Страница 28 из 54
Не помогает.
Через 10 дней его хватают и возвращают в монастырь — теперь уже в качестве узника.
Феофан решает уморить себя голодом. Он пишет царю, упрашивая его об очной ставке с архимандритами трех афонских монастырей — они могут поручиться за него. Царь велит сослать его в Соловецкий монастырь в тюрьму.
Узник решается на отчаянную меру: говорит, что у него есть тайное слово для государя, видимо, надеясь, что его хотя бы так доставят в Москву. Феофана велено допросить на месте. Сказать ему нечего. Поэтому его отправляют на Соловки, в Головленкову тюрьму особо строгого режима.
Тем временем святогорцы помнят о Феофане и пишут письмо русскому царю. Царь игнорирует его.
Архимандрит понимает, что его вряд ли освободят, и начинает готовиться к побегу: если и бежать, то к карелам, а для этого нужно знать язык.
А в Москве проходит знаменитый Поместный собор 1666–1667 гг. Соловецкие монахи не принимают его решений, происходит раскол. Монастырская братия становится большой преступной группировкой, с точки зрения царя.
Ситуация напряженная: Феофан сидит под надзором настоящих преступников, будучи при этом заключенным по ложному доносу.
Пора бежать.
Акт 7
Дата: ночь 1 октября 1668 г.
Действующие лица:
• поп Сысой Андреев; доставил Никону письмо от боярина Зюзина. Так же, как и Феофан, чувствует себя безвинно посаженным.
• Андрей Веревкин; разбойник с отсеченными за преступления левой рукой и обеими ногами по лодыжки.
• Феофан.
Узники захватили карбас — традиционную поморскую лодку — и сбежали с острова в шторм.
Опасно Белое море в шторм, это знает каждый поморец.
Останки Феофана и Веревкина вместе с их карбасом обнаружили местные жители на Шуерецком острове в январе 1669 г. Беглецы были захоронены на кладбище Соловецкого монастыря.
Остается надеяться, что Сысою повезло.
Глава 14. Аввакум
Если о характере Никона мы можем судить только по его письмам, поступкам и манере поведения, описанной косвенно в официальных и религиозных текстах, то о его противнике, Аввакуме, мы знаем куда больше. Он оставил свое «Житие, им самим написанное», которое позволило читателям услышать голоса стороны, оказавшейся в оппозиции. Благодаря «Житию» мы знаем об Аввакуме куда больше, чем о Никоне, а еще представляем, как мыслил в своем титаническом, бунтарском проявлении человек XVII в., претерпевающий за веру адские муки еще при жизни. Житие — это первая русская автобиография, написанная в любопытной манере: церковнославянский здесь перемешивается с «вяканьем», а структура жития, предполагавшая более-менее закрепленный вековой традицией порядок действий, становится лишь формой для реальных событий, происходивших с героем.
Свое «Житие» Аввакум писал в земляной тюрьме, в заполярном городе Пустозерске. По правилам житие пишется после смерти святого — и уж точно человек не мог писать собственное житие, однако ситуация была отчаянной. Как сообщает Аввакум, написать этот текст его заставил духовник, Епифаний, сидевший в тюрьме вместе с ним.
Родился Аввакум Петров в семье сильно пьющего отца и очень набожной матери. В 17 лет женился на 14-летней Настасье Марковне.
Однажды, как пишет Аввакум, ему снится сон:
«И падох на землю на лицы своем, рыдаше горце и забыхся, лежа; не вем, как плачю; а очи сердечнии при реке Волге. Вижу: пловут стройно два корабля златы, и весла на них златы, и шесты златы, и все злато; по единому кормщику на них сидельцов. И я спросил: "чье корабли?" И они отвещали: "Лукин и Лаврентиев". Сии быша ми духовныя дети, меня и дом мой наставили на путь спасения и скончалися богоугодне. А се потом вижу третей корабль, не златом украшен, но разными пестротами, — красно, и бело, и сине, и черно, и пепелесо, — его же ум человечь не вмести красоты его и доброты; юноша светел, на корме сидя, правит; бежит ко мне из-за Волги, яко пожрати мя хощет. И я вскричал: "чей корабль?" И сидяй на нем отвещал: "твой корабль! на, плавай на нем с женою и детьми, коли докучаешь!" И я вострепетах и седше рассуждаю: что се видимое? и что будет плавание?»
