Досаждение

— Что застыла? Снова ищешь отмазку или новую болезнь? — пророкотал Черный и, сделав шаг вперед, крепко схватил тонкое девичье запястье.

Оправдываться бессмысленно. Более того, у него нет совершенно никакого желания слушать её корявые объяснения.

— Полиша, все в порядке? Кто это? — сзади послышался негодующий голос, и поэтому глаза Захара налились кровью. Может впечатать этому утырку сразу? Как раз Белову проучит. Стоп… Она же сразу сожмется, как пружинка, а потом разревётся и будет смотреть волком… Плакса, чтоб её…

— Это ты — кто? И какого х*я она делает у тебя в такое время? — благодаря невероятному усилию воли, голос Черного звучал тихо и очень ровно, но в нем слышалась такая явная угроза, что Белова замерла, потом вдруг подала голос:

— Захар, это мой сосед Вова, он попросил помочь ему заварить сбор от кашля. Я всего на минутку зашла, — она скороговоркой бормотала оправдания, а сама безуспешно старалась побыстрее открыть замок на входной двери. Но руки так дрожали, а ключ никак не хотел крутиться, поэтому Чёрный сразу понял — врёт.

Но больше всего его задела даже не ложь, а то, что его… ЕГО мямля бросилась защищать этого утырка и пытаться оправдать свое нахождение в его квартире в одиннадцатом часу ночи. Значит с этим Вовой, мать его, она смеялась, а при Чёрном еле дышит и готова разреветься в любую минуту? Замечательно!

— Полиша! — долбаный сосед продолжал наблюдать за развернувшейся перед ним сценой и, кажется, готов был броситься на помощь, однако Черный окончательно потерял терпение и рявкнул:

— Друг, ты свободен. Вали, заваривай травы и не кашляй, — после чего вытащил из окоченевших пальцев Полины ключ и, открыв дверь впихнул её внутрь, сразу шагнув следом.

Как только они остались наедине, Белову словно подменили. Снова эти опущенные плечи, затравленный взгляд в сторону и пальцы, нервно теребящие край вязаной шали. А самое главное, обязательные несколько шагов назад, чтобы быть на расстоянии, как будто Захар прокаженный, а затем испуганные глаза на пол лица…

Чёрный сохранял видимость спокойствия. Он сверлил замершую мямлю тяжелым взглядом и нарочито медленно снимал обувь, а затем пальто. По мере того, как он расставался с верхней одеждой, девчонка бледнела всё больше. А когда Захар закатал рукава белой рубашки и сделал шаг вперед, то глаза Беловой наполнились непролитыми слезами, от чего стали казаться еще больше и зеленее.

— Ты чем-то расстроена, Полиша? — издевательски протянул он и принялся медленно стягивать с девушки шаль, а затем расстегивать пуговички на клетчатом платье-рубашке.

— Захар, не надо…

— Знаешь, я готов кончить только от того, как ты с придыханием произносишь моё имя, — платье полетело на пол, и мямля вздрогнула всем телом, а Чёрный крепко схватил её за талию и провел носом по покрывшейся мурашками девичьей шее.

— Пахнешь собой. Он ведь тебя не трогал. Верно?

Мямля упорно молча, поэтому Черный схватил её за подбородок и больно сжал его, заставив посмотреть ему в глаза.

— Отвечай!

— Нет. Он просто позвал меня на чай, мы дружим…

— Дружите, значит… Вот как, — Захару вдруг хотелось пойти и прямо сейчас проломить этому другу голову, а мямлю поставить на колени и заткнуть ей рот хорошо известным способом, но почему-то он оставался на месте и продолжал смотреть в затуманенные слезами глаза.

Казалось, это длилось вечно, но когда стоящая перед ним в одном белье Белова вздрогнула, Черный рывком притянул её к себе и впился в полуоткрытые пухлые губы.

Это был третий его поцелуй с девчонкой и, чисто технически он, как и первые два, был абсолютно никаким.

Белова снова дрожала и плотно сжала рот, но Черному было наплевать. От прикосновения к её губам его бросало в жар, а эрекция была такой сильной, что доставляла настоящую физическую боль.

Пусть девчонка не отвечает, пусть не хочет, зато он дуреет от нее и готов кончить в брюки просто от её запаха и близости… Захар и сам не понял, как поднял её за талию и, не прекращая терзать припухшие губы, понес куда-то в сторону комнаты. Заметив диван, опустил девчонку на него и, не обращая внимания на приглушенный свет, снова поцеловал, намотав на кулак её длинную косу.

