Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 3



Виктория Гранте. Чарующий танец

Я ступаю по витиеватой заросшей тропинке, что теряется среди пышных кустов. Перед моими глазами бескрайний лес — великий и могущественный. Толстые кроны деревьев тянутся к небесам, касаются небосвода и распускают ветки, сплетая над головой зеленый покров. Сквозь листья проникает солнце, узором окрашивая путь. Ветер колышет ветки, волнами разнося песнь леса. Ему вдогонку поют птицы.

Я снимаю обувь. В царство лесного народа вступают босиком. Закрываю глаза и иду вперед. Перед глазами играют лучики света, и окрашивают веки в красный. Легкое прикосновение, словно по коже проскользнул ветер, и меня подхватывают под руку, и несут-несут вперед.  Я перебираю ногами, слышу тихий таинственный шепот возле уха, а затем заливистый девчачий смех. Он, разносится теплой волной по телу и наполняет меня саму до краев. Смешинки щекочут горло, я сдаюсь и хохочу в ответ.

Ноги приносят в знакомое место. Я знаю эту поляну, знаю мягкий покров травы, запах колокольчиков и фиалок, что пряным коконом захватывают меня в свои душные объятья. Руки тянут меня вперед, и я поддаюсь движению. Таинственный танец захватывает меня в свои оковы, и я не смею вырваться. Открываю глаза и вижу их. Прекрасных мавок.

Они красивы настолько, что ни одна девушка в мире не сможет сравниться с их красотой. Волосы мавок длинные, доходящие до талии, разносятся по ветру зеленой волной. На головах сплетенные венки с алых маков. Они улыбаются мне в ответ, смеются. Я не вижу их спин, но знаю: не нужно смотреть — они этого не любят и всегда ловят взгляд на себе.

Танец, что хоровод, уносит плохие мысли далеко–далеко. Мы поём песню — прославляем землю и солнце. Я никогда не знаю слов, но они сами бегут из моих уст и превращаются в единый ручеек, что скользит между деревьев. Танец сводит с ума, заставляет забыться. Ноги тяжелеют, тянут к земле, а солнце, кажется, светит слишком ярко. Еще немного и я потеряюсь навек. Среди высоких деревьев, ярких цветов и глаз, что не сводят с меня взгляда.

После танца с мавками оставляю им молоко, пряный хлеб и леваши. А затем возвращаюсь в лес и собираю ягоды, грибы. Мавки всегда отводят меня к лучшим местам — мои корзинки ломятся от лесных яств. Когда решаю возвращаться домой, солнце медленно клонится к земле, окрашивая небо в золото. Я хочу остановиться, полюбоваться, но мавки шепчут «Беги— беги, иначе лешего встретишь». Я слушаюсь и бегу. Так быстро, что не замечаю, как оказываюсь на краю леса. Осталось только реку перейти и вот передо мной родной поселок.

Он незатейливыми домиками раскинулся на большой поляне, затерялся среди двух рек и гор. Из домиков привычно идет дым и уходит высоко в небо. В закатном свете искрят купола новой церкви. Она холодным камнем стоит на возвышении и кажется чужой — чужой. Я все еще не понимаю, как можно отказаться от родной уже мне богини Макоши ради другой веры, как сделали это мои матушка и отец. Но не осуждаю — у каждого свой путь.

— Людмила! — голос, такой родной и знакомый разносится совсем рядом. Я оборачиваюсь и вижу его. Он бежит ко мне, через деревянный мостик и совсем быстро выхватывает из рук тяжелые корзины.

— Я уж думал, что ты насовсем с мавками осталась, — он недовольно нахмурил широкие брови, пока глаза — светлые как зимнее небо, обеспокоенно изучали мое лицо.

— Да что ты, глупенький, — я рассмеялась, схватила край своего платья и покружилась вокруг него, повторяя таинственный танец, — Лишь немного потанцевала с ними. А затем ягод и грибов насобирала. Ты только посмотри сколько!

Он покачал головой и подтолкнул меня вперед, в сторону поселка:

— Беги, там матушка твоя уже заждалась. Ищет и до соседей допытывается, не видал ли кто чернобровую Людмилу. Ох, не нравятся мне твои мавки, оставила бы ты эту затею и не ходила бы так далеко в лес. Нежить ненадежная, раз и против тебя обернется, нападет еще, — причитал он, но я совсем его не слушала. Поспешила вперед, зная, что матушка злится. Но стоит ей только увидеть как ломятся корзинки — мигом оттает. Ягоды и засушить можно, еще леваши приготовить. А грибы тем более. Сколько блюд вкусных с ними и вареники, и супы разные. Объеденье будет.



Она встречает нас у двери. Расставив руки в стороны. Голова, покрытая красным цветастым платком, рубашка белая — белая с тонкой вышивкой. На юбке передник. Глаза злые, темные. Я подбегаю к ней, кланяюсь в пол:

— Прости, матушка. Загулялась в лесу. Зато сколько всего насобирала. Ты только посмотри!

Она смотрит. Тяжело вздыхает и отходит в сторону, пропуская внутрь дома. Долго злиться не может, а я знаю об этом и всегда пользуюсь. Замираю у дверей, смотрю на любимого. Его светлые волосы падают прямо на крепкие плечи.

— Заходи, Вячеслав, отужинай с нами. Спасибо, что дочь к дому привел, — матушка благодарит его, но он стесняется. Отнекивается.

— Я бы с радостью, но отец ждет. Может быть в другой раз, — он подносит корзинки на крыльцо и ставит на пол. Бросает на меня взгляд, а я смеюсь и машу ему рукой. После чего сбегаю в дом, скрываясь от его влюбленного взгляда. Знаю, завтра встретимся — на нашем месте, как и всегда.

Так и случается. Отведя коров на пастбище ранним утром, он ждет меня возле высокой тополи. Ветки — словно руки тянутся к яркому солнышку и распускаются зеленью над нашими головами. Любимый смотрит на меня, взгляда не отводит, а я смущаюсь, как всегда, и по сторонам осматриваюсь, словно боясь, что нас кто-то увидит. Его руки цепью заключают меня в объятья, и я привычно таю, как лед по весне.

— Людмила, — он вдруг становится серьезным, смотрит на меня внимательно — внимательно, а затем говорит, — Я замуж тебя взять хочу.

Я улыбаюсь, как всегда. Он не впервые предлагает мне жениться, вот только он православный, а я нет.

— Людмила…— зовет нежно он, но я не слушаю. Прикасаюсь к шее и спрятанному под тонкой тканью крестику. Он деревянный, как лес, но чужой для меня. Я не чувствую в нем силу своих Богов, не слышу пения птиц и легкого весеннего ветерка.

— Вячеслав, — отвечаю ему я и встречаюсь с его взглядом. Внутри, понимаю, если не я, то любая другая девица согласится. Он и так просит довольно долго, а по поселку слухи ходят. Что матушка, что отец ждут нашей женитьбы, а я не могу. Не могу так просто оставить свой мир.