Страница 1 из 67
Пролог
Дальний Восток — дело тонкое. На берегу Тихого океана не Россия кончается, а вечной, дремотной Азии подступает край. И не стоит пленяться лиричными березками, они в Приморье даже пахнут иначе, нежели за Уралом — «на Западе», как тут говорят.
Долгую неделю надо ехать от Москвы до Владивостока по бесконечному Транссибу, и каждое утро за окном купе забелеет иная порода. А тот вид, что шелестит на склонах Сихотэ-Алиня, зовется «березой маньчжурской»… Нерусь.
И погоды здесь чужбинские. В конце мая задувают тягучие муссоны, нагоняют хмарь — и весь сырой, промозглый июнь льют дожди. А ближе к осени может тайфун нагрянуть. Заденет бочком Уссурийскую тайгу — и разверзнутся хляби! Мутные потоки переполнят реки, хлынут стылой клокочущей лавой, затапливая улицы, снося мосты…
Пушкину с Есениным здесь ловить нечего — тутошние раскосые музы вдохновляют, разве что, сочинителей хокку. Азия-с…
Я сощурился, глядя в запорошенное стекло. Брутальный Витькин «крузак» катился мягко, вздрагивая на ямках и недовольно порыкивая. Унылая лента дороги отматывала назад безрадостную степь — иссохшая трава никак не хотела полечь, всё дожидалась хорошего ливня.
Вялая зелень, что подступала к шоссе, тоже просила косых струй. Узорчатые, поникшие от пыли листья неприятно серели, вызывая ощущение удушья и нечистоты, однако вышние силы не спешили омыть деревца — голые небеса отливали ясной синевой…
— Па-ап! — подала голос Наташка, разморено привалясь к спинке заднего сиденья.
— Чего тебе, дщерь моя? — нарочито окая, пропел водитель.
— Долго еще? — затянуло племя младое.
— Да как тебе сказать… — губы у Виктора дернулись в коварной усмешке. — К выходным точно успеем.
— Папа шутит, — проворчал я, жалея девчонку. — Полчаса, и мы в Липовцах.
— Ну, тогда ладно! — повеселела Наталья. Ерзая, она уставилась за стекло.
— Эх, Даня, Даня… — укорил водила. — Истинно говорю: сердоболие к прекрасному полу тебя погубит!
— Вот за это наш пол и любит дядю Данила, — вступилась девушка наставительно.
— Скушал? — ухмыльнулся я.
— В зобу застряло, — кисло промямлил Витёк.
Сзади хихикнули. Отомщенный, я благодушно глянул на друга. Сам же предложил съездить в Китай, вот пусть и терпит…
«Лендкрузер» затормозил, переваливая горбатый мосток, а его незадачливый водитель мазнул пальцами по экранчику «Кенвуда», добавляя звуку новостям.
Озабоченная дикторша зачитала сводку СВО, выдавая голосом непокой. На заднем сиденье тяжко вздохнули.
— Не переживай, Наташ, — мягко выговорил я. — Никто твоего Димку на фронт не пошлет. «Учебка» ему светит, а не «передок». Будет за порядком следить где-нибудь в Херсоне.
— Да я понимаю…
— Развалили Союз, с-суки, — неожиданно зло процедил Витя, — а теперь нам боком выходит ихняя сраная демократия! Извини, доча, не сдержался.
— Да всё правильно, папка… Дядь Дань, а вы скучаете по тогдашнему… ну, по СССР?
Я пожал плечами.
— Скучаю, конечно. Ностальгирую. Иногда злюсь на себя…
— За что? — серые Наташкины глаза отразились в зеркальце.
— А за то, что предал идеалы революции! — невесело хохотнул Виктор. — Да все мы такие… — его тонкие губы повело вкривь. — Изменники родины. Голосовали же за демократов! Думали, лучше будет, а оно вон как…
— Но хорошо же стало! Чего ты? — заспорила девушка. — Дефицита нету, и вообще — свобода!
— Ага! — Витькин рот перетянуло ядовитой ухмылочкой. — Сто сортов колбасы из рогов и копыт! Сгущенка из пальмового масла! Бли-ин… — заныл тоскливо водитель. — Наташенька, вот, честное слово, махнулся бы — «Тойоту» на порцию эскимо оттуда, из семидесятых! Да и не в этом же дело… Понимаешь, доча, тогда за детей не было страшно. Малышня гуляла допоздна, где хотела, а если какое чадо заблудится — подойдет к любому мужику и скажет: «Дядь, я потерялась!» И тот отведет ее домой… Не к себе! К маме!
Наперсник ребячьих забав смолк, и лишь резковатые рывки баранки выдавали трепет центральной нервной.
— Тогда по-другому жили, Наташ, — задумчиво сказал я. — А мы все были товарищами…
Девушка беспокойно завозилась.
— Я только читала об этом. Знаете, книги такие есть, про «попаданцев»…
— Ну, а как же! — фыркнул водила. Сквозь остаточную горечь сквозило снисхождение. — Читывали, читывали… Хаживали под впечатлением!
Я согласно кивнул.
— Особо «Квинт Лициний» впечатлил. Вещь.
— Мне тоже понравилось! — оживилась Наташа. — И еще «Целитель»!
— Ну-у, тоже ничего, — милостиво заценил я. — Атмосферненько.
— «Ничего»… Мягко сказано! — Виктор впадал в брюзгливый хейт. — Этот Миха собрал микроЭВМ за пару недель! Хех! Из чего? Ладно, там, интеловский проц хапнул. А остальной комплект? Ну, хотя бы 8224! Да если даже выкручиваться без «родных» микросхем, все равно регистры нужны или, там, шинные формирователи. И где их взять в семьдесят четвертом? М-м? А память? Как программировать ПЗУ без программатора?
— Айтишника слышу суровые речи, — насмешливо продекламировала девушка. — Да какая разница, папка?
— Да как это какая?! — взвился водитель, и машина пугливо вильнула. — Это же фантастика, а не сказка! Ну, ладно там, собрал он комп из того, что было. А софт туда как загнать? И откуда он его, вообще, взял? На бейсике накалякал? А компилятор откуда? Тоже сам написал? Вот так, сразу в машинных кодах? Я бы еще понял, если бы этот… как его… Гарин убил полгода на разработку BIOS, а уж потом за «оську» взялся. Так нет же!
Побурчав, Виктор сбросил скорость, а вместе с нею и негодование. Легкий у него характер. Вспылит, аж клочки по закоулочкам! Минута оттикала — всё, готов улыбаться…
— Подъезжаем!
Я глянул вперед. Шахтерский поселок завиднелся за мелкой, но шумливой речушкой, мрея в полуденной дымке. Обшарпанные пятиэтажки посередке, частный сектор по краям…
Никогда не думал, что вернусь сюда, но вот — потянуло. В Липовцах я прожил всего один год — одна тысяча девятьсот семьдесят девятый. Ну, и восьмидесятый захватив.
Проучился в восьмом классе. Промучился… Дурак был.
Девочкам я понравился — и мальчиши́ дружно сплотились против «новенького». Шпыняли, приставали… А новичок, хоть и не убегал, но и сдачи не давал. Бубнил только: «Я тебя трогаю? Я ж тебя не трогаю…» Жил по завету кота Леопольда.