Страница 37 из 130
Поскольку роль каждой из ветвей государственной власти обозначена, законодательный орган, подобно всем прочим властям, не сможет выходить за пределы предписанных ему полномочий. При отсутствии министров крайняя необходимость вынуждала порой Национальное собрание, вопреки его воле, вмешиваться в дела управления. Однако правительству не стоит упрекать его за это, и об этом надо сказать прямо; правительство уже не внушало доверия, и, когда все французы устремляли свои чаяния к законодательному органу как к центру, откуда исходит действие, Национальное собрание неизменно уделяло внимание лишь тем распоряжениям, какие необходимы для сохранения свободы. Должно ли оно по-прежнему испытывать недоверие? Вы можете судить об этом по отъезду короля.
Кучка заговорщиков, составивших вслед за этим отъездом длинный перечень упреков, на которые будет крайне легко ответить, разоблачила себя сама. То и дело повторяющиеся обвинения открывают их источник. Эти люди жалуются на сложность нового режима и, по явному противоречию, сетуют на двухгодичный срок обязанностей выборщиков. Они желчно упрекают общества Друзей конституции в той горячей любви к свободе, которая так послужила делу революции и может быть так полезна еще и теперь, если, в нынешних обстоятельствах, ее направляет благоразумный и одновременно просвещенный патриотизм.
Нужно ли говорить о клеветнических измышлениях касательно католической религии? Национальное собрание, как вам известно, лишь употребила права гражданской власти; оно восстановило чистоту первых веков христианства, и данный упрек диктует вовсе не забота об интересах божественных сил!
Французы! Отсутствие короля не остановит деятельность правительства, и вам угрожает лишь одна реальная опасность: вы должны остерегаться прекращения работы промышленности, сбоя в платеже государственных податей и того безмерного возбуждения, которое вследствие избытка патриотизма способно перевернуть вверх дном государство и может, по наущению наших врагов, начаться с анархии, а закончиться гражданской войной.
Вот к этой опасности и привлекает Национальное собрание внимание всех добрых граждан, вот этой подлинной беды и следует избежать. Ваши представители заклинают вас именем отчизны, именем свободы не терять эту опасность из виду! В переломные моменты необходимо развивать сильный характер; в такие времена должны исчезнуть личная ненависть и частные интересы; народ, отвоевавший свою свободу, должен прежде всего выказывать ту спокойную твердость, которая заставляет бледнеть тиранов.
Главный, по существу единственный интерес, который должен занимать нас в первую голову впредь до того весьма близкого времени, когда Национальное собрание примет окончательное постановление, — это сохранение порядка… Мы будем горевать по поводу несчастий нашего короля и выступать с призывом применить всю строгость закона к тем, кто насильно увлек его далеко от занимаемого им поста, но государство не будет поколеблено, деятельность органов управления и судебной системы не ослабнет…
Пусть заговорщики, жаждущие крови своих сограждан, видят, что и посреди бурь порядок сохранен… Париж может служить образцом для всей остальной Франции: отъезд короля не вызвал в столице никакой смуты, и, к отчаянию наших врагов, в городе царит полнейшее спокойствие.
Существуют такие преступления против великих наций, заставить забыть которые может одно лишь великодушие. Французский народ был горд в рабстве; он покажет добродетели и героизм, присущий свободным людям. Пусть враги конституции знают, что, для того чтобы снова поработить территорию этого государства, необходимо уничтожить весь народ! Деспотизм предпримет, если захочет, подобную попытку; однако он будет побежден, или же, вследствие своего страшного триумфа, не найдет ничего, кроме развалин! Подписано: АЛЕКСАНДР БОГАРНЕ, председатель; МОРЬЕ, РЕНЬЕ, ЛЕ КАРЛЬЕ, ФРИКО. ГРЕНО, МЕРЛЬ, секретари».
Сразу после того как депутаты единогласно одобряют это обращение, им сообщают, что адъютант Лафайета, имеющий при себе срочные письма, только что был задержан народом и приведен в Национальное собрание.
