Страница 16 из 130
Тем временем к прежним поводам для негодования, настоящим и надуманным, добавляется новый.
Два кавалериста полка Короля задерживают у ворот Нотр-Дам кавалериста конно-полицейской стражи, который везет три письма, написанные г-ном Юэном, главным прево Нанси: одно из них адресовано г-ну де Буйе, а два других — главному прево Туля и главному прево Понт-а-Муссона; эти письма привозят в ратушу и вскрывают. Они содержат отданные конно-полицейской страже приказы выпроводить солдат полка Шатовьё за пределы королевства; эти письма подливают масла в огонь: стало быть, швейцарцев продали, Мальсень — изменник, который бежал, увидев, что его предательство раскрыто, и замысел контрреволюции налицо.
В разгар этого волнения, покрытые пылью и залитые кровью, во весь опор возвращаются два кавалериста полка Местр-де-Кампа из числа тех, что бросились в погоню за генералом; они возвращаются одни: остальные были ранены или взяты в плен карабинерами из Люневиля, порубившими их отряд по приказу г-на де Мальсеня.
Менее чем за десять минут три тысячи солдат собираются под знамена; исполненные ярости, они выступают в поход и уже в одиннадцать часов вечера встают лагерем в полутора льё от Люневиля, на высотах Фленваля.
Они намерены войти на рассвете в город и не выходить из него до тех пор, пока им не будет выдан Мальсень.
Ночь проходит в переговорах, и к утру было решено следующее:
г-н Мальсень вернется в Нанси, как только этого потребуют городские власти;
он вернется туда под конвоем из двенадцати карабинеров и двенадцати фузилеров, отобранных из всех трех полков гарнизона Нанси;
через три часа после его отъезда войско, пришедшее из Нанси, выступит в поход, чтобы вернуться туда, и не будет предпринято никаких покушений ни на жизнь, ни на свободу г-на де Мальсеня до тех пор, пока Национальное собрание не вынесет решения по поводу взаимных нареканий, которые привели к этому столкновению.
Господин де Мальсень отправился в путь.
У первого на дороге моста г-н де Борепер, командир роты карабинеров, которая следует позади, спрашивает у г-на де Мальсеня:
— Генерал, вы по доброй воле возвращаетесь в Нанси?
Господин де Мальсень отвечает «Да», но с таким выражением, что звучит это как «Нет».
Офицер возвращается к своей роте.
Чуть дальше какой-то карабинер отделяется от этой роты и, проходя рядом с г-ном де Мальсенем, тихо говорит ему:
— Генерал, пора.
— Не теряй меня из виду, — отвечает ему г-н де Мальсень.
Еще чуть дальше, на повороте дороги, г-н де Мальсень делает знак г-ну де Бореперу, берет в руку саблю, опускает голову на шею своей лошади, вонзает ей в брюхо шпоры и бросается в сторону.
Господин де Борепер назначает четырех карабинеров, которые должны сопровождать генерала, а с остальными солдатами прикрывает его отступление.
Вслед ему раздается мощный ружейный залп, и в завязавшейся схватке получают ранения и гибнут двадцать пять карабинеров. Господин де Мальсень, в буйволовой куртке которого застревает пуля, переправляется через реку, возвращается в Люневиль и снова оказывается среди карабинеров.
В ту же минуту становится понятно, какую опасность навлекает на полк возвращение генерала; командиры принимают решение вывести полк из Люневиля, разделив его на два отряда, но пятьдесят человек оставляют в замке охранять г-на де Мальсеня.
Тем временем ползут, распространяются и нарастают слухи о предательстве, которые и раньше преследовали Мальсеня; генерала окружают двадцать карабинеров, его берут под арест, помещают под охрану четырех часовых, сажают в карету и отправляют в Нанси.
Его сопровождает отряд карабинеров, но на этот раз не как генерала, а как заключенного.
Карабинеров солдаты гарнизона Нанси встречают с распростертыми объятиями, г-на де Мальсеня отводят вначале в казарму, а оттуда — в Консьержери.
Получив известие обо всех этих волнениях, г-н де Буйе выступает в поход.
