Страница 8 из 130
Проследим вкратце за историей гильотины. Прежде чем гильотина восторжествовала над своими противниками, ей, как и всем новым изобретениям, пришлось преодолеть много трудностей.
Гильотина — ибо название, которое дал ей в своей песенке бедняга Сюло, главный редактор газеты «Деяния апостолов», за ней сохранилось, — гильотина, повторяем, вовсе не была изобретением г-на Гильотена, и, если бы история Средних веков представала в сознании его критиков образца 1790 года такой же, какой она представляется его критикам образца 1850 года, г-на Гильотена безусловно обвинили бы в плагиате.
Что поделать! Каким бы богатым ни было воображение человека, ему трудно не позаимствовать что-либо у воображения его предшественников, а люди всегда были необычайно изобретательны по части орудий смертной казни.
Нечто похожее на гильотину обнаруживают в Шотландии, Германии, а прежде всего в Италии, где история орудия казни под названием ma
Маршал де Монморанси, этот достославный мятежник, узнанный его врагами, ибо, после того как он поверг шестерых из них, у него еще достало сил убить седьмого, маршал де Монморанси был казнен в Тулузе с помощью машины, которая, если верить Пюисегюру, имела большое сходство с изобретением доктора Гильотена.
«В этих краях, — говорит историк, — используется бочарный топор, помещенный между двумя деревянными столбами; когда голова ложится на колоду, веревку отпускают, топор падает и отделяет голову от тела».
Заметим, что лишь 3 июня 1791 года, то есть за восемнадцать дней до бегства короля, машина г-на Гильотена была окончательно одобрена Национальным собранием.
Вот текст этого указа:
«Статья I. Наказания, к которым могут быть приговорены обвиняемые, признанные судом виновными, таковы:
смертная казнь,
кандалы,
заключение в тюремный замок,
одиночное заключение,
содержание под стражей,
изгнание,
поражение в правах,
выставление к позорному столбу.
Статья II. Смертная казнь должна состоять исключительно в лишении жизни, и никаких пыток по отношению к осужденным применять нельзя.
Статья III. Всех осужденных на смерть должны обезглавливать».
В тот момент, когда Национальное собрание приняло решение о том, что всякого осужденного на смерть следует обезглавливать, машине доктора Гильотена был обеспечен триумф.
Четвертого июня Национальное собрание отняло у короля право помилования.
Но это было еще не все: прошло голосование по вопросу смертной казни.
Осужденному на смерть следовало отсекать голову.
Отсечение головы следовало производить с помощью машины доктора Гильотена.
Осталось изготовить такую машину и испытать ее.
При всей приверженности человеколюбивого врача к своему изобретению и при всем его доверии к такому роду казни он не мог испытать эту машину на себе.
Тем не менее испытать ее было необходимо.
И вот что он придумал.
Однако, дабы наши читатели стали свидетелями задуманного зрелища, нам следует впустить их в один из дворов Бисетра.
Впустим мы их туда, если они этого пожелают, 17 апреля 1792 года.
Теперь семь часов утра. Капает мелкий дождик, а тем временем пять или шесть плотников, которыми руководит мастер, сооружают в этом дворе какую-то машину незнакомой и странной формы.
Это была деревянная площадка, на которой высились два столба высотой в десять-двенадцать футов.
Столбы были снабжены пазами, по которым, стоило только открыть некую пружинную защелку, скользил и свободно падал вниз под действием собственного веса, многократно увеличенного дополнительным грузом, резак в виде полумесяца.
Между столбами было устроено небольшое раздвижное окошко; две створки окошка, сквозь которое человек мог просунуть голову, соединялись, кольцом охватывая ему шею.
Кроме того, там имелась откидная доска, которая в нужный момент могла мгновенно занять горизонтальное положение на уровне этого окошка.
Взглянув на забранные решетками оконные проемы, пробитые в четырех стенах, образующих этот двор, можно было увидеть бледные и встревоженные лица нескольких зрителей, чьи взоры были устремлены на все еще сооружавшуюся машину.
То были узники, разбуженные ударами молотка.
В тюрьме сон у заключенных некрепкий, и теперь они глядели в окна, пытаясь понять, что за неожиданное событие готовится в этом дворе.
Во двор один за другим вошли несколько человек и, невзирая на начавшийся дождь, стали с любопытством разглядывать строившуюся машину.
Среди них выделялись прежде всего доктор Филипп Пинель и знаменитый Кабанис, на чьих руках за две недели до этого скончался Мирабо.
Присутствующие, само собой разумеется, попросили разъяснений у плотничьего мастера, которого звали Гидон, и он, следует сказать, поспешил дать эти разъяснения, проявляя отменную вежливость.
Метр Гидон старательно разъяснил достоинства машины, к которой он явно питал особое расположение и которую со смехом называл барышней, поскольку, по его словам, она была девственницей.
В углу двора особняком держалась другая группа, состоявшая из четырех человек.
Они были очень скромно одеты, и на волосах у них не было пудры.
Главным среди этих четырех человек выглядел господин лет пятидесяти или пятидесяти пяти, высокого роста, с доброжелательной улыбкой и открытым лицом.
Звали его Шарль Луи Сансон. Он родился 15 февраля 1738 года и с двадцати лет, вначале под руководством своего отца, исполнял обязанности парижского палача.
Тремя другими были его сын и два подручных.
Присутствие господина Парижского, как называли тогда заплечного мастера департамента Сены[1], наделяло страшным красноречием вышеупомянутую машину, которая с этого времени говорила без всяких подсказок.
Итак, как было сказано, палач, его сын и два помощника составляли отдельную группу, никоим образом не смешивавшуюся с другими присутствующими.
Около восьми часов утра у решетчатой ограды появились два человека, перед которыми ворота распахнулись.
Один из них, лет семидесяти, бледный, страдающий болезнью, от которой ему предстояло вскоре умереть, был доктор Луи, дежурный врач короля.
Другой — изобретатель достославной машины, гражданин Жозеф Игнас Гильотен.
Они оба подошли к плотникам: Луи — медленно, а Гильотен — с живостью, составлявшей приметную сторону его личности.
Гильотен, явно восхищенный тем, как метр Гидон воплотил его замысел, поинтересовался у мастера, сколько может стоить такое орудие.
— Сказать по чести, — ответил Гидон, клявшийся так всегда, — я не могу отдать его дешевле, чем за пять тысяч пятьсот франков.
— Ого! — воскликнул Гильотен, несколько ошеломленный такой суммой. — Мне кажется, что это дороговато.
— Так ведь это не такое изделие, как все прочие, — ответил Гидон.
— И в чем же отличие этого изделия от прочих?
— Сказать по чести, такого рода работы вызывают у рабочих отвращение.
— Надо же, — подойдя к доктору Луи, промолвил один из присутствующих, — а вот у меня на примете есть мастер, неделю тому назад предложивший мне соорудить точно такую же машину за шестьсот франков.
Гильотина упала в цене: какой-то человек отыскал гильотину, стоившую на четыре тысячи девятьсот франков дешевле, чем у метра Гидона, — от такого не следовало отказываться.
Этот человек, гражданин Жиро, был архитектором города Парижа.
Как нетрудно понять, между метром Гидоном и гражданином Жиро завязался весьма горячий спор.
Тем временем в ворота постучали, и во двор впустили небольшую ручную тележку.
— О, вот это мы и ждали! — радостно воскликнул доктор Гильотен.
В тележке лежали три мешка, а в каждом мешке было по трупу, присланному управлением богаделен.
Палач, его сын и два помощника завладели одним из этих трупов и уложили его на откидную доску гильотины.