Страница 63 из 99
И тут барон подумал, что ему лучше всего в этом положении не врать, не кривить душой и не выкручиваться, а говорить всё, как есть; и он, подняв руку, произнёс:
— Я рыцарь Божий Иероним Фолькоф, милостью герцога Ребенрее владетель Эшбахта и барон фон Рабенбург, клянусь пред лицом Господа и своего сеньора, что ни пфеннига из этих четырёх тысяч талеров мне не досталось! Да и кажется мне, что никоих четырёх тысяч и не было. Вам, Ваше Высочество, положили записку с этой сумой, но упомянули ли в ней мои пушки? И что брал я с собой мушкетёров, что по стоимости не уступают кавалеристам. И то, что со мной была пехота из Эшбахта, а это лучшая пехота, что есть в ваших землях, и что стоит она дороже всякой другой наборной тут.
— Вздор! — воскликнул фон Эберт. — Ничем ваши солдаты не лучше прочих, да и мушкетёры ваши не так уж и всемогущи. Мушкетёры Эшбахта! Дутое имя, да и только.
— Дутое имя?! — возмутился Волков. — Отчего же тогда вы и маршал требовали от меня перед сражением две сотни моих стрелков отдать на левый фланг.
— Маршал? — курфюрст взглянул вдоль стола. — Вы просили у генерала фон Рабенбурга его стрелков?
— Я уже, признаться, и не помню о таких мелочах, — нехотя отвечал цу Коппенхаузен.
— Так и помнить о том вам нет нужды, — с улыбкой произнёс Волков, — мы можем о том прочитать в диспозиции, там всё записано, а если вы опять скажете, что я не выполнил данного мною обещания и вашего приказа, так мы можем спросить у генерала фон Эссена, я передал стрелков в его распоряжение.
— К сожалению, мы ничего не сможем спросить у генерала фон Эссена, — произнёс герцог с печалью в голосе, — вам, видимо, того не известно, барон, но генерал фон Эссен погиб при…, — герцог опять забыл место, у которого происходило сражение.
— При Гернсхайме, — напомнил ему его секретарь.
— Да-да, именно там он и погиб, — согласился курфюрст.
— Очень жаль, — сказал Волков, которому и вправду было жаль фон Эссена, — то был смелый воин и добрый человек. Царствие ему небесное.
Он перекрестился, и все присутствующие перекрестились следом за ним. Даже ненавидящий его епископ, и тот нехотя и небрежно осенил себя святым знамением. И, видя это, барон продолжил:
— Ваше Высочество, если в кошелях моих полковников и капитанов и осело какое-то серебро, то уж никак не четыре тысячи; за ними я, конечно, не пересчитываю, но думаю, что у них и двух не задержалось. И мне тех денег для этих офицеров не жалко. Ибо, Ваше Высочество, то лучшие офицеры, что имеются в вашем распоряжении.
— Лучшие?! — воскликнул присутствующий на совете полковник Геленс, командир гвардии герцога.
— У господина барона всё лучше, чем у других, — тут же поддержал коллегу язвительный фон Эберт.
— А с чего это вы решили, что ваши офицеры лучшие? — теперь обижался и сам цу Коппенхаузен.
— Господа! Господа! — повысил голос принц. — Прошу вас унять свои споры, вечно вы выясняете к делу и не к делу, чьи офицеры да чьи солдаты лучше. Не сейчас господа, не сейчас. Собрались мы не для того. Надобно нам решить совсем другое, — он поднял глаза на Волкова. — Генерал, всё, что я хотел услышать от вас, я услышал. Теперь прошу вас подождать в приёмной, пока мы принимаем решение.
— Как вам будет угодно, монсеньор, — барон низко поклонился герцогу, а потом ещё один раз всем иным сидящим за столом, затем развернулся и вышел из залы, почти не хромая.
«Пока мы принимаем решение!».
Он вышел из залы, в общем-то, в хорошем настроении. Или, лучше сказать, в боевом. Рассказ, да и поведение майора Пруффа были весьма красноречивыми свидетельствами в его пользу.
— Ну что? — спросил Карл Брюнхвальд, когда его офицеры обступили генерала. Карл был единственным, кто осмелился что-то спрашивать, все остальные господа были молчаливы и напряжены.
Волков же взглянул на артиллериста и произнёс, усмехаясь:
— Господин майор Пруфф утёр нос всем злопыхателем, а заодно и самому герцогу.
— Вот как? — восклицали офицеры. — Как вам это удалось, майор?
Пруфф выпрямил спину, расправил плечи и даже покраснел от удовольствия и внимания, а потом произнёс с пафосом:
— Нет ничего проще, господа, чем говорить правду. Будь перед вами хоть генерал, хоть сам герцог — говорите правду.
Рене даже похлопал его по плечу:
— Вы молодец, майор!
— Но в чем же нас обвиняют? — интересовался Дорфус.
— Как мы и думали, господа, меня обвиняют в неповиновении, из-за которого было проиграно сражение, — отвечал генерал. — Цу Коппенхаузен говорит, что я отказался передать ему пушки в центр, оттого он и проиграл сражение, но наш майор всё объяснил герцогу…
Тут Волков прервал свой рассказ, так как в приемную с балюстрады вошла она. То была графиня фон Мален. С нею была ещё одна дама и противный секретарь. Все, кто был в приёмной, сразу оборотились к ней, стали кланяться, а она лишь кивала им в ответ и улыбалась милостиво.
Голубое платье с белым кружевом, замысловатый головной убор, открытое лицо, уверенная походка женщины, которая находится тут вовсе не в гостях. Она шла к нему, издали протягивая руки:
— Братец мой, расскажите, как прошло это судилище? Закончилось ли? Или ещё нет?
Он тоже пошёл к ней навстречу, подошёл, взял за плечи, и Брунхильда чуть присела, чтобы он мог поцеловать её в лоб; после она поцеловала его в небритую щёку и снова спросила:
— Всё закончилось?
— Нет, Его Высочество ещё не принял решения.
— Пойду узнаю, о чем они там говорят. Потороплю, скажу, что желаю его видеть и что пора уже обедать, — сказала она, хитро улыбнувшись, и, шурша юбками, пошла к двери, и один из секретарей принца, чей стол был защитным бастионом в залу, не осмелился ей даже слова сказать, он лишь встал и поклонился графине, хотя всякого другого запросто остановил бы. Брунхильда, даже не взглянув на секретаря, сама отворила большую дверь и проскользнула в залу заседаний. Лишь юбка мелькнула в проёме.
Нет, всё-таки было в этой женщине что-то необыкновенное, что-то волшебное. Что-то такое, что распахивало перед ней любые двери, даже двери самых прекрасных дворцов. Что-то, что позволило деревенской потаскушке взлететь на самый верх и теперь своей собственной волей решать судьбы важных и знатных людей.
А он так и остался стоять в одиночестве и раздумьях отдельно от своих офицеров.
Видно, графиня и вправду была всесильна; не прошло и пяти минут, как дверь открылась, и молодой секретарь из рода Фезенклеверов сказал ему:
— Господин генерал, прошу вас пройти.