Господин де Буйе — придворный до мозга костей; у него есть два сына — граф и виконт де Буйе; все трое дадут убить себя по одному слову короля; королевская власть — это их религия; преданность королевской власти делает их жестокими, фанатичными, безрассудными.
Позднее мы снова встретимся с ними в Варение.
Пока же, поскольку Лафайет заявил, что необходимо нанести удар, маркиз де Буйе готовится сделать это.
Он собрал три тысячи пехотинцев и тысячу четыреста кавалеристов, почти исключительно немцев; кроме того, как мы уже говорили, адъютант Лафайета обратился с призывом о поддержке к национальным гвардейцам.
Маркиз де Буйе отбывает из Меца 28 августа, 29-го находится в Туле, а 31-го — возле Нанси.
В разное время дня к нему приходят три депутации из города, чтобы узнать, какие условия он выдвигает.
Депутатами являются солдаты и национальные гвардейцы; они вынуждают отправиться вместе с ними городских чиновников, но, трепеща от страха при виде этого войска, несущего королевский гнев, чиновники переходят в лагерь Буйе и отдаются под его покровительство.
Условия, поставленные маркизом, таковы:
все полки гарнизона Нанси покинут город, возвратят г-на де Мальсеня, удерживаемого ими в качестве заложника, и выдадут зачинщиков, по четыре человека от каждого полка, которых будет по всей строгости закона судить Национальное собрание.
Согласимся, что это жестоко — требовать от французских солдат, чтобы они выдали своих товарищей.
Тем не менее полк Местр-де-Кампа и полк Короля согласились сделать это.
Оставался полк Шатовьё с двумя его батальонами.
Оставалось еще несколько храбрецов, из числа тех мужественных людей, которые дадут убить себя, сражаясь за неправое дело, если полагают, что обязаны отстаивать его, коль скоро они присоединились к нему.
Среди них было много национальных гвардейцев из предместий Нанси.
Швейцарцы пребывали в такой крайности, что им ничего не оставалось, как защищаться. Если бы со стороны Буйе было проявлено хоть немного милосердия, все еще могло бы наладиться; однако он отдал предпочтение дисциплине; возможно, это было вполне по-военному, но наверняка не по-христиански.
Как всегда, есть сомнение по поводу того, какая из сторон первой открыла огонь: Буйе говорил, что это сделал полк Шатовьё, а полк Шатовьё говорил, что это сделал Буйе.
Но зачем швейцарцам, находившимся в столь тяжелом положении, нужно было обострять его еще больше, провоцируя атаку?
Известно лишь, что они хотели выстрелить из пушки и что эта опасность стала причиной героического поступка. Молодой бретонец, офицер полка Короля, бросается на орудие, обхватывает его руками, цепляется за него все то время, пока солдаты г-на де Буйе идут вперед, и оставляет его, лишь изрешеченный штыками; имя этого офицера входит в историю: его зовут Дезиль.
Бой был долгим; полк Шатовьё, знавший, что его ожидало, сражался с мужеством отчаяния; к тому же ему отчасти помогали горожане, стреляя из окон. Слыша всю эту ружейную пальбу, оба французских полка впадают в ярость, хотят высадить двери казармы и, вырвавшись наружу, броситься на помощь своим несчастным товарищам. Однако у офицеров достало влияния удержать их.
К вечеру все было кончено; полк Шатовьё потерял сто человек, остальные были взяты в плен.
Двадцать двух солдат приговорили к смерти.
Двадцать одного повесили, двадцать второго колесовали. Зрелище ведь следовало немного разнообразить.
Пятьдесят других приговорили к каторге. Их отправили в Брест; они пересекли Францию, Париж и, возможно, Марсово поле, где незадолго до этого отказались стрелять в народ.
Национальное собрание проголосовало за объявление официальной благодарности маркизу де Буйе и назначило его командующим Северной армией. Что же касается Людовика XVI, то он в своем письме к маркизу заявил, что испытал «от этого прискорбного, но необходимого дела крайнее удовлетворение».
Решение Национального собрания было плохо встречено патриотами, а письмо короля произвело дурное впечатление на народ..