Страница 11 из 19
– Катерина, поэтому я и пытаюсь сказать…
– Чарли, я так устала от слов. Что ни прохожий, то мастер наобещать золотые горы. А где действия? Где доказательства вашей похвальной решимости?
Кьют вздохнул. Уговаривать яро настроенную Катерину не было смысла, и парень сделал вид, будто принял ее команды.
– А девочку, кстати, жаль, – тоном, лишенным и тени сочувствия, съехидничала Рудковски.
– Если бы не твое хитро-лисье лицо, я бы поверил, – отшутился Чарли, и девушка заулыбалась. А затем она резко спустилась с команд на мольбу и тихо сказала:
– Чарли, пошли потанцуем?
Кьют снова опешил от непредсказуемости Катерины. Он нахмурился: не искать ли подвоха? Впрочем, стоило парню поймать на себе взгляд Рудковски, открытый и умоляющий, туча сомнения рассеялась – то была не игра.
Они создали пару и принялись – сперва несмело, потом все раскованнее – кружиться. Хотя девушка уже имела опыт, танец с Чарли и близко не походил на прошлые пробы. Катерине казалось, раньше она только репетировала, а настоящее выступление случалось здесь и сейчас.
Танец Рудковски и Кьюта напоминал соитие душ. Сложно было сказать, вальсируют ли тела или все-таки чувства. За три бесконечных минуты они усвоили: как раньше не будет. Когда музыка в голове партнеров закончилась и пришло время идти на поклон, каждый из них почему-то почувствовал себя должным. Должным прижаться к партнеру покрепче и простоять так как минимум бесконечное число лет. В конце концов, много ли в расставании смысла, если кроме шатра в мире ничего не осталось?
Палатка напоминала двоим теперь вакуум, в какой то и дело впивались утробные звуки. Публика ликовала, но нашедшимся душам не нужны были крики и развлечения. Казалось, Рудковски и Кьют обрели наконец, что искали, и внутри у них стало спокойно, словно в коконе. Этот кокон не пропускал в себя ни тревог, ни забот.
Как самолеты без спроса пронзают невинные облака, так мистер Голдман ворвался в палатку к влюбленным. Катерина, подстегнутая инстинктом, оттолкнула Чарли подальше в сторону. Рафаэль притворился, будто ничего не заметил.
– Катерина, Агата тебя обыскалась. Хочет что-то сказать.
Рудковски, мыслями обитавшая в прошлом, пыталась собраться:
– Я… да, я сейчас, – вымучив из себя пару слов, девушка вся покрылась багрянцем.
Получив от Рудковски желаемый ответ, мистер Голдман кивнул и покинул палатку. Катерина застыла, впившись глазами в то место, где минуту назад она видела силуэт.
– Катерина… – вмешался Чарли.
– Не надо, – не объясняя, что именно под запретом, прервала его Рудковски.
– Катерина, давай поженимся? – ослушался Кьют. Девушка обернулась, чтобы вместе с ним посмеяться над шуткой.
Чарли однако не шутил. Глаза его выдавали намерение, которое не подделать ни масками, ни громкими словесами. Рудковски опешила. Она не просто не ожидала услышать подобное в свою сторону – Катерина не могла и представить, что речь прозвучит от него и сегодня. Все это скорее походило на четко продуманный фарс, а девушка в нем оставалась лишь безучастным смотрителем.
– Чарли, что ты затеял? – Рудковски прищурилась.
Кьют придвинулся к Катерине и аккуратно взял обе ее руки в собственные.
– А ты хочешь всю жизнь прострадать? Разве ты не мечтаешь иметь за собой опору? Погоди! – увидев открытый рот девушки, остановил ее Чарли. – Я знаю, ты сильная. Я тобой восхищаюсь. Но, Катерина, всем нам нужна поддержка.
Я долго следил за тобой, и меня умиляют твои уколы и огрызания. Но в мире есть непреложная истина: о любви просят в самой непривлекательной манере. Ты о ней умоляешь.
Пожалуйста, не перечь мне сейчас и обещай все обдумать. Ты всегда можешь отказаться, но ты ведь чертовски умна! Что ты теряешь, когда соглашаешься? Теряют, лишь упуская возможность что-то попробовать.
Чарли смотрел на Рудковски щенячьим взглядом – Катерина не ведала, что сказать. Нечасто ей доводилось бывать в таком положении, а все новое, как известно, пугает.
