Страница 10 из 15
Первое время карты выписывались из-за границы — «в деревянном гостином дворе в овощной линии в лавке № 54 продаются карты, называемые Кемпи, каждая игра по 50 коп.» — так было в 1761 году, а в 1769 году «на бирже у тульского купца Пастухова в амбаре № 54 продаются молотковые (sic?) иностранные карты, лучшей доброты, ящиками от 100 до 120 дюжин в ящике»; затем в средние 70-ых годов XVIII века стали устраиваться в Петербурге фабрики — «в Шаровом доме против шелковых лавок заводится (1775 г.) новая карточная фабрика, желающие карты иметь могут получать на оной фабрике лучшие против прочих и дешевою ценою». Фабрики эти существовали до 1819 г., когда они были закрыты и взамен их основана на Александровской мануфактуре карточная фабрика воспитательного дома, затем перешедшая в ведение учреждений ведомства императрицы Марии и состоящая под главным управлением одного из почетных опекунов.
«Карты — зло», говорило правительство и издавало указы против карточной игры, но ведь от карт громадный доход, в одном 1893 году было выделано 980 тысяч колод, и карточная фабрика берется в казну и управлять этой фабрикой поручается лицу, стоящему на высшей ступени иерархической лестницы! В этом противоречии никто не замечал чего-нибудь странного, оно казалось вполне естественным, ведь и пьянство было грех, пьяница должен был попасть в ад, а продажа водки была в руках правительства, существовала государственная монополия.
«Вот отчет Александровской мануфактуры, — писал фельетонист 1833 года, — посмотрите, Александровская мануфактура выделывает ежегодно 145 000 дюжин колод разного разбора, считая каждую дюжину круглым числом по 10 р., найдем мы, что всякий год карты нам стоят 1 450 000 р. Что, если б эту сумму мы ежегодно обращали на покупку хороших книг, на распространенно наших познаний? Но это не все: 1 450 000 р. есть только сумма, которую получает мануфактура за оптовую продажу карт: нам они обходятся гораздо дороже. Мы платим лакеям по 5 р. за всякую пару колод, следовательно, по 30 рублей дюжина. Поэтому карты нам стоят не 1 450 000 р., а 4 350 000 р. С этой суммы следует, однако, скинуть 350 000 р. на тех, которые уходят, не заплатив за карты, и обманывают лакеев, хотя есть великодушные люди, которые платят лакеям по 25 рублей за 2 колоды, все-таки карты лишают нас в год 4 миллионов наличного капитала. Далее… 2 колодами можно играть 3 часа, в губернских городах ими играют и по 10 часов, но мы положим умеренно, средним числом, 3 часа. Итак, чтобы сыграть 145 000 дюжин, потребуется 2 610 000 человек. Считая рабочий день в 12 часов и рабочий год в 360 дней, находим, что в течение года теряем мы за картами 725 лет. По моему исчислению, Петербург был бы засыпан прошлогодними картами по самый корабль, вертящийся на Адмиралтейском шпиле с одной стороны от пулковской городьбы до харчевин, что на Парголовской дороге, а с другой — от Охты до самого моря».
Карточная фабрика существовала вплоть до последнего времени, все же остальные заведения Александровской мануфактуры, как положим и должно было ожидать, просуществовали лишь до падения крепостного права. Лишившись дарового труда, эти своеобразные крепостные фабричные учреждения должны были ликвидировать свою деятельность, и в 1863 году земли и постройки Александровской мануфактуры перешли сначала к частному лицу Обухову, который и основал здесь Обуховский завод, этот завод потом перешел в ведение морского министерства.
С этим заводом, очень интересным и любопытным в техническом отношении, связано следующее политическое воспоминание.
7 мая 1901 года около 2 часов дня — так читаем мы в обвинительном акте по знаменитому Обуховскому делу — последняя часть рабочих, вернувшихся после обеденного перерыва во двор Обуховского сталелитейного завода для продолжения работ, всего около 150 человек, не расходилась по мастерским, а начала производить шум, на который стали выходить рабочие из ближайших мастерских. В виду возникшего на дворе завода шума, туда прибыл сперва помощник начальника завода подполковник Иванов, а вслед за ним уволенный уже в командировку, но не уехавший еще начальник завода генерал-майор Власьев. Толпа рабочих, — подчеркивает обвинительный акт, — вела себя в это время крайне неприлично, шумела и кричала: «Долой капиталистов»! «Нам нужна свобода!» «Отечество наше там, где хлеб!» и требовала немедленного прекращения работ на заводе.
На предложение начальника завода Власьева, в виду невозможности говорить со всею толпою, избрать из своей среды уполномоченных, которых он готов выслушать, — из толпы послышались возгласы: «Мы знаем, уполномоченных наших вы заморите потом в тюрьмах!» А затем, после заявления Власьева, что он ручается, что с ними ничего не будет сделано — из толпы выделились трое или четверо рабочих, объявивших, что они требуют:
1. Введения восьмичасового дня.
2. Уничтожения ночных работ.
3. Увеличения заработной платы.
4. Установления празднования 1 мая.
5. Прощения и возвращения рабочих, уволенных за прогул 1 мая.
6. Удаления подполковника Иванова.
