Страница 38 из 88
– Закрываем излиш-ш-шки. Зайдите веч-ч-чером.
Все пары Зайцев провел как в тумане. Он не помнил, что говорил студентам, что писал на доске. Будущие филологи, впрочем, как и всегда, залипали в смартфоны, рисовали узоры в конспектах и хрустели чипсами.
Наконец, когда занятия закончились, Зайцев присел на корточки напротив бухгалтерии. От нетерпения само собой задергалось колено, забилась жилка на виске. Чтобы скоротать время, Зайцев открыл папку Слинкиной и принялся читать по новой, едва воспринимая написанное:
«В данном случае волшебную сказку стоит рассматривать не как воспоминание и деконструкцию ритуалов, а как ритуал в себе. В качестве аналога можно вспомнить новогвинейские инсценировки из трудов Неверманна: когда жрецы разыгрывали перед неофитами представление, посвящая их в знания племени. В данном же случае ритуал совершается посредством…»
– Вот он, ваш-ш-ш адрес-с-с! – раздалось над головой у Зайцева. На папку лег желтый стикер с адресом: «Ивашкино, ул. Кривоколенная, д. 39».
Паучиха просочилась обратно в дверь, а Зайцев вскочил с места и поспешил к выходу.
Темнело рано. Вдобавок небо заволокло набрякшими тучами, которые то и дело поплевывали на дрянное пальтишко Зайцева гадкой моросью. Ближайшая электричка в сторону Ивашкино отъезжала аж через полчаса. Голодный (в горячке забыл пообедать), он прельстился лоснящимся от жира беляшом на вокзале, но, едва надкусив, выбросил в урну: серая кашица хрустела на зубах, точно кусок мяса пропустили через мясорубку вместе с костями.
– Совсем охерели! На ровном месте кинуть норовят! – выругался Зайцев, хотел пойти скандалить, но длинный нож в руках волосатого до синевы кавказца, которым тот срезал мясо для шаурмы, заставил передумать. Мясо на вертеле, местами обугленное, медленно вращалось и формой напоминало человека. Точнее, ребенка. Сочащееся жиром, оно продолжало поворачиваться, и если бы это был человечек, то прямо сейчас, буквально через секунду, он должен был повернуться к Зайцеву лицом…
– …поезд… Фш-ш-фш – …атово отправляется с фш-фш платформы!
Кое-как Зайцев различил в какофонии, лившейся из динамиков, свое направление. Бросился через мост на платформу. Какой-то старик с забинтованным лбом подстерег его у самой лестницы и ткнул костлявым пальцем под ребра:
– Ишь, какой тошший…
– Пошел ты!
Невольно вспомнилась сказка, где ведьма такими вот тычками проверяла похищенных детей – достаточно ли те откормлены для убоя. От места, где его коснулся стариковский палец, разливалось по телу судорожное омерзение. Зайцева передернуло. По пути он споткнулся, изгваздал в луже брюки и кое-как запрыгнул в закрывающиеся двери электрички. Перешагнул через клетчатые баулы дачников и сел у окна. За мутным стеклом качнулись и поплыли переплетающиеся рельсы. Вскоре их сменили безрадостные пейзажи распаханных пустырей и лысеющего подлеска. Кто-то снова пытался до него дозвониться. Зайцев нажал на красный кружок сброса.
По проходу прошествовал торгаш:
– Венички дубовые, березовые, крапивные. Два берешь – третий в подарок. Третий парок – проберет до кишок!
Протискиваясь мимо Зайцева, случайно хлестнул его по лицу своей ношей.
– Аккуратней, падла!
– Чего-о-о? – протянул торговец, уставился на Зайцева. Тот промолчал.
На сиденье по соседству подросток доводил, по-видимому, младшую сестру:
– Хочешь сказку?
– Да!
– Как дед насрал в коляску!
– Ну Дима!
– Так ты хочешь сказку? Как дед насрал в коляску!