Этот сон с пестрым кораблем сам Аввакум толкует как символ будущего трудного плавания в море жизни. И действительно, протопопа начинают преследовать проблемы.
С первых дней своей духовной службы Аввакум проявил себя как борец за благочестие: то воевода отнимет дочь у вдовы для развлечения, а Аввакум вступится и будет потом жестоко избит этим начальником: «Прибежал ко мне в дом, бив меня, и у руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань ево крови, тогда руку мою испустил из зубов своих и, покиня меня, пошел в дом свой»; то из-за козней этого же начальника Аввакуму приходится покинуть дом с новорожденным сыном на руках; то в село придут скоморохи с медведями и бубнами — Аввакум разломал бубны, а медведей отнял и отпустил в лес; то воевода попросит благословить своего бритобородого сына (а грех же!).
Оказавшись в Москве, Аввакум оказывается в кружке ревнителей древлего благочестия. Он описывает, как они писали челобитную Алексею Михайловичу о становлении патриархом Стефана. Однако, как мы помним, у царя были свои планы, и когда Никон приехал, вел он себя с бывшими соратниками странно: «…с нами яко лис: челом да здорово. Ведает, что быть ему в патриархах, и чтобы откуля помешка какова не учинилась. Много о тех кознях говорить! Егда поставили патриархом, так друзей не стал и в крестовую пускать».
И вот в великий пост Никон присылает новую инструкцию к богослужению Неронову Ивану. В ней было указано следующее: «Год и число. По преданию святых апостол и святых отец, не подобает во церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны, еще же и трема персты бы есте крестились». Как пишет Аввакум, это было признаком начала конца: «Мы же задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко зима хощет быти; сердце озябло, и ноги задрожали».
Никон расправляется с бывшими членами кружка. Аввакума сажают в тюрьму Андроникова монастыря. И здесь протопопа, явно осознающего себя как мученика за старую веру и страстно ищущего чуда, которое подтверждало бы его правоту, посещает с тарелкой щей то ли ангел, то ли человек:
«… сидел три дни, ни ел, ни пил; во тьме сидя, кланялся на цепи, не знаю — на восток, не знаю — на запад. Никто ко мне не приходил, токмо мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно. Бысть же я в третий день приалчен, — сиречь есть захотел, — и после вечерни ста предо мною, не вем-ангел, не вем-человек, и по се время не знаю, токмо в потемках молитву сотворил и, взяв меня за плечо, с цепью к лавке привел и посадил и ложку в руки дал и хлеба немножко и штец похлебать, — зело прикусны, хороши! — и рекл мне: "полно, довлеет ти ко укреплению!" Да и не стало ево. Двери не отворялись, а ево не стало! Дивно только — человек; а что ж ангел? ино нечему дивитца — везде ему не загорожено».
Если подходить к тексту рационально, то все чудеса кажутся не то чтобы невозможными, но неожиданными, не вяжущимися с теми чудесами, к которым привык читатель житийной литературы: ангел со щами, бесноватой женщине ангелы указывают на дом Аввакума, у монахов отрастают отрубленные языки сразу после экзекуции, и они могут говорить, курочка дает по два яйца в день, пальцы на отрубленных кистях слагаются в двоеперстие, мертвецы поднимаются из гробов, лед на сибирской реке расступается, чтобы Аввакум мог напиться, маленькое дитя начинает в истерике глаголить словами ангела. Жажда чуда и поиск его в мире, где все во власти бога, помогали претерпевать мытарства и проявлялись в восприятии протопопом событий, которые можно объяснить иррациональными причинами.
Аввакума ждут ссылки по Сибири: Тобольск, Енисейск, Даурия, Лена, Тунгуска, Байкал и Амур.
В итоге Аввакума сослали в Тобольск, где сначала он был принят как герой. Но характер не изменишь: Аввакум и там поссорился с местными духовными лицами, и из Тобольска Аввакума отправили дальше — в Енисейск, а потом в Забайкалье. Туда отправлялся отряд во главе с первым нерчинским воеводой Афанасием Пашковым, посланный на завоевание Даурии — области к востоку от Забайкалья. А теперь представьте, как тяжело было проходить этот маршрут в XVII в., особенно если воевода, сопровождавший группу, не питал симпатии к протопопу и его семье. По мотивам путешествия протопопа был написан духовный стих: