Страница 26 из 59
Уже про сапоги начали забывать, выкладывая наперебой, у кого что наболело насчет московского уличного движения; уже в углу, рядом с Серопеговым, седой красавец в джинсах рассказывал о Лос-Анджелесе: «Шесть миллионов жителей — и ни одного пешехода, кроме интуристов!» Но тут встал худенький майор из ГАИ и так зычно прокашлялся, что испуганно смолкли. Майор сказал:
— Если тут кто и мечтает носиться по Москве в серопеговских сапогах-скороходах быстрее троллейбуса— так это зря. Потому что сапогоносца, передвигающегося с такой скоростью, к пешеходам отнести никак нельзя, и для них будут разработаны особые правила. Какие именно, я пока сказать не могу, вопрос этот сложный, — но от имени ОРУД заверяю, что носиться по городу быстрее троллейбусов и без правил — этого не будет!
За майором выступил представитель. Общества Охрану Природы. Он очень красочно описал перспективы нашествия на заповедники и заказники туристов и браконьеров в серопеговских сапогах. Тут Лаврентий окончательно понял, что чаша весов с соображениями в пользу сапог взлетела к небу, а чаша с возражениями скребет по полу. Он пригорюнился и перестал слушать. И пропустил интересный спор.
Элегантная длинноногая дама из Бюро Технической Эстетики заявила, что даже если бы врачи, технологи, экономисты, гаишники и кто угодно были за сапоги-скороходы Серопегова, их все равно не стоило бы выпускать: бессмысленно ставить на конвейер модель, не поддающуюся видоизменениям в соответствии с колебаниями моды! Каблук «копытом» выходит из моды и вообще вот-вот на длительный период установится мода на практичный и красивый низкий каблук — и куда тогда прикажете девать эти дурацкие ботфорты, у которых каблук не ужмешь, поскольку он нафарширован всякой кибернетикой?!
Тут вскочила плотненькая усатенькая брюнеточка из обувной секции Центрального Дома Моделей Рабочей Одежды и воскликнула, что высокий каблук никогда — «Да, ни-ког-да!» — не выйдет из моды. А если надо «ужать» — пусть электронщики что-нибудь придумают. Транзисторы же придумали, вон какие махонькие, а не хуже больших радиол работают!
Печальный вислоухий электронщик возразил, что в сапогах применены интегральные схемы, микромодули, а если их заменить транзисторами, каблук станет побольше пивного бочонка. И, кстати, эти микромодули жуткий дефицит.
Все было ясно. Представитель профсоюза работников местной промышленности похвалил Серопегова как известного в отрасли рационализатора (Лаврентий ушам не поверил: какой там «известный в отрасли?» Он же для отрасли ничего не сделал, до того ли ему!) и посетовал, что работа над интересными, но малополезными новинками помешала Лаврентию Ивановичу еще более результативно содействовать техническому прогрессу в местной промышленности.
Подводя черту, появившийся перед самым концом обсуждения Начальник ГУИО предложил включить сапоги-скороходы в возглавляемый вечным двигателем второго рода список разработок, не принимаемый к рассмотрению, пожелал товарищу Серопегову успехов в труде, рационализаторстве и личной жизни и излечения от ложного честолюбия, толкавшего такого талантливого человека на создание ненужных химер.
Последним, собирая бумаги, покидал конференц-зал Старший Инженер. Он не скрывал торжества. Ну, что теперь, после публичной экзекуции, скажет этот маньяк?
А Серопегов сказал удивленно:
— Ничего страшного. Так обсуждать и я бы смог. Да, смог бы!
5
Остаток дня он бродил по улицам и к вечеру очутился в Замоскворечье. Остановился перед приторно пахнущим темно-красным зданием. Из ворот валил народ, в основном девушки. Серопегов долго всматривался в освещенные зыбким светом уличного фонаря лица, высмотрел то, которое понравилось больше всех, остановил благоухающую ванилью и корицей большеглазую девушку и спросил:
— Скажите, только правду: я еще не отцвел? Мне еще можно начать жизнь сначала? Нет, я не то спросил, что хотел. Начать сначала всегда можно, даже у края могилы. А вот успею я куда-то дойти, если сейчас начну с начала, а?