Ему было охренительно, но хотелось большего. Ну и пусть он и сам себя пугает, пусть личико мямли уже мокрое от слез…

Одной рукой Захар торопливо распустил русые волосы, практически зарычав от удовольствия, а другой нажал на острые скулы девчонки. Та всхлипнула, но разжала рот, позволив ему исполнить еще одно свое дикое желание: поцеловать её по-настоящему.

— Ммм, твою мать, — выругался Захар и резко подался вперед, протискиваясь между сжатых гладких ножек.

Ему не верилось, что от простой симпатичной первокурсницы может так сильно повести, поэтому он намеревался немедля зайти дальше и попробовать её до конца. Пометить и присвоить насовсем, чтобы окончательно утонуть в крышесносных ощущениях.

Белова была только в бесшовном топе и белых трусиках, а вот Черный оставался полностью одетым, поэтому ему пришлось отстраниться, чтобы расстегнуть ремень и снять штаны. Однако, когда он, тяжело дыша, принялся расстегивать металлическую пряжку, то снова мазнул взглядом сначала по самому желанному телу, а потом по лицу…

Зря.

Зря он посмотрел, потому что выражение лица Беловой испортило абсолютно все.

На самом прекрасном зареванном лице помимо привычного страха, была новая эмоция, разбившая бешеное желание Черного на мелкие осколки.

Брезгливость.

Ей было противно… Она не просто не хотела его, мямля даже не стеснялась тереть тыльной стороной ладошки губы и смотрела так, словно Захар самый уродливый на свете человек…

На какое-то время он замер в полной нерешительности, а потом вдруг снова застегнул ремень и схватился пальцами за переносицу.

— Тебе противно?!

Тишина раздражала даже сильнее её всхлипов, поэтому Чёрный заорал на всю комнату:

— ОТВЕЧАЙ, КОГДА Я СПРАШИВАЮ!

— Я не понимаю, чего вы… ты хочешь… Я, ведь не сбегала, не вырывалась…

— Правда тебя чуть не стошнило от меня!

Черт! Черт! Черт!

Чтоб она провалилась, эта мелкая мямля! Не вырывалась… Не сбегала… Зато смотрела как, словно её трогает монстр… Да ему было бы в сто раз легче, если бы Белова просто сопротивлялась. Трахнул бы и дело с концом. Но здесь было совсем другое… Он не понимал, что чувствует, не понимал, как себя вести и как вообще возможно, что ей настолько противно.

Поддавшись порыву, Черный снова навис над девчонкой и смял её рот своим. Ничего не поменялось. Ему по-прежнему охренительно… Так и сожрал бы её… В этот раз она не сжимала зубы и губы, поэтому он сразу мягко проник внутрь её рта и аккуратнее, чем планировал заскользил там языком. Возбуждение снова сорвало крышу, и он даже подумал, что ему наплевать на мнение мямли, но стоило открыть глаза, и все повторилось.

Словно ведро ледяной воды на голову.

Выражение лица Беловой ясно говорило, что ей противно. Она терпит, потому что боится. Но ей, сука, мерзко просто то, что он её целует…

Твою мать! У Черного сейчас штаны порвутся, а она зажмурилась от брезгливости, и мурашки по её телу не от удовольствия и даже не от страха… Мямле противно!

Потрясение и ощущение беспомощности было таким оглушающим, что лицо Черного исказила болезненная гримаса.

Чувствуя себя настоящим дном, он бросил последний голодный взгляд на расхристанную девчонку и вышел на кухню. Не включая свет, открыл форточку и закурил, пытаясь хоть как-то привести в порядок лихорадочные мысли, роящиеся в голове.

Волновало ли Захара когда-нибудь то, хотят его или нет? В основном, все, с кем он спал были довольны, но Чёрный никогда особо и не задумывался над тем, течет ли под ним партнерша. Не возбудилась — используй лубрикант…

А тут мямля…

В очередной раз назвав её про себя оскорбительным прозвищем, Чёрный поморщился. Мямля она только с ним, а с ублюдком Вовой — Полиша…

Выпустив последнее кольцо дыма, обернулся и с удивлением остановил взгляд на начатой бутылке коньяка. Откуда у его мямл… у Полины алкоголь? Неужели устраивала свидание с тем утырком?