Страница 65 из 67
— Здесь когда-то стоял кинотеатр «Ривьера», — оживленно балаболил Стиг, — а мы его переделали в студию грамзаписи, о которой мечтали! У нас тут девятисторонняя пультовая со стеклянными стенами, а за ними — звукозаписывающие комнаты. И какие! Все свободно подвешены по принципу «коробка в коробке», чтобы стены не соприкасались, передавая звуковые волны. А под пол и потолок мы встроили резиновые блоки… Тут есть «тихая» комната, есть «каменная», есть «деревянная» — мы ее специально обшили досками для пущего резонанса… Да что говорить! Прошу!
Я первым зашел в студию, натыкаясь на громоздкий музыкальный автомат какого-то Руне Сёдерквиста, актера, кажется, — и на безмерно довольного Бенни Андерсона. Он улыбался зубасто и блаженно. Ну, еще бы… Руку-то он жмет мне, а сам на Тому зыркает! Масляно. Ну-ну…
Я прошелся, с любопытством осматриваясь. Самая современная студия грамзаписи в Европе, не хухры-мухры. Вот только почтению никак не одолеть меня, циничного иновременца.
«Полар» закроют в «нулевых». Все эти креативные выдумки Тома Хидли и студийная модель East Lake Audio никому уже не будут нужны — бездушные компьютеры сметут грамзапись в корзину с анахронизмами. Чего там изощряться вокалом или игрою выделываться? Да пусть певица хоть и вовсе безголосая, лишь бы ноги подлинней! И выйдут на сцену «поющие трусы», голосящие под фонограмму…
Наступит время тотальной фальши. Правду заменят фейками, а еду эрзацами. Колбасой из шкурок и кишок мелкого помола… Ароматизаторов подмешать, сои со стабилизаторами, да «ешками» приправить, и жрите! Пипл схавает…
Сгущенка несчастная, и та — полбанки пальмового масла! Тьфу, ты, гадость какая…
— Дань, смотри! — Алла затеребила меня, призывая к доске объявлений. Там висела куча фото с подписями тех, кто записывался на студии. — Деф Леппард… Боб Хоуп… «Дженезис»… «Роллинг Стоунз»… «Роксетт»… «Скорпионс»… О, «Лед Зэппелин»!
— Да, фрекен, — гордо улыбнулся Стиккан. — Они записывали у нас альбом в декабре позапрошлого года. Работали три недели подряд. Ха! Помню, как им отказали в «Гранд-отеле»! А всё из-за ударника. Репутация у Джона Бонэма… м-м… нехорошая, скажем так. Джон сидел вон там, в «каменной комнате», напротив панели с облаками. Ух, и грому от него было! Мало того, что сразу две драм-установки, так мы еще и микрофон положили прямо перед основным барабаном! Да-а… Джимми Пейдж, который гитарист, стоял в «деревянной», а Роберт Плант пел в «тихой»… Кстати, им очень нравилась музыка «АББА» — она звучит у них в одном из треков.
— В «Does YourMother Know»! — воскликнул Бенни. — У нас… как это у ботаников… перекрестное опыление! Их клавишник, Джон Пол Джонс, сыграл на нашем синтезаторе, и у него вышли просто потрясающие струнные! Я ему тогда и говорю: «Звучит просто здорово! Можно, я их использую?» И Джон прислал мне потом посылку с четырьмя кассетами! — замявшись, он бочком пришагнул к Томе. — Пойдемте, я вам сыграю на рояле… Услышите наш «Bosendarfer», оцените…
Девушка милостиво кивнула, церемонно беря Андерсона под ручку, и подмигнула мне. Я старательно улыбнулся в ответ. Вот еще только ревновать не хватало…
Оглянувшись на Аллу, зачарованную фотками звезд, ко мне приблизилась Маша. Наклонилась, приятно вдавливая в мое плечо тугую грудь, и заворковала:
— А ты в курсе, что настоящий Отелло был арабом, а вовсе не чернокожим? Просто у него имя было такое — Мауро…
— Мне, хоть и математику, — с деланным унынием вздохнул я, — давно стало ясно, что задача трех тел неразрешима… — и с такой силой притиснул Левицкую, что девушка запищала.
Воровато чмокнув меня в щечку, Мария погрозила пальцем, хотя глаза выдавали иное, а я махнул рукой на все тревоги.
Прав был старина Аврелий, трижды прав! «Делай, что должен. Будет, что суждено». Главное, жить — хорошо!
Отпускать его подолгу гулять врачи пока остерегались, но тихонько, помаленьку, с пересадкой на лавочки…
Иванов медленно поднялся со скамьи, и зашагал, вдыхая залетные запахи. Все лето, считай, провалялся.
А когда из комы вышел, ноги разучились вытягиваться — жилы под коленками усохли будто, и не разогнешь. Так и шкандыбал по палате, по коридору раскорякой…
Ну, ничего. Оклемался, вроде…
— Борис, привет.
Медленно развернувшись к подходившему Лазаренке, генлейт протянул руку.
— Привет, Саня. Ну, и чего там в клювике принес?
Александр Иванович качнул папкой и скупо улыбнулся:
— По делу Скопина.
— А-а… Ага. Ну, давай тогда лучше присядем, а то меня обратно загонят. Распоясались медики совершенно…
Усевшись, Лазаренко раскрыл папку.
— В двух словах — любопытный объект. На днях шестнадцать исполнилось. До восьмого класса — всё, как обычно, средне. Жил в Брянской области, городок Унеча. Ничем не выделялся, никаких лидерских качеств. Осторожен был до трусости — сдачи не давал. В июне прошлого года Скопины всей семьей переехали на Дальний Восток. А в августе Данил как будто стал другим.
— Ага… — вытолкнул Иванов.
— Да. Шабашил — выстроил два дворовых туалета. Причем, один, по всей видимости, сжег — сосед, прозванный «Куркулем», и обещавший заплатить за работу двадцать рублей, зажилил десятку.
— Ну, и правильно…
— Дрался, причем жестоко, не по-мальчишечьи. Тогда же и шрам заработал — хулиганистый одноклассник порезал, но как бы случайно. Данил его не выдал.
— Тоже правильно, — кивнул Борис Семенович. — По-пацански.
— Да. У него и девушка появилась, причем, на несколько лет старше его…
— Красивая? — с интересом спросил Иванов.
Лазаренко молча протянул фотографию.
— Ух, ты… — пробормотал генлейт. — Лоллобриджида отдыхает…
— Тамара Царева неудачно вышла замуж в мае прошлого года — и примета сработала. В сентябре она развелась… Впрочем, не хочу зря порочить красотку — с несовершеннолетним она связалась лишь в январе. Они познакомились в спорткомплексе — Тамара занималась гимнастикой, а Скопин ходил в секцию самбо.
— Окреп, возмужал… Понятно.
— Да. А те камни, что он продал, ему действительно подарил сосед-геолог. Сейчас он преподает в Горном институте…
— Ага… — задумался генерал-лейтенант. — То есть, Кирша наш «объект» встретил случайно…
— Похоже, что так. А вот почему он прилетел в Москву под именем внука Ивана Палыча, мы так и не выяснили.