Страница 9 из 15
Главным контингентом фабричных на этой мануфактуре были воспитанники и воспитанницы воспитательного дома. Проезжая мимо Охты, экскурсант должен вспомнить о крепостных людях, принадлежавших не частным лицам, а казенным учреждениям, отдельным ведомствам — в данном случае морскому ведомству. Нынешний Обуховский завод, прежняя Александровская мануфактура познакомит с другою уродливостью нашей прежней жизни — с крепостными из воспитательного дома. Число подкидышей, приносимых в воспитательный дом, все увеличивалось и увеличивалось, власти недоумевали, как быть с этими несчастненькими, как звал русский народ незаконнорожденных, и в конце-концов пришли к такому выводу — воспитанники воспитательного дома могут из себя представить даровую силу, помощью которой можно добиться прогресса российской промышленности; для этого нужно этих воспитанников, когда они выйдут из детского возраста и смогут работать, приучать к мануфактурной работе, следует их учить стать работниками и работницами. И для этого-то устроили только-что нами описанную Александровскую мануфактуру, на нее отсылали воспитанников воспитательного дома и здесь-то они должны были учиться и работать. В это время здания этой мануфактуры представляли почти равносторонний четырехугольник, построенный, однако ж, в разное время и по разным планам. В переднем или западном углу этого четырехугольника находилось посредине главное крыльцо, церковь, рекреационное зало и большая чертежная, направо приемная и классы, налево столовая для питомцев и правление, внизу кухня и кладовые. В северном боку, лежащем вдоль самого берега Невы, помещались уточная, т.е. мастерская, где пряли бумажную пряжу, употребляемую на уток, также временная промывальня для льняной пряжи и красильня. В южном боку находились бумажно-основная прядильня, механическая, где изготовлялись и поправлялись машины, карточная (где изготовлялись карты), о них речь будет ниже), бердная, кардная и кожевенная. Восточный бок занимался льнопрядильною и парусно-ткацкой. На обширном и примерно чистом дворе находились так называемый большой дом, бывшая дача Вяземского, где помещены спальни воспитанников, небольшое строение, занимаемое магазином готовых вещей и ткацкою столового белья. У северо-западного угла этого двора находилось небольшое строение, где добывался газ для освещения всей фабрики. К юго-восточному углу примыкал обширный каменный лазарет питомцев, а с юго-западным соединялся сад воспитанниц и большое каменное здание, где заключали спальни последних. От лазарета до самой Невы, огибая фабрику, лежали дома, в коих жили чиновники, женатые воспитанники и мастеровые; казармы трех инвалидных рот, расположенных при мануфактуре с лазаретом их и церковью, лежали за восточным боком. Как видим из этого описания, это был целый городок, при устройстве которого былая усадьба князя Вяземского подверглась большому изменению.
При этой мануфактуре, как мы и указывали выше, существовала и фабрика карт. Карты признавались у нас в России издавна за большое зло, с которым необходимо бороться. «Понеже указом дяди нашего блаженной и вечной памяти достойного государя императора Петра I в прошлом 1717 году в народ опубликовано было, дабы никому в деньги не играть под тройным штрафом, обретающихся денег в игре; а ныне нам известно учинилось, что не токмо по тому указу такая богомерзкая игра не пресеклась, но многие компаниями и в партикулярных домах как в карты, так в кости и другие игры проигрывают деньги, пожитки, людей, деревни свои, от чего не только в крайнее убожество и разорение приходят, но и в самый тяжкий грех впадают и души свои в конечную погибель приводят» — так убеждал российских картежников указ от 23 января 1733 года. «А наше по ревности закона Божия Всемилостивейшее намерение и соизволение в том состоит, дабы такие богомерзкие и вредительные игры, конечно, пресечены были. Того ради Высочайше повелеваем по всей нашей Всероссийской империи публиковать в народ печатные указы, чтоб никто из наших верных подданных, съезжаясь в партикулярных и вольных домах, как в деньги, так и на пожитки, дворы и деревни и на людей ни в какую игру отнюдь не играли, а ежели кто и за сим нашим Всемилостивейшим указом и запрещением такие богомерзкие промерзости чинить будет, таковых повелеваем жестоко штрафовать, а именно за первое преступление по вышеописанному указу 1717 года тройным взятием обретающихся денег и прочего в игре, из чего давать объявившему о том треть, а две доли на госпитали, будь же кто во оном преступлении явится вторично, таковых сверх оного взять, офицеров и прочих знатных людей сажать в тюрьму на месяц, а подлых бить батогами нещадно, а за третье преступление, сверх взятия денежного, оное наказание умножить вдвое, а кто уже затем пойман будет, с таковым поступать жестоко, смотря по важности дела, и того смотреть во всех поместиях и в городах губернаторам и воеводам, а в армии нашей главным командирам, чтоб сей указ везде исполняем был неотложно».