Дальше обвинительный акт прямо великолепен: «объяснив рабочим нелепость некоторых их требований (каких, к сожалению, в акте не указано), генерал-майор Власьев обещал заняться по возвращении из командировки улаживанием справедливой части их требований и предложил им разойтись по мастерским и уехал в Петербург. Между тем, рабочие, проникшие в мастерские, стали угрозами требовать прекращения работ и подстрекать продолжавших работы к самовольной остановке таковых. Вскоре подполковник Иванов, находясь в конторе завода, услыхал, что в миночной и станочной мастерских вновь стали шуметь, причем вскоре раздался самовольно произведенный тревожный гудок об окончании работ. Выйдя на двор завода, Иванов застал там уже тысячную толпу, сильно возбужденную, и, чтобы предупредить возможность серьезных последствий для завода, крикнул, чтоб рабочие выбирали одно из двух: «или по работам» или «по домам». Тогда вся толпа, выйдя из завода с гиканием и криком ура, направилась на Шлиссельбургский проспект. В виду угрожающего для безопасности Обуховского завода настроения тысячной толпы рабочих, оставившей завод и образовавшей с примкнувшими к ней на Шлиссельбургском проспекте посторонними лицами публичное скопище (что за прелесть это определение — публичного скопища!?), подполковник Иванов (как видно, рабочие вполне основательно домогались его удаления), опасаясь за целость завода, дал знать о возникшем волнении в местный полицейский участок, откуда было сообщено и полицмейстеру III отделения С.-Петербурга. Полицмейстер прибыл тотчас по уведомлению в село Александровское в сопровождении эскадрона жандармов, 52 пеших и 19 конных городовых, застал около Обуховского завода скопище большого количества народа, преимущественно рабочих, которые, выйдя с завода, шли более или менее значительными группами. В общем толпа держала себя сначала спокойно и все, по удостоверению полицмейстера, ограничивалось тем, что в той или другой группе раздавались свист, громкие крики и ура. Вскоре, однако же, настроение толпы сделалось более возбужденным, она стала вести себя вызывающим образом (из дальнейших выписок из обвинительного акта ясно, что возбудила толпу сама же полиция). На неоднократное предложение полицейских чинов разойтись, из толпы послышались крики, что они, рабочие, находятся у себя дома и не намерены уходить. Когда затем около 6 часов вечера окончились работы на карточной фабрике и на Александровском заводе, то рабочие этой фабрики и завода и другие посторонние лица (ох эти «посторонние лица» былых обвинительных актов, в них-то и заключалось все зло) присоединились на Шлиссельбургском проспекте к буйствовавшим там лицам, образовав скопище народа в несколько тысяч, часть какового направилась к шлагбаумам, ограждающим проезд узкоколейной железной дороги через Шлиссельбургский проспект, овладела ими и, опустив их, прекратила всякое движение по проспекту конки и полицейских чинов. В виду этого полицмейстер приказал штабс-капитану полицейского резерва Страховичу занять шлагбаум для освобождения проезда. Лишь только Страхович подошел к шлагбаумам, как на бывший в его распоряжении наряд полиции набросилась толпа, сбила с ног находящегося с ним городового и рассеяла остальных, самого же Страховича схватили и хотели втащить в толпу, но в это время на помощь ему подоспел взвод жандармов и конно-полицейской стражи, который оттеснил нападавшую толпу, причем некоторая часть последней скрылась во дворе флигелей карточной фабрики, заперев и забаррикадировав изнутри ворота и калитки. Вскоре после этого и сам полицмейстер отправился к вышеупомянутым шлагбаумам, причем, как только он поравнялся с забором, ограждавшим двор у флигелей карточной фабрики, на него и сопровождавших его полицейских чинов посыпался из-за забора град камней. Полицмейстер приказал городовым выломать забаррикадированные калитки и проникнуть во двор, но это распоряжение не могло быть исполнено, так как, в виду сыпавшихся на полицейских чинов со всех сторон булыжников, они должны были отступить. Тогда, с целью попугать буйствовавших, по приказанию полицмейстера, городовыми было произведено по два выстрела (а всех городовых было 71, следовательно, выстрелов было сделано до 150) в забор флигелей карточной фабрики. Вследствие безвредности этих выстрелов толпа, засевшая во дворе упомянутых флигелей, еще с большей смелостью стала осыпать полицию градом камней. По прибытии на Обуховский завод полицмейстер застал страшную панику, и временно управляющей заводом подполковник Иванов, заявив полицмейстеру, что опасается нападения со стороны рабочих на завод, предложил воспользоваться имеющейся при заводе командой матросов. По прибытии на завод с противоположного берега Невы флотской команды в количестве 20 человек, эта команда была выставлена в переулке против буйствовавшей толпы, и в это же время в нее посыпались каменья. Тогда находившийся тут же пристав разрешил стрелять в толпу. Предупреждения об этом сделано не было (как и обыкновенно в таких случаях), но когда морской командой был произведен первый залп, не имевший никаких последствий, тогда толпа разразилась хохотом и с криком ура засыпала матросов камнями. Вслед за сим команда была раздвинута по проспекту и в толпу даны были следующие два (так говорится в обвинительном акте, все бывшие на происшествии утверждали, что залпов было гораздо больше) залпа боевыми снарядами, после чего толпа рассеялась».