Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 54



На смену грешнику Годунову пришел колдун и антихрист.

Часть II

Эпоха самозванцев

В этой части вы прочтете о том, как можно было избавиться от политического соперника, есть ли выход из монастыря, почему на престоле чуть не оказался поляк и как в Швеции появился русский архив.

Глава 1. Дело Романовых

Сделаем небольшое отступление о той самой опале на Никитичей.

Мы уже говорили о Никите Романовиче — одном из важных вельмож времен Федора Иоанновича, брате Анастасии, первой жены Грозного. Когда Иван Грозный умер, ходили слухи, что царь «поручил» своего сына боярскому совету, поскольку не доверял ему как правителю. Главенствующую роль в этом совете приписывали Никите Романовичу на правах родства — дядя как-никак. Но он умер в 1586 г., оставив без опеки 7 сыновей.

Старший среди братьев, Федор Никитич — красавец-мужчина, любитель верховой езды, щеголь, заядлый охотник, практически светский лев — перенимает по наследству место умершего отца в Думе.

Взглянем на это глазами Годунова: есть дети Никиты Романовича из мощного клана, двоюродные братья царя Фёдора Иоанновича, и есть он, Годунов, шурин царя. С точки зрения кровного родства Годунов и его дети не в выигрышной позиции.

В 1598 г. Годунов становится царем, и появляется прецедент избрания человека не из царской династии. Заботясь о будущем своего сына, Годунов решает избавиться от очевидных претендентов на престол, лишив их возможности участвовать во внутренней политике, — так написано в «Новом летописце», официальном историческом документе династии Романовых: «царское последнее сродствие известь».

В 1600 г. у Александра Романова, второго по старшинству брата, по доносу его казначея находят таинственные коренья. Скорее всего, их подкинул казначей Бартенев, подкупленный С. Годуновым, главой Аптекарского приказа. С людьми, у которых в XVII в. находили коренья без уважительной причины (вы или лекарь, или скотник), разговор был короткий. Документов по следствию у нас нет — все погибло или в Смуте, или во время пожара 1626 г. Зато сохранилось дело о ссылке Романовых.

Патриарх Филарет, портрет из Царского титулярника. XVII в.

Всю семью посадили под следствие, поскольку они пытались «царство достать ведовством и кореньем». Федора постригли в монахи и отправили в Антониево-Сийский монастырь — его разлучили с семьей, жену и мать его тоже постригли и отправили в разные монастыри. Будущий царь с сестрой Татьяной отбывал ссылку на Белоозере («кому Бело озеро, а мне черней смолы»[6] !). Остальных Романовых разослали в удаленные уголки России: Пелым, Пермь и Усолье.

В наказной грамоте сопровождавшим их в ссылку приставам было сказано, чтобы сопровождали Романовых «бережно» (безусловно, не в значении «нежно», а с величайшей осторожностью), дабы никто из них с дороги «не утек и лиха никоторого над собой не учинил». Как оказалось, не зря: Василий Романов украл у своего сопровождающего ключ от цепи и выбросил его в речку, а замок от цепи замкнул, чтобы его было невозможно открыть и снова заковать Василия. Но энтузиаст Иван Некрасов, сотник, приставленный к Василию, купил новую цепь и всю дальнейшую дорогу, несмотря на приказ царя везти Василия без цепи, опальный боярин провел закованный. Из-за этого в Пелым Василия привезли едва живым, с опухшими ногами; его расковали, но помочь боярину было уже нельзя — он умер.

Романовых окружили охраной, чтобы влиятельный род не имел никакой возможности иметь связь с миром. Сопровождавшим нужно было следить, чтобы никто не подходил на остановках к заключенным и не говорил с ними, и уж тем более не передавать никаких писем. Тому, кто посмел заговорить с Романовыми, грозили пытки в тюрьме.

Большинство Романовых не пережили ссылки: они либо погибали от плохих условий, либо их специально морили голодом. Умерли братья Александр, Михаил и Василий Никитичи.



