Страница 5 из 137
Климат Занзибара не из самых приятных в мире. Я часто слышал от американцев и европейцев самые неблагоприятные отзывы о нем; я был также свидетелем, как в один день почти половина белой колонии захворала. Мелкий Малагашский пролив распространяет весьма вредные испарения, а непроходимая грязь, дохлые собаки и всякого рода гниющие остатки, постоянно выбрасываемые на улицу, немало содействуют ухудшению санитарных условий Занзибара. Между тем, природа все сделала для его благосостояния; удивительно только, что люди не принимают никаких мер к его поддержанию. Занзибарская бухта имеет вид полумесяца, на юго-западной оконечности которого построен город. К восточной части города примыкает Малачалагашская лагуна, небольшой морской пролив, тянущийся на 250 ярдов позади мыса Шангани. Если прорезать это пространство каналом в 10 футов, то залив легко углубился бы, город Занзибар сам обратился бы в остров, и был бы тогда совершенством в санитарном отношении, Меня поразило то обстоятельство, что ни одному из иностранных консулов, имеющих пребывание в Занзибаре, не пришло в голову посоветовать султану осуществить подобный план и приобрести таким легким путем значительную популярность. Но по поводу этого случая я припоминаю слова, сказанные мне капитаном Вэббом, американским консулом, когда вскоре после моего первого приезда, я выразил ему свое удивление по поводу апатии и бездействия людей, одаренных неутомимою энергиею, людей, проникнутых прогрессивными и подвижными инстинктами белой расы, которые, однако, потеряли здесь всю свойственную им энергию, обратились в каких то болезненных ипохондриков и считают убийственный характер здешнего климата чем-то предопределенным свыше. «О», заметил мне капитан Вэбб «хорошо вам говорить об энергии и тому подобных вещах, но я уверяю вас, что, пробив на этом острове четыре или пять лет, среди здешнего народа, вы убедитесь, как бесполезно противустоять влиянию, примера, действующего на самые энергические личности, влиянию, которому рано иди поздно приходится подчиниться. Все мы были вначале чрезвычайно энергичны и вели упорную борьбу, желая здесь все устроить как у нас на родине. Но мы убедились, что мы бесцельно колотим головою о гранитную стену. Что ни делайте с этим народом — арабами, банианами и индусами, вы не заставите их изменить своих привычек, и под конец убедитесь, что вы предприняли безумную борьбу. Будьте терпеливы и не сокрушайтесь, вот вам мой совет, иначе вы долго здесь не проживете».
Однако я знал в Занзибаре трех или четырех чрезвычайно деятельных людей, которые весь день посвящали неусыпному труду. Мне и теперь слышатся быстрые шаги по мостовой одного американца, весело приветствующего каждого встречного; а он прожил в Занзибаре двенадцать лет. Я знал также одного энергичного шотландца, самого любезного и милого человека в мире, проведшего в Занзибаре несколько лет, неутомимо боровшегося как с бесплодностию возложенного на него поручения так и со зноем, и скукою Занзибарского климата. Никто не упрекнет в апатичности капитана Фрезера, служившего прежде в индейском флоте.
Мне нетрудно было бы привести и другие примеры энергических личностей, но все они принадлежат к числу моих хороших друзей. Американцы, англичане, немцы и французы были крайне приветливы ко мне, и я не забуду о их гостеприимстве. Трудно найти где-либо в мире более гостеприимную колонию европейцев.
В обширном высоком доме, с одною из самых оригинальных колоколен, расположенном на мысе Шангани, удобно поместился епископ Тозер, с своими учениками, певчими и своею паствою. Епископ, именующий себя «епископом-миссионером центральной Африки», принадлежит к числу самых учтивых людей, каких я только знаю. Он получил, сколько мне известно, прозвище «дерущийся священник», и вот по какому случаю, как мне говорили. По дороге в церковь на него напали как то несколько негодяев; он разделался с одним из них боксом, и предложил удовлетворить тем же путем и других, на что последние, однако, не согласились. Такой подвиг епископа Тозера обратил волков в агнцев и доставил ему сан епископа и выгодную синекуру.
