Сказки народов мира

— Спасибо, старик, за то, что научил меня отличать совершенное от несовершенного. Теперь я не успокоюсь, пока не достигну истинного мастерства. Приходи на это место через год.

— Я приду, — ответил продавец масла, поднял на плечи коромысло с тяжелыми кувшинами и пошел своим путем.

А военачальник разыскал десятую стрелу, вытащил из дерева девять остальных и принялся снова стрелять в цель.

ЛИСИЦА И ПЧЕЛЫ

Эту правдивую историю я слышал от старого Тан Лин-цая, что живет в маленькой деревушке у самого подножия гор. Мне она показалась поучительной, поэтому я перескажу ее вам.

Далеко-далеко в горах, в густом лесу, в дупле старого дерева устроили себе гнездо дикие пчелы. Все лето они летали от цветка к цветку, собирая сладкий сок и душистую желтую пыльцу. Труды их не пропали даром, и к осени соты были доверху полны прозрачным душистым медом. Теперь пчелы могли не бояться холодной зимы, запасов хватит до следующего лета.

И все-таки большая пчелиная семья не знала покоя. Слишком много любителей дарового угощения ходило вокруг да около. Мед любили все — от лохматого лакомки медведя до крохотной серой мышки.

Но отведать пчелиных запасов еще никому не удавалось. Пчелы-сторожа зорко несли охрану, и каждый непрошенный гость встречал дружный отпор.

Три мышки, подобравшиеся к пчелиному гнезду, так и остались лежать под деревом, насмерть зажаленные пчелами. Сам медведь махнул лапой на дупло с его вкусными запасами и маленьким свирепым народцем, после того как ему пришлось с утра до вечера обмакивать распухший нос в холодную воду ручья.

Не оставила своих затей только рыжая лисица. Сначала она делала широкие круги, потом все уже и уже; запах меда, будто веревочкой, притягивал ее к дереву. А когда лиса приблизилась к дуплу на расстояние десяти лисьих шагов, она остановилась и потянула носом. Тут запахло медом так сильно, что лиса больше не могла вытерпеть и прямиком побежала к дереву.

В тот же миг сторожевые пчелы подняли тревогу, в дупле загудело, и тысячи маленьких бойцов напали на грабителя. Плохо пришлось лисице. Если бы не густой мех да не лисья хитрость, тут бы ей и пропасть.

Но лисица всегда остается лисицей — хитрости ее хватило бы на всех лесных жителей.

Лиса повалилась на спину, лапы вверх, хвост в сторону, лежит, не шелохнется.

Покружились над ней пчелы, пожужжали — сдохла лиса, да и только. Пчелы спели победную песню и вернулись в свое дупло. Вернулись домой даже сторожевые пчелы.

— Сегодня можно и отдохнуть, — говорили пчелы друг другу. — Такого врага одолели! Сильнее нашего племени и на свете нет.

Порадовались и легли спать.

А лисица выждала, когда в дупле все утихнет, и подкралась к самому гнезду. Просунула в дупло хвост, повертела им и вытащила назад. Теперь ее пушистый хвост было и не угнать, он стал тонкий и некрасивый, но зато сладкий-пресладкий, липкий-прелипкий. Да еще вместе с медом пристало десятка три сонных пчел. Лиса слизала с хвоста мед и съела пчел. Потом снова просунула хвост в дупло, опять облизала мед и опять сунула хвост.

Так потихоньку-полегоньку хитрая лиса съела весь мед, а заодно и всех, кто его собирал.

Старый Тан Лин-цай рассказал мне все это, помолчал и добавил:

— Жалко пчел, такой дружный, работящий народец, а вот позволил съесть себя хитрой лисице. Ты расскажи про то, что слышал, другим, пусть побольше людей узнают эту историю и подумают над ней.

Такое ведь и с людьми может случиться.

КАК СЮЦАЙ ГАО ОКАЗАЛСЯ ПЕРВЫМ В СПИСКЕ

В давние времена в Китае жил юноша из рода Гао. Однако никто в городе не осмеливался называть его просто Гао, потому что он был не какой-нибудь обыкновенный юноша, а очень умный. Несмотря на молодые годы, он уже успел сдать экзамены на первую ученую степень. А тот, кто сдает экзамен на первую ученую степень, получает звание сюцая. С тех пор все кругом, даже отец с матерью, именовали юношу не иначе как господин сюцай Гао.

Когда господин сюцай Гао проходил по улице, ему низко кланялись и почтительно уступали дорогу. И он вполне этого заслужил. Вот посудите сами.

Сюцай Гао прочел столько книг, что если б их собрать вместе, они не поместились бы и на большой телеге. Он исписал столько бумаги, что если б сложить все листы, на которых Гао выводил кисточкой иероглифы, они заняли бы половину просторной комнаты.