В 1602 г. Ивана Никитича, детей Федора Никитича и его сестру переводят в романовскую вотчину, село Клины — видимо, как демонстрация Годуновым соболезнования потерям семьи. Будущий царь, Михаил Федорович Романов, воспитывался своими тетками, пока его отец и мать томились по разным монастырям. Семья воссоединится только в 1607 г.

Глава 2. Страдания Филарета

За Филаретом, насильно постриженным в Антониево-Сийском монастыре, разлученным со своей семьей, тоже следили. У нас нет ни дневников, ни писем, оставшихся от него, но благодаря слежке за старшим Романовым мы получили некоторое представление о динамике его переживаний.

Например, в 1602 г. он был в отчаянии из-за разлуки с семьей. Филарет не знает, жива ли его жена, с кем остались его дети; подслушавшие Филарета свидетели передают его речь в отписке царю:

«…лихо де на меня жена да дети, как де их помянешь, ино де что рогатиной в сердце толкнет; много де иное они мне мешают; дай, Господи, слышать, чтобы де их ранее Бог прибрал, и яз бы де тому обрадовался; а чаю де, жена моя и сама рада тому, чтоб им Бог дал смерть, а мне бы де уж не мешали, я бы де стал промышляти одною своею душею».

Однако в 1605 г. поведение Филарета любопытным образом меняется: опальный боярин начинает бесчинствовать и смущать покой монахов. Пристав Богдан Воейков писал царю: однажды в ночи Филарет выгнал старца Илинарха, приставленного к нему в келью, и запретил ему ходить за собой.

Филарет вдруг начал жить не по-монастырски: смеется неведомо чему, говорит про мирское житье, про ловчих птиц и собак (вспомним, что Федор-Филарет был страстным охотником), и даже в Великий пост не пошел причащаться, а старцам угрожает расправой и говорит, что они его еще узнают.

С чем же была связана такая перемена?

Все просто: Годунов столкнулся с самозванцем[7], и положение врага Филарета стало шатким.

Глава 3. Самозванцы бывают разные

С XVI в. на Руси была распространена религиозная трактовка монаршей власти: Бог — царь Небесный, царь — земной бог. Дальше вы знаете: неограниченность царской власти во вверенной ему Богом и народом земле, передающаяся по наследству.

Удивительно, но до XVII в. не было на Руси ситуаций, в которых бы фигурировали самозванцы. Русское самозванчество возникло в момент, когда поколебалось единство идеологии: династия пресеклась, пришел «греховный» правитель, страна возжаждала истинного спасителя — именно в это время появляются социально-утопические легенды о «царе-царевиче избавителе».

Две модели обретения правителя начали конкурировать: что более богоугодно — избрать царя из боярства или дождаться «истинного» наследника? Почти каждый бунт XVII в. будет идти рука об руку с самозванчеством — ровно для того, чтобы дать восставшим легитимную возможность поставить своего человека на царство.

По классификации Панченко, Русь знала два типа самозванцев: первый тип — реформатор, вероотступник, еретик; второй — народный царь-батюшка.

Лжедмитрий I был воплощением первого варианта. Пройдя польскую выучку, Гришка Отрепьев усвоил роль нарушителя правил: женился на польке в четверг (а в четверг по церковным правилам жениться нельзя), в постные дни ел запрещенную телятину, ходил бритым.

Лжедмитрий был первым из русских царей, кто ставил свои подписи своей рукой — до него венчаные цари, повинуясь негласному запрету, не оставляли автографов, хотя писать, по-видимому, умели. Борис Годунов, например, в своей молодости бывший придворным, писал приказы и записки, а став царем, не притрагивался к чернильнице. Лжедмитрий же ориентировался на западный манер правления: на Западе идеальный государь должен был обладать умениями воина и писателя. Автор «Летописной книги» так писал об Отрепьеве: «… был остроумен и в науке книжной сведущ, дерзок и многоречив, любил конные состязания, с врагами сражался смело, будучи сильным и храбрым; воинов очень любил». Кажется, Лжедмитрий хорошо соответствовал образу идеального государя на западный манер, — появись он в XVIII в., у него был бы шанс, но в XVII в. Россия не была готова принять такого царя.