Страница 56 из 130
Первым важным шагом нового кабинета министров стало объявление войны Австрии.
Двадцатого апреля Людовик XVI явился в Законодательное собрание, сопровождаемый всеми своими министрами.
— Господа! Я пришел в Национальную ассамблею ради одного из важнейших вопросов, на которые должно быть обращено внимание представителей нации, — заявил он. — Сейчас министр иностранных дел зачитает вам подготовленный в моем совете доклад о нашем политическом положении.
Доклад этот вел к объявлению войны королю Богемии и Венгрии, Францу II. Франц II, наш современник, которого все мы знаем и который наследовал Леопольду II, тогда еще не был императором.
Новость об объявлении войны Австрии была с радостью встречена Законодательным собранием и с воодушевлением воспринята Францией.
Законодательное собрание проголосовало за объявление войны единогласно.
Изучив реестры департаментов, выяснили, что выступить против врага записалось шестьсот пятьдесят тысяч граждан.
Это стало еще одним поражением Робеспьера. Робеспьер был против войны, ибо война лишала популярности одних и наделяла ею других.
Всем известно имя Ганнибала, пытавшегося завоевать Италию, но никто не знает имен тех карфагенских сенаторов, которые отказались предоставить ему средства для того, чтобы он завершил это завоевание, и заявили:
— Если он победил, помощь ему не нужна; если он побежден, пусть возвращается.
Робеспьер был против раздачи пик народу, означавшей равенство людей в отношении оружия. Он выступал против красного колпака, носимого всеми и устанавливавшего равенство людей в отношении костюма.
На этот раз Робеспьер тянул общественное мнение в одну сторону, а Франция, в лице жирондистского правительства, — в другую. И Франция одержала над ним верх.
Время вербовки волонтеров стало великой эпохой в истории страны. Когда старший брат уходил на военную службу, младшие братья цеплялись за фалды его куртки и хотели уйти вместе с ним; жена говорила мужу:
— Иди; вот вернешься, и будет у нас счастье!
Невеста говорила жениху:
— Иди; сначала победа, потом любовь!
Франция в 1792 году была уже не только Францией: своими нравственными принципами она внушала симпатию другим народам.
Франция была в это время сердцем Европы.
И потому начиная с этого момента события будут стремительно следовать одно за другим; мы находимся на склоне, который ведет к 10 августа, и каждый истекший день делает этот склон все круче.
Первого марта, как мы уже говорили, Леопольд II умирает и ему наследует его сын Франц II; именно ему мы только что объявили войну.
Шестнадцатого марта Густава III убивают на балу. Ему наследует его сын Густав IV.
Двадцатого апреля мы объявляем войну Австрии.
Во Франции в это время существуют четыре политические партии:
абсолютные роялисты,
конституционные роялисты,
республиканцы,
анархисты.
Абсолютные роялисты не имеют внутри Франции явных вождей; за границей таковыми являются граф Прованский, граф д’Артуа, принц де Конде и герцог Карл Лотарингский.
Вождями партии конституционалистов являются Лафайет, Байи, Барнав, Ламет, Дюпор.
Вождями партии республиканцев являются Бриссо, Верньо, Гаде, Петион, Ролан, Инар, Кондорсе, Кутон.
Вождями анархистов являются Марат, Дантон, Камиль Демулен, Эбер, Лежандр, Сантер, Фабр д'Эглантин, Колло д’Эрбуа.
Робеспьер снова уходит в тень: он выжидает.
И вот в это самое время, словно для того чтобы возбудить еще большую взаимную ненависть партий, Законодательное собрание принимает правосудное решение, которое заставит немало перьев приняться за работу и немало сабель выйти из ножен.
Собрание снимает обвинение с несчастных водуазских солдат из полка Шатовьё, взбунтовавшихся в Нанси, и выпускает их с каторги.
Они приезжают в Париж и являются в Законодательное собрание, которое колеблется, не зная, стоит ли их принять.
Молодой депутат Гувьон поднимается и говорит:
— Нельзя заставить меня смотреть в глаза убийцам моего брата!
Его брат, национальный гвардеец, был убит в Нанси.
Гувьон встает и уходит.
После двух спорных голосований Законодательное собрание заявляет, что бывшие каторжники будут допущены в зал заседаний.