Долго ли, коротко ли, динамик над головой прошуршал:
– Ивашкино. Следующая станция…
Зайцев выпрыгнул из электрички на раздолбанную платформу, огляделся. Дождь усилился, бил тяжелыми косыми струями. На выходе со станции кренился проржавевший указатель – налево к улице Складской, направо через лесопарк – просто Пучай. В голове зародилась грустная шутка-самосмейка:
«Направо пойдешь – жену потеряешь, налево пойдешь – в аспирантах застрянешь, прямо…»
Что будет по прямой, Зайцев так и не придумал – его внимание отвлек размокший под дождем листок у перил платформы. Мелкий шрифт и бледно пропечатанные буквы показались знакомыми. Будто загипнотизированный, он подобрал размякшую бумагу и принялся читать:
«Кивнул дурак и двинулся дальше в путь-дорогу…»
– Дурища криворукая! – радостно и возмущенно выдохнул Зайцев. Это ж надо было по пути растерять собственную дипломную работу, да еще и с уникальным фольклорным элементом! «Этого, впрочем, – ехидно подумал он, – Слинкина, похоже, не знала. Дура набитая!» Он жадно впился глазами в текст и принялся читать:
Видит, река-широка, ни вброд перейти, ни по воде проплыть, а через реку – мост калиновый перекинут. Идет дурак по мосту…»
Тут же в шуме дождя Зайцев различил мерное журчание воды. Навигатор в телефоне четко указывал, что путь к улице Кривоколенной ведет именно туда.
«Идет дурак по мосту, глядь – плывут по воде покойнички. Сами бледные да прозрачные – дно чрез них видать. Мимо проплывают, рот что рыбы разевают:
– Куда идешь, дурачок? Не ходи к царевне, у ней зубов сорок сороков, она тебя сгрызет, кости в прах разотрет!
А дурак идет, не слушает…»
Моста через речку не нашлось. Впрочем, и речкой это вонючее проточное болото Зайцев бы назвать не решился. Вместо моста кто-то перекинул через канаву несколько узких бревен. Скользкие от дождя, они то и дело норовили сбросить Зайцева в пенистый коричневый поток. Где-то на середине «мостика» завибрировал телефон. Неловко подцепив его в кармане, Зайцев резко выдернул руку, и гаджет, выполнив замысловатый кульбит, плюхнулся в ивашкинскую говнотечку. Ботинок соскользнул с края бревна, и Зайцев стремительно ухнул по щиколотку. Выматерившись, он принялся шарить ногой в потоке, но натыкался лишь на какие-то ветки и палки или пальцы плывущих по воде покойничков. Невыносимо заломило в висках. Зайцев брезгливо выдернул ногу из воды и, хлюпая ботинком, перешел на другой берег. Тоскливо посмотрел на бурую пену – под ней упокоились и все фото, и заметки по кандидатской, и телефонная книжка. Да и Павлу Семеновичу он так и не позвонил.
– Похер! – злобно сплюнул Зайцев. – Будет грант – будет тебе и новый телефон!
Дальше путь лежал по раскисшей тропинке через редколесье. Стоило тексту на листке закончиться, как под ногами у Зайцева тут же обнаружилась следующая страница. Было в этом что-то жуткое, сказочное, точно он, как Гензель и Гретель, шел по хлебным крошкам к пряничному домику. Нервировало лишь то, что эти «крошки» разбросал не Зайцев, а кто-то другой.
Черные от влаги деревья казались разбухшими, напившимися крови и едва пропускали свет. Облака-тучи черные, сбившись в стадо, грохотали над головой пуще прежнего. Сверкнула молния. На секунду Зайцеву показалось, что где-то между деревьев, пошатываясь, бродит безголовая тень. Коготки страха вцепились под лопатку, защекотали. Прогоняя жуткое видение, Зайцев принялся на ходу читать очередной отрывок:
«А дурак идет, не слушает. Видит, лежит на берегу голова – глазища навыкате, язык вынутый, из шеи кровя текет в землю-матушку. Завидела голова дурака, взмолилась: