Страница 15 из 130
Национальное собрание подтолкнул к этой жесткой мере Лафайет. Офицера в этом бывшем маркизе было намного больше, чем солдата.
Мирабо, напротив, предлагал единственно осуществимое средство: распустить армию и набрать ее заново.
Однако в итоге был издан тот указ, какой мы привели выше.
Через два дня после обнародования этого указа Лафайет пишет маркизу де Буйе, что необходимо нанести удар.
Стало быть, решение принято, и, что бы ни происходило, удар будет нанесен.
Бедняги, давшие вовлечь себя в этот неразумный бунт и продвинувшие его намного дальше, чем можно было предположить в тот момент, когда он только начинался, и сами понимали, в какое положение они себя поставили. Городское население, поддерживавшее бунтовщиков, пока вперед их толкал благородный порыв сочувствия к товарищам, было поражено их последним поступком и с удивлением, почти с ужасом, взирало на то, как солдаты уносили из канцелярии квартирмейстера полковую кассу, и молчание, сопутствовавшее этому конвою, было в глазах мятежников настолько красноречивым, что на другой день они вернули квартирмейстеру кассу в нетронутом виде, и это было засвидетельствовано самими офицерами.
Со своей стороны, солдаты швейцарского полка Шатовьё изъявляют раскаяние. Они приходят к офицерам, просят простить их, снова подчиняются дисциплине и повторно приносят присягу хранить верность королю, закону и нации.
Затем они образуют комитет из восьми членов, которые с согласия офицеров отправляются в Париж, получив на свою поездку три тысячи ливров.
Однако все это происходило в то время, когда бунтовщикам не было известно об указе Национального собрания.
Миссия посланцев была тем более опасной для них, что сами они не подозревали о нависшей над ними угрозе. Лафайет с помощью своего друга, депутата Эммери, взбудоражил Национальное собрание.
Военный министр, узнав, что посланцы взбунтовавшихся полков прибывают в Париж, требует у Байи приказа об их аресте. Байи, как всегда, уступает, и в то самое время, когда они преодолевают заставу, производится их арест.
Этот арест наделал много шума. Парижская национальная гвардия выказала готовность вступиться за мятежные полки. Она выступает посредником и побуждает их подписать изъявление покаяния и покорности, взывающее к снисхождению со стороны Национального собрания, которому оно будет подано депутацией национальных гвардейцев.
В итоге 21 августа в Нанси вместе с двумя солдатами из числа арестованных в Париже прибывает г-н Пешлош, офицер парижской национальной гвардии. Все со спокойствием ожидали возвращения посланцев национальной гвардии и надеялись, что, благодаря их вмешательству, на этом все и закончится.
Но нет. 24 августа в Нанси прибывает офицер по имени г-н де Мальсень; это человек, храбрый до безрассудства, вспыльчивый до безумия, склонный к действию, а не к размышлениям.
Едва приехав туда, он отправляется прямо в казарму швейцарцев, заседает вместе с их представителями, одобряет несколько положений из числа их требований, но оспаривает все прочие. Никакой возможности договориться с ним нет.
Стороны принимают решение, что г-н де Мальсень подготовит свою докладную записку министру, а Серизье, один из представителей швейцарцев, составит докладную записку от имени солдат. Расстаются они в еще более неприязненных отношениях, чем это было в начале встречи.
На другой день брожение в полку Шатовьё становится настолько сильным, что г-на де Мальсеня призывают провести очередное заседание в ратуше: существует опасность, причем реальная опасность; но коль скоро существует опасность, причем реальная опасность, то для г-на де Мальсеня это повод не считаться с ней.
Он отправляется в казарму, узнает, что докладная записка еще не готова, приходит в ярость и заявляет солдатам, что они недостойны носить мундир и есть хлеб короля.
Ропот становится всеобщим, весь полк чувствует себя оскорбленным. Господин де Мальсень направляется к двери, однако четыре солдата штыками преграждают генералу выход. Генерал выхватывает шпагу из ножен и ранит ею двоих. Шпага ломается у него в руках, он завладевает шпагой главного прево конно-полицейской стражи, с этим оружием расчищает себе проход и оказывается на улице.
Шестьдесят солдат выбегают из казармы и устремляются вдогонку за ним. Господин де Мальсень, все еще с обнаженной шпагой в руке и, ни на минуту не ускоряя шага, все еще обороняясь, достигает дома г-на де Ну, на крыльце которого г-н Пешлош, посланец парижской национальной гвардии, и офицеры полка Короля останавливают тех, кто преследует генерала.
Национальная гвардия, получив приказ, бросается на защиту генерала, и, под ее конвоем, г-н де Мальсень отправляется в ратушу.
Полк, со своей стороны, посылает туда в качестве депутатов по одному человеку от каждой роты. Депутаты излагают свои требования, но все эти требования оказываются отвергнутыми.
Ожесточение солдат становится настолько сильным, что приходится предоставить г-ну де Мальсеню охрану, чтобы ночью его не похитили. Эта охрана наполовину состоит из горожан и наполовину из солдат полка Короля.
На другой день г-н де Мальсень отдает швейцарцам приказ выступить в направлении Саарлуи; швейцарцы отказываются.
Составляется протокол, подтверждающий этот отказ, и в ту же ночь г-н Демотт, адъютант Лафайета, отправляет к национальным гвардейцам соседних с Нанси городов несколько курьеров с депешей, подписанной Лафайетом. Депеша является призывом к национальным гвардейцам оказать законной власти вооруженную поддержку.
Весь день 27 августа проходит в бесплодных переговорах; брожение продолжает нарастать; Мальсень повторяет приказ выступить на другой день в направлении Саарлуи.
Тем временем распространяется новость о том, что национальных гвардейцев окрестных городов вооружают и что они имеют приказ двинуться на Нанси. Возникают подозрения, что Мальсень — самозваный генерал, который состоит в сговоре с врагами нации и хочет удалить из города полк Шатовьё, чтобы австрийцам было легче осуществить проход. На улицах собираются толпы, что вынуждает городские власти ввести запрет на скопления народа. И тогда швейцарцы и солдаты полка Короля садятся в две наемные кареты, разрывают красные шторы и, размахивая ими из окон, разъезжают по городу.
Утром 28 августа подполковник и майор полка Шатовьё отправляются в казарму, чтобы выполнить приказ об отправке, полученный ими от г-на де Мальсеня.
— Заплатите нам жалованье, — заявляют им солдаты, — и мы пойдем за вами хоть на край света.
В полдень к г-ну де Мальсеню подходит капрал национальной гвардии и вполголоса говорит ему:
— Генерал, плохо дело: вас сговорились арестовать; солдаты полка Короля взялись за оружие или вот-вот возьмутся за него.
Это первое предупреждение не производит на г-на де Мальсеня особого впечатления, но капрал повторяет сказанное, проявляя еще большую настойчивость. И тогда, сославшись на прогулку, г-н де Мальсень берет с собой четырех кавалеристов и выезжает из города; на некотором расстоянии от Нанси он оставляет трех из них и, сопровождаемый только одним, по имени Канон, едет по дороге на Люневиль.
Как только новость о его отъезде распространяется в городе, крики о предательстве начинают звучать там еще громче, чем прежде: всем ясно, что г-н де Мальсень — агент Австрии. Сто кавалеристов полка Местр-де-Кампа садятся на лошадей и бросаются в погоню за генералом.
В этот самый момент в Нанси доставляют № 327 газеты «Патриотическая летопись», где сообщается, что правительство посылает в департаменты отъявленных шпионов, чтобы подкупить местные власти, разложить армию и отдать королевство во власть разбойников из лесов Саарбрюккена и пустошей Трира.
Сомнений больше нет: г-н де Мальсень был одним из этих посланцев.
Все бросаются к г-ну де Ну, который принимал г-на де Мальсеня и, несомненно, был его пособником, хватают коменданта, завязав для этого бой, в котором убивают и ранят несколько человек, а затем отбирают у него мундир, напяливают на него холщовую блузу и сажают его в тюремную камеру.