? Почему я вообще должна думать об этом в своем… – девушка взглянула на часы, – детском возрасте?»
Прогулка заняла около часа, а затем Катерина вернулась в спальню и набрала заученный номер:
– Чарли, привет. Подъедешь к обеду? – скорее не спросила, но приказала Рудковски, и, получив в ответ «да», устало рухнула на кровать. – «Интересно все это».
Парень приехал с цветами и тортом. По-видимому, в нем теплилась надежда: появится повод отпраздновать. Катерина даже усмехнулась предсказуемой натуре затейника. Ей подумалось, в отношениях с Кьютом скучно не будет – как минимум, можно всегда ждать сюрприза.
– Чарли? Какими судьбами? – смерила взглядом презент миссис Бристоль.
– Миссис Бристоль, пришел покормить Вашу внучку, – игриво ответил Кьют, но забоявшись, как бы женщина не восприняла слова на свой счет – мол, в доме нечего в рот положить – тотчас добавил: – Шучу, пришел подсластить ваши будни.
Пока Агата расплывалась в улыбке, из-за ее спины показалась Рудковски и утащила парня с собой.
– Катерина, хорош! Сейчас руку оттяпаешь, – возмущался Кьют, пока девушка провожала его в свою комнату. – Как мне потом надеть тебе кольцо?
Про себя Катерина отметила: парень сегодня слишком веселый. Даже Чарли такая развязность чужда.
– Ты случайно не приударил для храбрости? – предположила, молясь об ошибке в расчетах, девушка.
– Кэйт, а ты, я смотрю, грубиянка! – выдал Кьют и распластался в глубоком кресле.
Катерина нахмурилась. В ней завыла буря гнева. Сложно было сказать, что конкретно злит девушку больше: то, что Чарли впервые посмел заявиться нетрезвым, или прозвище, с каким парень к ней обратился. Если с пьянством все оставалось понятно – Катерина явление презирала; звуки клички яростно били в сердце. Называть так Рудковски могла только мама – остальные привилегий лишались.
Собравшись с силой, чтобы не взорваться на месте, Катерина сквозь зубы спросила:
– Чарли, ты правда надеялся что-то словить, придя в таком виде?
– Что значит что-то? Тебя, моя птичка, – Кьют рассмеялся. Его всегда умиляло, как мистер Боуи обращается к девушке. Сейчас же Чарли в любом слове видел забаву.
Катерина поершилась.
– Видишь ли, Кьют, как бывает, – Рудковски впервые назвала его по фамилии. – Приходишь однажды словить птичку, а ловишь вот это.
Девушка залепила ему пощечину, и в голове у «пьянчуги» раздался свист. Чарли вскрикнул.
– Мы закончили, – подытожила Катерина и, разочарованная, вышла из комнаты. Чарли так и остался сидеть, держась за горящую щеку и мысль о том, какой он дурак.
***
Друзья не виделись до конца декабря. Катерина питала к нему отвращение. Чарли стыдился словить на себе ее взгляд. Первое время Бристоль и Голдман тактично молчали – затем в разговорах стали всплывать опостылевшие имена.
Рудковски со свойственной ей закрытостью держалась от обсуждений подальше. Ее не столько тошнило от воспоминаний, сколько позорил факт знакомства с парнем. Владея несколькими языками, являясь носительницей разных культур, Катерина проявляла немецкую пунктуальность, итальянскую вспыльчивость, имела обычай уходить по-английски и всей душой любила французские завтраки, за которыми шел обед из греческого салата. О чем девушка никогда не задумывалась – о том, что ей доведется испытывать испанский стыд.
Впрочем, как говорил ее папа, «от тюрьмы и от сумы не зарекайся». Девушка снова и снова убеждалась в правдивости выражения. Правда, это была одна из немногих вещей, на счет какой Рудковски мечтала оказаться неправой.
Первые несколько дней Чарли молчал. К концу первой недели стал писать короткие сообщения. В них содержались мольба о прощении и раскаяние в постыдном поступке. Но Катерина осталась непреклонна, и парень начал искать с ней встречи.
Кьют караулил девушку у работы (Рудковски вернулась туда впервые с апреля). Он поджидал Катерину под дверью любимой кофейни. Однако взгляд ее, как и острый слог, был отме́нен. Едва завидев Чарли из-за угла, Рудковски тотчас же отправлялась в другую сторону.
Парень знал: у него есть два решения, и оба из них не сулят облегчения. Для начала он мог испытывать девушку временем – когда-нибудь Катерина устанет бегать и согласится на разговор. Варианту не хватало определенности. Рудковски – дама настырная и упрямая. Ждать пришлось бы немало. Поэтому Чарли придумал второй – снова явиться во дворец. Впрочем, и эта опция не вселяла надежды, если сослаться на последний визит.