Епископ в его пурпуровой мантии и с громким титулом «Епископ-миссионер центральной Африки» (я до сих пор не могу сообразить, почему ему дан такой титул) достиг всего, чего может желать священник, и потому несказанно счастлив. Но прелат в пурпуровой мантии и в одном из самых странных головных уборов, шествующий по улицам Занзибара или торгующийся на рынке, представляет крайне смешную фигуру. Я как человек белой расы торжественно протестую против подобной нелепости. Такую же смешную фигуру представляет дагомейский король в европейской шляпе и совершенно нагой, с важным видом гуляющий в этом странном уборе. Что бы ни думал епископ в своей блаженной невинности о впечатлении, производимом им на души язычников, но я могу его уверить, что для поселившихся в Унианиембэ арабов и вангванов он крайне смешен; да того же мнения и его бледнолицые братья.
Бедный, милый епископ Тозер! А я любил бы и удивлялся бы тебе, если бы ты не позволял себе подобных причуд в городе, подобном Занзибару.
Французские миссионеры приступили к делу весьма практически. Они стараются не только внушить своим многочисленным питомцам правила веры, но и сообщить им практические познания. Они обучают своих юных питомцев различным ремеслам; из них выходят земледельцы, плотники, кузнецы и т.д. У них много способных и трудолюбивых учителей; стоит взглянуть на их магазины в Занзибаре. В Багамойо, на материке, их миссионерская станция устроена на большую ногу. Принадлежащая к ней ферма, обрабатываемая юными воспитанниками, представляет образец совершенства; добываемые на ней продукты с избытком удовлетворяют всем потребностям учреждения. Число воспитанников и новообращенных превышает двести человек.
ГЛАВА II
ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ЭКСПЕДИЦИИ
Организация экспедиции. — Затруднения, встреченные мною в собрании необходимых сведений. — Ко мне поступают на службу Шау и Фаркугар. — Мбарак Бомбай. — Посещение султанского дворца. — Любезность и характер султана.
Я был совершенно незнаком со внутренней Африкой, и крайне затруднялся вначале приготовлениями к экспедиции в центральную Африку. А между тем время было дорого, и много его нельзя было тратить на подготовительные исследования и справки. Чего бы я кажется не дал, если бы встретил у Буртона, Спика или Гранта главу под названием «как устроить экспедицию в центральную Африку». Настоящая глава и имеет целью представить будущим путешественникам результаты моей опытности.
Ворочаясь ночью на постели, я задавал себе вопросы: сколько понадобится денег? сколько понадобится pagazis или носильщиков? сколько солдат? сколько и какого рода тканей для различных племен? сколько бус? сколько проволоки?. Но сколько я ни задавал себе вопросов, я ни на волос не приближался к желаемой цели. Я исписал несколько десятков листов бумаги различными вычислениями предстоявших мне расходов. Я внимательно изучал Буртона, Спика и Гранта, но все напрасно. Я извлек из них известный запас географических, этнографических и других сведений, необходимых для изучения внутренней Африки, но ни в одной книге я не мог найти сведений об устройстве экспедиции, вроде предпринимаемой мною. Я с ожесточением швырнул книги на пол. Занзибарские европейцы точно также не могли сообщить мне никаких полезных сведений. Ни один из них не мог мне сказать, чего мне будет стоить прокормление ста человек конвоя. Да и каким образом, в самом деле, им было знать это. Но от этого мне было не легче.
III. Шау и Фаркугар — спутники Стэнли.
Я решил, что лучше всего отыскать араба, торгующего слоновою костью или только что вернувшегося из внутренней Африки.
Шейх Гашид пользовался известностью и богатством в Занзибаре. Ему не раз приходилось посылать караваны во внутренность страны, и потому он должен был знать главных промышленников, являвшихся к нему в дом поболтать о своих приключениях и барышах. Ему принадлежал также обширный дом, занимаемый капитаном Вэббом. Таким образом шейх Гашид мог быть мне весьма полезен, и потому я пригласил его к себе в консульство.