Страница 92 из 281
Мое тело помимо моей воли срывается с места и бросается на призыв этого тихого родного голоса. Его невозможно остановить. Это сильнее меня. В этот момент мне кажется, что я сейчас умру, если не прижмусь губами к ее рукам. Колени мои сами собой подкашиваются и опускаются на брусчатку двора перед княгиней, когда я слышу женский всхлип и ее тихое на выдохе:
— Мальчик мой… слава Единому, ты жив!
Мы стоим, обнявшись посреди двора, и я вдыхаю запах, знакомый с детства. В голове уже все смешалось — я сам больше не понимаю, где мои воспоминания, а где воспоминания Йена. Каким-то непостижимым образом две совершенно разные женщины из разных миров слились сейчас для меня в одну, и отныне нет человека роднее в этом мире, чем она. Это и дань моего уважения к Йену, и его последний бесценный подарок мне. Я мысленно обещаю ему заботиться об этой хрупкой женщине до своего последнего вздоха.
— Ох, ну вставай скорее, пойдем в дом! Не нужно, чтобы тебя кто-то здесь увидел.
Княгиня приходит в себя быстрее, чем я. Берет меня за руку и ведет за собой в дом. Я послушно следую за ней, пытаясь прийти в себя и осознать, что же сейчас произошло. В голове моей полный сумбур. Растеряно оглядываюсь на Олафа с Конрадом, вижу, что их глаза подозрительно блестят в неверном свете ламп. Сумасшествие какое-то…! Ну, как такое может быть?! Йен давно мертв, мне в наследство от него остались только обожженное тело и воспоминания, но никак не чувства. И вдруг такой взрыв чужих эмоций, мгновенно превратившихся в мои собственные. Уму непостижимо…
Мы заходим в комнату с низкими сводчатыми потолками, которая далека от моих представлений о княжеских покоях. Узкие окна со свинцовыми переплетами, темная мебель, хоть и покрытая резьбой, но очень скромная. Единственные украшения здесь — красивые кованые подсвечники и красочный яркий гобелен, прикрывающий голую стену. Стены комнаты покрыты старой штукатуркой, местами уже потрескавшейся и облупившейся. Все это я успеваю разглядеть, пока княгиня скидывает с плеч легкий плащ и оборачивается ко мне.
Рассматривает мои шрамы и ожоги. Ее огромные голубые глаза полны ужаса и сострадания. Я сочувствующе смотрю на нее. Да, зрелище не для слабонервных — я и сам порой вздрагиваю, когда вижу себя в зеркале. И хорошо еще, что она не видела меня сразу после неудачной инициации. Но матушка Йена быстро приходит в себя. Усилием воли София убирает руку ото рта и на секунду прикрывает глаза, заставляя себя успокоиться. Удивительно стойкая женщина! Она молчит какое-то время, потом подходит и снова решительно обнимает меня. Заглядывает мне в глаза, словно в душу и ласково произносит:
— Все неважно, пока ты жив. Мы справимся. Для тех, кто любит тебя, твои шрамы не имеют никакого значения, а глупцы и негодяи пусть боятся. Ты будущий князь, и тебя будут судить по делам, а не по внешности.
От ее веры в меня в душе растекается тепло, и на глаза наворачиваются слезы. Но плакать я давно разучился. Поэтому лишь с благодарностью снова целую ее руку и пытаюсь улыбнуться.
— Да матушка. На мне эльфийский целительский амулет, со временем он уберет повреждения. Два месяца назад все было гораздо хуже, я даже ходил с большим трудом.
— Ты должен все мне рассказать. Все! А сейчас мы для начала поужинаем, и потом уже решим, что нам делать дальше. Сегодня ты переночуешь здесь, а утром Конрад выведет вас из замка.
— Отец надолго уехал?
— Дня на два, на три.
— Опасно — качаю я головой — лучше мне ночевать в городе.
Пока мы разговаривали с княгиней, Олаф с Конрадом накрыли стол для позднего ужина, выставив на нем серебряную посуду и приборы. По высоким кубкам разлили вино из золотого кувшина, на средину стола выставили блюда с закусками. После всех придорожных таверн и постоялых дворов с их грубой глиняной посудой, фамильное столовое серебро на белоснежной скатерти казалось мне вершиной цивилизации. И ничего, что вся посуда и приборы были непривычно массивными и тяжелыми, а местная вилка вообще имела всего два зубца — я при этом все равно чувствовал себя как в дорогом ресторане.