Впрочем, адъютант требует, чтобы его впустили в зал заседаний и выслушали. Его впускают; это молодой Ромёф, который принес доказательство невиновности Лафайета, ибо при первом же известии о побеге Лафайет подписал приказ арестовать короля везде, где бы его ни обнаружили. Однако толпа не позволила Ромёфу выехать из Парижа; его сбросили с седла и привели, а точнее, приволокли сначала в секцию Фельянов, а затем в Национальное собрание.
Молодой офицер излагает свою миссию и вручает депутатам приказ Лафайета, который зачитывают под рукоплескания всего зала; затем ему возвращают этот приказ, вручают копию обращения, только что одобренного Национальным собранием, и призывают немедленно отправиться в путь.
Однако он сменит дорогу; по слухам, прошедшей ночью какая-то карета, запряженная шестеркой лошадей, проехала через город Мо; этого указания, каким бы ненадежным оно ни было, оказывается достаточно для страшного инстинкта толпы: Ромёфа вынуждают ехать по дороге на Мо.
XV
Прибытие Ромёфа в Варенн. — Оказанный ему прием. — Указ Национального собрания. — Королева. — Ожидание приезда г-на де Буйе. — Господин де Шуазёль и Дама арестованы. — Господин де Буйе отдает распоряжения войскам. — Королевский Немецкий полк. — Восемь льё вскачь. — Господин Делон. — Верденский гарнизон. — Буйе рыдает от ярости. — 22 июня он эмигрирует. — Ежегодная рента в двадцать су. — Высказывание Робеспьера. — Миссия Латур-Мобура, Петиона и Барнава. — Отъезд из Варенна. — Господин Дюваль убит. — Между Дорманом и Эперне. — Нужно обольстить Барнава.
Именно он и мчался верхом по дороге в Варенн, в то время как король, совершенно растерянный, приветствовал народ, стоя у окна бакалейщика Соса.
Внезапно, в тот самый момент, когда король затворяет окно, на улице раздается сильный шум и через минуту дверь комнаты открывается, пропуская офицера национальной гвардии Парижа; на лице его читаются страшная усталость и нервное возбуждение; его волосы ненапудрены и незавиты, распахнутый мундир позволяет видеть грудь; его губы начинают фразы, которые не способен завершить его голос.
— Государь! Государь! — восклицает он. — Наши жены! Наши дети! Их могут убить! В Париже резня!.. Государь, вы не поедете дальше… Интересы государства!.. Наши жены, наши дети!..
Ему не хватает дыхания; словно у грека из Марафона, у него вот-вот начнется удушье, однако принес он не весть о победе.
Королева берет его за руку и, указывая ему на юную принцессу и дофина, спящих рядом друг с другом на кровати г-на Соса, говорит:
— Сударь, а разве я не мать? И разве я не страшусь за моих детей?
— Что, собственно, происходит и чего вы хотите? — спрашивает король.
— Государь, указ Национального собрания.
— Ну и где этот указ?
— Он у моего спутника.
С этими словами он делает шаг в сторону, освобождая дверь.
«И тогда, — говорит г-н де Шуазёль в своем описании бегства короля, — в дверном проеме мы увидели г-на Ромёфа: лицо его заливали слезы, и он в крайнем замешательстве прислонился к оконному косяку, держа в руке бумагу».
Опустив глаза, г-н Ромёф вошел в комнату; королева узнала его.
— Как, это вы, сударь?! — воскликнула она. — Никогда бы не поверила!..
Король шагнул ему навстречу, вырвал бумагу у него из рук и прочитал ее.
— Во Франции больше нет короля, — промолвил он, протянув указ королеве.
Королева бегло просмотрела бумагу, после чего вернула ее королю; он дважды перечитал ее, а затем уронил на кровать, где спали его дети. Королева тыльной стороной руки, бледной и дрожащей, сбросила бумагу на пол и воскликнула:
— Я не хочу, чтобы она марала кровать моих детей!
Среди городских чиновников и горожан, присутствовавших при этой сцене и видевших презрительный жест королевы, поднялся общий крик негодования.