Девушка долго, пристально смотрела на него и наконец сказала задумчиво:
— Не пьяный и не шизик. И не поконченный. Успеете. Может, не до самого своего потолка — но все же довольно далеко. И достаточно высоко.
Удивительнейшие вещи иногда говорят большеглазые девушки! Такое говорят, чего и сами на всю глубину не понимают. Такое, чего и знать-то никак не могут. Нам, мужчинам, никогда не уразуметь, откуда это в них, еще ничего не испытавших, и людей видевших немногих— да и еще, по сути, и не живших.
Окрыленный Серопегов понесся к Москворецкому Мосту. А девушка посмотрела ему вслед, пожала плечами и, улыбаясь чему-то, пошла к станции метро «Новокузнецкая».
Дальше события развертывались с феерической быстротой.
Серопегов развелся с пьяной Дусей, пристроил детей в интернат, сделал прямо в день приезда рацпредложение по механизации удаления опилок на пилорамах промкомбината, на вознаграждение нанял репетитора и с последним, сентябрьским, потоком поступил в Политехнический на заочное, на факультет автоматизации.
Сейчас он живет в областном центре и работает директором Дома технического творчества молодежи. Он зорко следит за тем, чтобы юные изобретатели не упускали из виду ни экономику, ни технологию, ни побочные эффекты… Питомцы уважают его за золотые руки, но поругивают за въедливость. Начальство им довольно: пороху, правда, не выдумает, но мужик надежный, толковый. И недаром уже много лет подряд его избирают председателем областного правления ВОИР.
Пыльные сапоги-скороходы долго валялись на антресолях, но при переезде на новую квартиру жена (та, большеглазая, с фабрики «Рот Фронт»; специально в Москву летал, три пересмены у проходной караулил, пока опять встретил) их выкинула.
Узнав об этом, Лаврентий сказал:
— Зря. Лучше бы почтальонше отдала. Хотя нет. Сломает ногу, а мы отвечай… Нет, молодец, что выкинула.
И благодарно чмокнул жену в щечку.
ОРДЕН ДАЛЬНЕЙШИХ УСПЕХОВ
1
Педагогическое училище имени К. Д. Ушинского не зря считают одним из лучших в стране. За восемьдесят лет своего существования «Ушинка» дала стране не только семь с половиной тысяч учителей начальных классов, воспитателей детсадов, преподавателей рисования, пения и физкультуры — но и немало людей, чьи имена известны у нас каждому. И традиционное пожелание «дальнейших успехов», с которым директррша вручала выпускникам дипломы, было больше, чем просто формулой.
Но Колька Руколапов только криво усмехнулся в ответ на слова Анны Степановны: его-то «дальнейшие успехи» не ожидали.
Учись он в рядовом педучилище, учи его унылые неудачники — он бы, пожалуй, стал заурядным школьным учителем и до пенсии добросовестно загонял бы в единое гладенькое русло буйные потоки ребячьей фантазии. Но в «Ушинке» учили талантливые люди — и Колька, незадолго до диплома, понял: его любовь — без взаимности. Он любит живопись, но она его — ничуть. И если он человек честный, надо отработать после училища положенные три года и искать другое ремесло.
Ведь — этому-то его выучили, — ведь чтобы учить детей рисовать, надо иметь два таланта. Талант учить и талант художника. Иначе от твоей деятельности будет людям вред, а не польза. Ну, педагогической жилки у Руколапова никогда не было. В училище он пошел, чтобы стать художником. Не стал. Какие уж тут могут быть «дальнейшие успехи»?
Он отпреподавал год, отслужил в танковых, уволился в запас… Самое бы время переучиваться — но как-то очень быстро он влюбился и женился. Надо было кормить семью — и он пошел вкалывать в художественные мастерские.
Вроде бы все шло отлично: заработок неплохой, начальство им довольно и заказчики не обижаются. Но сам-то он знал: липа это, им сделанные плакаты и транспаранты не только никого не поднимут на то, к чему зовут, но и обессмыслят правильные слова, на них написанные. И огромное панно на развилке автострад не станет визитной карточкой города, не заставит никого притормозить, чтобы вглядеться.