О чем бы ни зашел разговор, сюцай Гао к месту и не к месту приводил пять-шесть изречений из древних книг. При этом всякому было ясно, что он высказал лишь тысячную долю своих познаний.

Словом, сюцай Гао достиг такого совершенства, что умел длинно и скучно рассуждать о любом предмете. Вдобавок ко всему Гао обладал великим поэтическим даром, и стоило ему пройти семь шагов по комнате, как в голове его складывались звучные стихи, словно две капли воды похожие на стихи старинных поэтов.

С такой ученостью сюцаю Гао, конечно, ничего не стоило бы сдать экзамен и на следующую ученую степень. Поэтому, как только Гао узнал, что в главном городе провинции скоро будут экзаменовать на ученое звание цзюйжэня, Гао стал собираться в путь.

Проводить его пришли все родные. В один голос они говорили:

— Господин сюцай Гао! Ваше ученое имя наверняка будет стоять первым в списке. Как говорится в одном из ваших изречений: «Одним шагом вы подниметесь на небо, и тогда остальным будет далеко до вас!»

Соблюдая скромность, Гао только утвердительно кивал в ответ. Про себя же он думал: «С моими-то талантами да не получить степень цзюйжэня! Есть ли что-нибудь, чего я не вычитал в книгах!? Недаром гласит пословица: „Еще не вышел сюцай за ворота, а уже знает все дела Поднебесной. Право, пословица будто про меня сложена“».

И вот сюцай Гао прибыл в главный город провинции. Он сразу же отправился к большому зданию на площади, где уже толпились соискатели высокого звания цзюйжэня. Стражник обыскивал каждого входившего, чтобы тот не пронес с собой книг или заранее написанных сочинений. Когда дошла очередь до Гао и рука стражника коснулась его плеча, сюцай презрительно усмехнулся. Пусть обыскивают его, как хотят, он все равно пронесет с собой тысячи мудрых книг и сотни ученых сочинений. Никакому стражнику их не обнаружить, потому что все они хранятся в голове Гао.

В маленькой комнате, где уже были приготовлены все принадлежности для письма, экзаменатор объявил сюцаю Гао тему сочинения, ученый юноша рассмеялся. Но так как вслух смеяться было невежливо, он смеялся про себя — на такую легкую тему он мог написать сочинение еще десять лет тому назад. Правда, тогда ему пришлось бы смотреть, как рука выводит на бумаге иероглифы. А сейчас он может это сделать и с закрытыми глазами.

Гао и в самом деле закрыл глаза и принялся размышлять.

«Если император выбрал такую тему, — значит, она трудна для других экзаменующихся. А если она трудна для других экзаменующихся, то он, Гао, напишет лучше всех. Экзаменатор прочтет его сочинение и удивится его талантам и познаниям. Он приколет к его халату знак отличия и поздравит с новым званием. Гао станет господином цзюйжэнем Гао. А это звучит значительно лучше, чем господин сюцай Гао. Но господин цзюйжэнь Гао звучит много хуже, чем господин цзиньши Гао. Чтобы достичь звания цзиньши, надо лишь сдать третий экзамен на третью ученую степень. Гао без труда сдаст и его. А если так, то почему бы ему не сдать и главные экзамены в императорской академии? После этого слава о нем, несомненно, дойдет до ушей императора, и сам император, дивясь его мудрости, внесет своей кисточкой имя Гао в список лучших ученых Поднебесной. Тогда Гао получит право носить красный халат с зеленой оторочкой и гулять в императорских парках. А потом император выдаст за него замуж свою дочь. Гао и тут нисколько не возгордится — истинному ученому подобает быть скромным. Пусть за него гордятся жители города, в котором он родился и который он осчастливит своим возвращением. Он не станет обставлять слишком пышно это событие. Восемь носильщиков понесут его паланкин и десять скороходов побегут перед паланкином, держа разноцветные фонарики. На каждом фонарике будет начертан его полный титул, чтобы Гао самому не пришлось его повторять. Впрочем, невежественным горожанам и не выговорить его полного титула. Но Гао не обидится; достаточно и того, что они станут называть его: „Господин императорский зять“. Гао украсит свой родной город великолепным дворцом, а над воротами повесит большой гонг. Народ станет толпиться на площади перед дворцом, надеясь хоть одним глазком поглядеть на прославленного земляка. И когда Гао захочется сказать какое-нибудь изречение или прочесть сложенные им прекрасные стихи, он выйдет к народу. Чтобы возвестить, что первый ученый Китая сейчас будет говорить, слуги ударят в гонг. Гонг загудит, призывая толпу к вниманию… Данн! Данн…»