Трибуны взрываются аплодисментами; депутаты распределяют между собой как реликвии кандалы, которые носили солдаты, и, ядра, которые они волочили за собой, а Гоншон, этот Демосфен предместья Сент-Антуан, Фемистоклом которого был Сантер, заявляет, что, поскольку Законодательное собрание рассудило столь справедливо, оно получит поддержку со стороны предместья Сент-Антуан и что десять тысяч пик, которые там выковали, послужат для защиты Собрания и защиты законов.
Затем депутаты принимают указ о проведении праздника Свободы, героями которого будут швейцарские солдаты.
А что предпринимает во время всех этих событий королевский двор?
Королевский двор тревожно выжидает; он понимает, что любая военная неудача, которая позволит эмигрантам хоть на один шаг приблизиться к Франции, вызовет направленный против него мятеж.
И вот в этих обстоятельствах начинаются военные действия.
Сто двадцать батальонов и шестьдесят эскадронов, собранные из старых регулярных войск, рекрутированных волонтеров и национальной гвардии, растягиваются на всей линии от Безансона до Дюнкерка — в Эльзасе, на Мозеле и на Самбре; это три мобильные армии, которыми командуют Люкнер, Рошамбо и Лафайет.
Мы уже говорили, благодаря чему и каким образом прославились Рошамбо и Лафайет.
Что же касается Люкнера, то во Франции его знали лишь как виновника зла, которое он причинил нам, будучи партизаном во время Семилетней войны.
Вечером 28 апреля Бирон захватывает Кьеврен и движется на Монс.
Утром 29-го Теобальд Диллон выступает из Лилля в Турне.
Однако и в Турне, где французы оказываются перед лицом врага, и в Монсе, где они даже не видят неприятеля, раздается один и тот же крик:
— Нас предали! Спасайся кто может!
От кого же исходит этот крик? От драгун, самого что ни на есть аристократического рода войск.
Драгуны бегут и опрокидывают пехоту.
То же самое они учинили в битве при Мальплаке.
Пехота, раздавленная не врагом, а нашими собственными войсками, начинает отступление, которое тут же обращается в беспорядочное бегство.
Все эти беглецы возвращаются в Лилль, исполненные ярости, и эта ярость, которая должна была обрушиться на врага, теперь неизбежно обрушится на кого-нибудь из своих.
Она обрушивается на генерала Теобальда Диллона, которого солдаты убивают под навесом риги.
В Тюильри одновременно узнают о поражении при Кьеврене и о смерти Теобальда Диллона.
Эта смерть имеет страшное символическое значение: Теобальд — брат красавца Артура Диллона, слывшего любовником королевы. Однажды, после быстрого танца, Мария Антуанетта хотела приложить руку этого красавца-танцора к своей груди, чтобы он понял, как сильно бьется ее сердце.
Однако король отстранил руку Артура.
— Господин Диллон поверит вам на слово, — произнес он.
Это Артура истязали в лице Теобальда, это королеве нанесли удар в лице несчастного Диллона.
Жиронда тоже получила тяжелый удар, ведь это она желала войны, и война, за которую депутаты проголосовали с таким воодушевлением, началась с разгрома.
Нужно было оправиться от этого поражения, оправиться посредством какого-нибудь страшного шага, который уничтожил бы королевский двор; нужно было сделать так, чтобы молния, долгое время находившаяся в руках Юпитеров из дворца Тюильри, перешла бы в руки титанов из Законодательного собрания.
И было решено устроить государственный переворот руками народа.
Еще в начале года королю взамен его телохранителей и его швейцарской гвардии была предоставлена конституционная гвардия.
Постепенно ее численный состав возрастал, и из конституционной, которой эта гвардия была по своему названию, она в действительности стала роялистской; постепенно она пополнилась бывшими рыцарями кинжала, а также головорезами с Юга, которые составляли позднее банды зеленых, и бешеными роялистами из Арля, которых называли шифонистами; она состояла из шести тысяч человек и подчинялась королю; обладай Людовик XVI энергией Марии Антуанетты, вполне можно было бы предположить, что в назначенный час эта гвардия двинется на Законодательное собрание, окружит Манеж и арестует или убьет всех депутатов от первого до последнего.