Кьют, оратор с внушительным стажем, знал, как снизить всеобщее напряжение. В своем исключительном репертуаре парень закончил невинной шуткой:
– И вообще, разве только твоей бабушке можно закатывать свадьбы? Да и я не худший из кандидатов, – Чарли нарочно нелепо тряхнул волосами, и друзья рассмеялись. А затем Катерина тяжко, будто вздымая на плечи новое бремя, вздохнула:
– Ну хорошо, я подумаю, – и уже покидая пределы палатки, добавила: – Но Чарли, в случае, если мой ответ – чем черт не шутит – окажется положительным, никаких свадеб и гулянок.
Кьют бесхитростно развел руками, плечи его поднялись. «Я не настаиваю», – кричала вся сущность парня. Рудковски строго, как английский солдатик, кивнула и вышла. Чарли ощущал тепло во всем теле.
***
Агата долго расписывала внучке планы на будущее. Она говорила что-то про становление Катерины преемницей, про передачу доли, про расширение сетей, но Рудковски не слушала. Девушка только и делала, что переваривала пищу, которую Кьют дал ей для размышления. Катерина не могла устоять перед этой закуской и теперь смаковала идеи не меньше, чем кексы, чуть раньше украденные со стола.
– А сейчас, Катерина, самое главное.
«Раз самое главное, надо послушать» – подумалось девушке, и она умоляла себя раскрыть уши.
– Катерина, я поразмыслила и решила. Но, прошу, не думай, что я размякла…
«Ну вот, Агата тоже о чем-то думала. Вот бы думы еще приносили что-то кроме страданий».
– Моя милая девочка… – миссис Бристоль взяла внучку за руку, и Катерина про себя пошутила: между Агатой и Чарли есть что-то общее. Они любят вгонять людей в ступор. – Отныне можешь называть меня «бабушкой». О молодости пусть кричит моя внешность.
Глаза Рудковски округлились. Нельзя было точно сказать, что поразило ее сильнее – предложение Чарли или новость Агаты. Зато девушка знала наверняка: день сулил перемены не только для бабушки. Осознание это ее пугало.
– Что скажешь? – с несвойственной ей аккуратностью спросила женщина.
– Большая честь для меня, Агата… то есть бабушка. Мне нужно время, чтобы привыкнуть.
– О, моя дорогая, конечно! – выкрикнула миссис Бристоль. – Я понимаю: поначалу слово нам двоим будет резать слух. Да что там слух, я как будто вхожу в новый статус. Но, детка, ко всему привыкаешь, и к этому сможется, – заявила Агата, и Катерина заметила: та немного пьяна.
«Верно, для храбрости» – заключила девушка, и изогнулась в улыбке, уместной для торжества.
Глава 4. А был ли мальчик?
Свадьба прошла, как молодожены и ожидали, с широким размахом, оглаской в прессе, под одобрение публики. На улицах долго не унималась молва, причем отзывались о празднике в лучшем ключе.
Джозеф и Мелани пробыли в городе еще неделю, а после под звуки рыдания домочадцев собрались домой. Катерине же некуда было собраться, как и некуда скрыться от мыслей и Чарли – тот покорно ждал конечный вердикт.
Рудковски юлила. Вначале она «после свадьбы приходила в себя», затем «проводила время с отцом и сестренкой». Но теперь наконец пришел час расставить точки над «е», и девушку страшила мысль – надо выйти комнаты. Кто знает, когда с нее спросят ответ?
Катерина все мозговала свои ощущения в день свадьбы. Тогда она будто стала фантомом, вслепую летящим через туман происшествий и мыслей. Те лишили Рудковски последних сил, и на первый день после свадьбы девушка лишь к обеду вспомнила: Чарли сделал ей предложение.
Таким был конец дождливого ноября – условие, совершенно для Геттинберга несвойственное. От неожиданной смены ветра горожане не знали, что им делать. Одни спасались в уютных кафе, растущих в городе как грибы. Другие спешили скорее укрыться под пледом. Катерина же, закаленная холодом и дождливостью Энгебурга, ощущала себя словно рыба в воде. Причем выражение не являлось метафорой. От обильных дождей Геттинберг затопило, так что даже счастливые обладатели джипов боялись отправиться в путь за хлебом.