Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 15



Глава 4

Событие девятое

Если бы в ямы, образовавшиеся на дорогах, закапывали тех, кто делал и руководил их постройкой, то у нас были бы самые лучшие дороги в мире.

Москва встречала колокольным звоном. Совпало? Или на самом деле обрадовались, что хан Петер приехал? Как узнать? Ещё друг Брехта, американский писатель Эрнест Хемингуэй, спросил его: «По ком звонит колокол?». Колокола звонили заполошно, не в унисон. Какофония. Но громко. Со всех сторон. Большой город Москва. Церквей, храмов, соборов много. И все звонят.

Они доехали. И даже успели на коронацию. Успеют. Сегодня только тринадцатое сентября. Завтра ещё целый день, чтобы помыться. Одежду постирать, сапоги почистить. Жену привезти в Москву. Не честно будет, если Антуаннета будет в деревне на печи сидеть, а он — весь в золоте щеголять на коронации. Да и показать злопыхателям надо, что у него самая красивая жена в империи. Опять же возможные слухи пресечь. Вот он хазретлири со своей ханум.

Поход получился тяжёлым. И это ведь всего триста человек... Вот как Наполеон сумел полумиллионную армию, если верить историкам, в Россию притащить и до Москвы довести? Насколько легче и проще был бросок Витгенштейна с пятьюдесятью гусарами на Кавказ. Все одвуконь, полевая кухня и какая-никакая дисциплина. Здесь ничего этого не было. Потеряла лошадь подкову и нужно обязательно к кузнецу заезжать, и часто ждать, пока он работу начнет: то подков нет, то гвоздей, то нож, которым копыто зачищают-подрезают, тупой. Двоих горцев пришлось оставить на излечение в Пензе и троих в Рязани. В Пензе подрались черкесы с послами от Кубинского хана. И что удивительно, дрались не толпа на толпу, а двое на двое. На кинжалах. Если на современные понятия перевести, то азербайджанцы подрались с черкесами. Дрались на кинжалах и, пока Брехт подбежал и смог это остановить, порезали обоих черкесов, не толстопузов, каких хан Кубы послал, а лучших воинов. Пётр Христианович сам обработал раны и перевязал аскерчи. Порычал на них. Раны не смертельные, но отправляться с ними в дорогу, в пыль, грязь и прочую антисанитарию не нужно. Договорился с губернатором, который их встречать вышел, что абреки у него в доме поболеют недельку. Всё же ворки, то есть дворяне, да ещё будущие телохранители самого Государя.

После этого обошёл всех старших из многонационального своего воинства и предупредил, что следующих раненых сам добьёт. Не поверили, один ржать начал. И Брехт ему хук правой выдал. Народ схватился за кинжалы и давай орать. И не бросился никто, даже кинжалы не вытащили. Пётр Христианович потом в голове промотал по новой ситуацию. Почему не бросились? А нет единства. Все друг другу враги. Ну, и он всё же хан. И он доказал в поединках, что почти самый сильный на Кавказе. Не зря боролся и стрелял. С этого дня ругани между кланами стало меньше, а если и ругались, то до поножовщины дело не доходило.

В Рязани оставили троих не из-за ранений. У них началась дизентерия или холера, а может, и просто съели чего не свежего. Пришлось определить чеченцев, а это были они, в больницу и даже провести пару дней в нескольких верстах от города: Пётр Христианович боялся эпидемию в Москву притащить. Ждали, не заболеет ли ещё кто-нибудь. Но бог миловал, и тронулись на третий день дальше. Может, следовало устроить сей отдых. Народ от этой гонки ежедневной и неустроенности, когда спать приходилось на земле и даже под дождём, устал. Остановились на излучине Оки, травка зелёная, погода наладилась, и хоть уже сентябрь начался, но вода терпимая, все помылись и постирались, поели заказанной Брехтом в трактире горячей стряпни. Пирогов разных, с рыбой, с курятиной, с зайчатиной.

Перед самой Москвой, в селе Софьино, на последней ночёвке, Пётр Христианович отправил Ваньку в Студенцы, чтобы он панику там навёл и передал графине, что в парадном виде ей, без детей, естественно, нужно срочно выдвигаться в Москву.

— Ты же помнишь дом купца немецкого, что я купил. Вот туда и выезжайте. Да, вот еще что: всех коней и кобыл, что на племя отобраны, берите с собой, и обоих конюхов. Коронация пятнадцатого, значит, четырнадцатого должны быть в Москве. Пусть не мешкают. Не успеют — запорю. Всё, езжай. Сам поспеши. Отсюда вёрст сорок до Студенцов. Вот, карту посмотри, через какие сёла проезжать будешь. В Подольск не заезжай. Ещё остановит какой полицейский. Время потеряешь.

Ванька ускакал на его Кареме, а Брехт стоял, смотрел вслед и думу думал. Ладно он, для себя и жены, место, где остановиться, имеет, а вот те триста человек, что за ним сюда притащились, где они будут проживать? Коронация — это не один день. Это месяц, а то и больше. И половина дворян богатых приехала, там даже в конюшнях сейчас графини и баронессы, должно быть, живут. А тут три сотни не сильно адекватных и бедных, как церковные мыши, горцев и казахов, многие себя князьями считают при этом и, почти все — дворянами. Послы, опять-таки, от четырёх ханств. Где их всех размещать и кто это будет делать? Он просто не потянет. Тем более Москвы толком не знает.

графиня фон Витгенштейн



Событие десятое

Тайны и друзьям поверять нельзя,

Ибо у друзей тоже есть друзья.

Старательно тайны свои береги,

Сболтнёшь — и тебя одолеют враги.

Саади

— Куда прёшь, орясина басурманская! — Навстречу отряду хана Петера, от рогаток, перегораживающих дорогу, выехал всадник в шитом золотом мундире, но не военном, за ним с примкнутыми штыками потянулись солдатики в зелёной форме.

Как там потом господин Пушкин напишет в «Евгении Онегине»? «К Таlon помчался: он уверен, что там уж ждёт его Каверин».

— Павел Никитич! Что ж вы так дорогих гостей встречаете? — Строки поэта не про этого господина — про сына его, Петра, написаны. Пётр Христианович мальчика мельком видел, блондинчик такой кучерявый, ангелочек. Как, впрочем, и гарцующий сейчас на кауром жеребце его батянька — обер-полицмейстер Москвы Павел Никитич Каверин. — Рад видеть вас на своём посту вновь!