Поданные нам на ужин блюда, конечно, тоже отличались в лучшую сторону от тех, что были до этого в нашем меню: мясной рулет с зеленью и орехами, запеченная с пряными травами рыба, копченый свиной окорок и какие-то ярко-оранжевые отварные овощи, по вкусу отдаленно напоминающие картофель. В голове само всплыло странное название этого овоща — клум. Все было очень вкусно приготовлено, а любимое матушкино фэсское вино — вообще выше всяческих похвал. Нашу трапезу освещало несколько магических светильников. Тоже весьма не дешевое удовольствие.
Я быстро приноровился к тяжелым и не слишком удобным столовым приборам, и вскоре уже мастерски управлялся с ними, ловя на себе одобрительные взгляды княгини. Если я не ошибаюсь, то у Йена с этим как раз были небольшие проблемы, что постоянно вызывало за столом насмешки братьев. Что ж, одним поводом для травли у них теперь стало меньше.
Княгиня София Тиссен оказалась приятной в общении, милой и очень умной женщиной. Чем дальше я на нее смотрел, тем больше недоумевал, чего папаше Тиссену не хватало, и каких еще женщин ему вообще нужно? Плодить на стороне бастардов при такой жене?! Подозреваю, что он просто чувствовал себя ущербно рядом с такой умницей, понимая, что выглядит на ее фоне неотесанным чурбаном. С высоты своих 33-х лет я смотрел с искренним восхищением на эту красавицу. Легкая седина оказалась не столь критична, а морщины не так уж и заметны. Сколько ей сейчас — сорок с небольшим? Я бы даже и сорока княгине не дал. Безупречная осанка, стройная фигура, а какие утонченные манеры у этой женщины — ей хотелось любоваться и любоваться!
Можно только догадываться, как бесило Ульриха и Йена пренебрежение отца их матерью и постоянное присутствие в замке любовниц и своры бастардов. Какая-то низкая месть, оскорбляющая честь княгини, подарившей мужу законных наследников.
У Софиии было еще одно редкое качество — эта женщина умела слушать, как никто другой. Она с таким тактом внимала моему рассказу обо всех наших приключениях, так к месту задавала совершенно правильные и умные вопросы, что я окончательно проникся к ней доверием. Узнав, что я все-таки прошел инициацию и стал магом, матушка в волнении поднялась из-за стола и начала мерить шагами комнату. В ее светлой голове явно зрел какой-то план, и я совсем не удивился, когда она решительно заявила:
— Йен! Как ты знаешь, чтобы принять магию рода и стать настоящим наследником должны быть выполнены два обязательных условия
— Дай догадаюсь, матушка — я откинулся на стуле и отпил замечательного фэсского вина — Надо иметь магию…
— …и кровь рода — закончила за меня мать — Все это у тебя теперь есть.
Мы помолчали, каждый обдумывая свое.
—Ты должен срочно принять родовую магию Тиссенов — княгиня вернулась за стол, заглянула мне в глаза — Подожди возражать, прежде дослушай меня.
Женщина тоже сделала небольшой глоток вина, собралась с мыслями и приступила к изложению своего плана.
— Сын, боюсь, что у нашего замка больше нет настоящего хозяина. Твой отец сделал роковую ошибку, когда решил, что может добиться победы над Меркусом, применив запретные знания. Сначала он скупал книги по темной магии и изучал ее возможности, потом дошло дело до применения проклятых темных амулетов. А закончилось тем, что он превратил нашего Ульриха в мерзкого лича, погубив его бессмертную душу. И все это время Альбрехт постепенно терял связь с родовой магией замка, потому что источник светлой силы не терпит Тьмы, она оскверняет его и разрушает. Защищаясь от нее, источник начинает обрывать связь с ее носителем. А сам замок после этого постепенно теряет защиту и начинает ветшать. Если конечно на смену прежнему хозяину не приходит новый.