Как видим, указ очень характерен. Прежде всего он как бы заранее примиряется с тем обстоятельством, что его не будут исполнять, и сразу же приводит наказания за четырехкратное нарушение этого указа. Далее, небезынтересно и стремление подействовать указанием и гнева Божия — картежники «души свои в конечную погибель приводят». Но, конечно, и этот указ, как и выпущенный Петром I в 1717 году, не оказывал влияния на не только прекращение, но и на уменьшение карточной игры и в 1832 году, т.е. почти через сто лет император Николай I должен был констатировать, «что Мы с прискорбием видим, что в империи нашей, с одной стороны, пагубная страсть к запрещенной игре, а с другой — алчность к приобретению чужой собственности, оным постыдным образом удовлетворяемая, не перестают по временам являть и новые жертвы и новых нарушителей государственных постановлений. Обращая попечения наши к устроению благосостояния любезных верноподданных наших на прочном основании, Мы убедились, что азартная игра, в одно мгновение отъемлющая достояние у семейств, многочисленными трудами приобретенное, и передающая оное людям, своими поступками позор общества составляющим, есть нравственная зараза, в благоустроенном государстве никогда и ни под каким видом не терпимая». — За таким обращением к уму и сердцу своих верноподданных следовали указания гражданским начальствам «не допущать» и «пресекать».
В более близкое к нам время «Высочайшие указы и повеления» заменились распоряжениями министра внутренних дел, а иногда и даже низших полицейских агентов, причем, конечно, о спасении души и о богомерзости карточной игры не говорилось, а просто-напросто та или иная игра изгонялась из клубов и преследовались тайные игорные приюты. Но Высочайшая власть, издавая, с одной стороны, строжайшие указы против карточной игры, с другой стороны, принимала горячее участие в этой карточной игре, таким образом сама себе противоречила, а императрица Екатерина II указом 22 ноября 1779 года еще сильнее подчеркнула это противоречие. До вышеупомянутого указа карты считались всего-навсего одним из видов мануфактуры и как таковые подвергались известному сбору, который производила мануфактур-коллегия. Но после указа 1779 года сбор с карт перешел в ведение воспитательного дома, карты, или вернее суммы, получаемые за продажу карт, должны были быть одной из статей дохода, на который и существовал воспитательный дом; таким образом одно из симпатичных благотворительных учреждений должно было содержаться на грязные деньги, на деньги, получаемые с продажи карт, которые, или игра в которые, преследовалась законодательством.
Весьма понятно, что при таком противоречии карательные меры не приносили никакого успеха — при Елизавете Петровне в залах ее дворца расставлялись игральные столы, так называемые ломберные, потому что на них играли в карточную игру «Ломбер», и придворные дамы, не только кавалеры, просиживали всю ночь до утра; Екатерина II с своими приближенными играла в карты на «бриллианты», перед каждым игроком ставилась фарфоровая тарелочка или ящичек, в котором находились мелкие бриллианты; воспитатель Павла Петровича под 19 февраля 1765 года заносит: «пришел его превосходительство Никита Иванович (Панин). Показывал нам его превосходительство карточную игру, «берлан» называемую: государь тотчас понял ее и играли мы более часу»; Александр I, издав указ «об истреблении непозволительных карточных игр», в котором, между прочим, было сказано, что «толпа бесчестных хищников, с хладнокровием обдумав разорение целых фамилий, одним ударом исторгает из рук неопытных юношей достояние предков, веками службы и трудов уготованное», получил следующий ответ от своего приближенного Левашева, продолжавшего играть в азартные игры. Государь его спросил: «Я слышал, что ты играешь в азартные игры?» — Играю, государь, — отвечал Левашев. — «Да разве ты не читал указа, данного мною против игроков?» — Читал, ваше величество, — возразил Левашев, — но этот указ до меня не относится: он обнародован в предосторожности неопытных юношей, а самому младшему играющему со мною пятьдесят лет.