Страница 4 из 195
Она отомстила за четыре года пребывания в тени и утаивания чувств.
Но, удалив г-жу дю Барри, эту безвредную соперницу, королева сохранила при дворе самых жестоких своих врагов — принцесс.
Имеются в виду прежде всего тетки короля, которые после смерти Марии Лещинской выполняли при дворе роль хозяек, а после восшествия Марии Антуанетты на трон оказались отброшены во второй ряд и удалились в Бельвю или Мёдон, к чему их понуждала гордость принцесс и одиночество старых дев.
Затем графиня Прованская, муж которой проявил себя в их первую брачную ночь еще более бессильным, чем король, и которая не могла забыть, что, перед тем как достаться графу Прованскому, она предназначалась в жены Людовику XVI, и этот замысел был бы осуществлен, если бы г-н де Шуазёль не отстранил ее, остановив свой выбор на эрцгерцогине, от трона Франции, которому, о чем она еще не знала в то время, суждено было стать первой ступенью эшафота.
Затем графиня д’Артуа, Мария Тереза Савойская, также выступавшая против австрийской принцессы, чья семья, издревле враждовавшая с ее собственной семьей, всегда оспаривала у нее земли и знатность.
В итоге пять принцесс, три тетки короля и две его невестки, выступали против королевы и ненавидели ее так страстно, что как раз из их маленькой камарильи исходили мало-помалу, но непрерывно сплетни и даже поклепы, тяжело воздействовавшие на личную жизнь Марии Антуанетты.
Королева, со своей стороны, платила ненавистью за ненависть, злом за зло, оскорблением за оскорбление. Она первая обращала в сторону графини Прованской и графини д’Артуа те подозрения, какими хотели заклеймить ее. То, чего она не могла делать с помощью сплетен, она делала с помощью насмешки; когда ей не удавалось жалить, она высмеивала, что порой бывало куда хуже. В итоге, став королевой и пребывая в разладе со своими невестками и тетками, она завела собственный двор, состоявший из молодежи, сумасбродный и легкомысленный, как она сама, занятый исключительно фривольными развлечениями и утрированными модами.
В число подобных мод следует включить моду на перья и высокие прически.
Первой появилась мода на перья, введенная королевой. Тетки короля, которые не могли решиться носить плюмажи высотой в целый фут, делавшие их совершенно нелепыми, называли эту моду лошадиной. Людовик XVI тщетно сетовал на столь причудливое пристрастие и осуждал его; однако Мария Антуанетта, не принимая это во внимание, велела написать с нее портрет, изображавший ее с этим странным украшением, и послала портрет Марии Терезии, которая тотчас отправила его обратно, написав дочери следующее:
«Я охотно приняла бы в подарок портрет королевы Франции; но, поскольку Вы ошиблись и послали мне портрет какой-то комедиантки, я возвращаю его Вам с тем же курьером».
Такой ответ заставил королеву задуматься. Она отказалась от перьев, но лишь для того, чтобы взамен этого пристраститься к тем знаменитым прическам, которые изображали клумбы, леса, горы, английские сады и которые парикмахер мог воздвигнуть лишь с помощью лестницы в буквальном смысле слова.
Это стало новой досадой для Людовика XVI, который принял решение подарить королеве бриллианты, принадлежавшие ему в бытность его наследником престола, и сказал ей, что он желает, чтобы она довольствовалась этим украшением, ибо оно уже куплено и за него, по крайней мере, ничего не надо больше платить.
Кстати говоря, в Версале хранятся три портрета Марии Антуанетты, которые любопытно изучать не только с точки зрения искусства, но и сквозь призму физиологии.
Первый относится к тому времени, к которому мы теперь подошли, то есть к моменту ее восшествия на престол. Королева облачена в белое атласное платье; у нее нежное, очаровательное лицо с легким налетом кокетства.
Это время, когда ее любят.
Второй написан чуть позднее истории с ожерельем. Королева облачена в платье из красного бархата, отделанное мехом; она окружена своими детьми, и старшая дочь прислоняется к ней; выражение лицо у Марии Антуанетты презрительное, высокомерное, почти угрожающее.
Это время, когда над ней смеются.
Третий датируется 1788 годом. Королева одета в синее; она одна и держит в руке книгу, но не читает, а думает: взгляд у нее сумрачный, застывший и исполненный страха.
Это время, когда ее ненавидят.
Одиннадцатого мая 1774 года Людовик XVI проснулся королем Франции и Наварры, то есть увенчанным самой прекрасной и самой тяжелой короной на свете.
К тому часу, когда король проснулся, министры собрались на заседание. Предчувствуя грядущую отставку, министры решили незамедлительно удостовериться в его отношении к ним, адресовав ему ряд вопросов и умоляя его ответить на них.
Этот документ существует еще и сегодня и хранится в Королевском архиве; написанный рукой короля, в Версале, 11 мая 1774 года, он перекликается с завещанием узника, написанным в Тампле 25 декабря 1792 года.
Вот эти вопросы и ответы. Ответы начертаны рукой короля.
«1°. Отвечает ли намерениям Его Величества поступить сообразно тому, что было проделано после смерти Людовика XIV по отношению к высшим судам, властям города Парижа, губернаторам провинций, епископам и интендантам, дабы известить их о смерти покойного короля и приказать им исполнять свои обязанности?
Да.
2°. Угодно ли королю, чтобы всем епископам, губернаторам провинций и интендантам было приказано отправиться в места их постоянного пребывания?
После того, как я повидаюсь с ними.
3°. Могут ли министры, видевшиеся с покойным королем во время его болезни, предстать перед Его Величеством до истечения сорокадневного срока? Представляется необходимым, чтобы, приняв самые тщательные меры предосторожности и сменив всю одежду, они могли приблизиться к особе Его Величества.
По прошествии девяти дней.
4°. Поскольку все высшие сановники и командиры отрядов королевской свиты пребывают в таком же положении, могут ли они получать приказы Его Величества лично или же эти приказы следует передавать им?
То же самое.
5°. Будет ли Его величество, невзирая на то, что министры виделись с покойным королем во время его болезни, собирать свой совет?
После встречи с министрами.
6°. Прикажет ли Его Величество забрать ключи от письменных столов, шкатулок и шкафов, которые находятся в королевских покоях и где могут содержаться важные для государства бумаги и ценные вещи?
Помнится, моя тетушка поинтересовалась у меня, угодно ли мне, чтобы она взяла их, и я ответил согласием; но если они еще остались на месте, то да, их следует опечатать.
7°. Королевская семья покинет Версаль? Куда в этих обстоятельствах сочтет уместным отправиться Его Величество?
Я поеду в Шуази.
8°. Должны ли дочери покойного короля, находившиеся подле него на протяжении всей его болезни, отправиться в то же место, что и Его Величество?
В Малый замок.
9°. На депешах и распоряжениях должна стоять подпись "Людовик” или же "Людовик Август"?
«Людовик».
10°. Если, как есть основание предположить, Его Величество не увидится со своими министрами, то не сочтет ли он уместным дать им приказ собраться вместе для обсуждения как внешних, так и внутренних дел королевства, с тем чтобы принятые ими решения были в запечатанном виде вручены Его Величеству?
Если имеются какие-либо важные дела, мне пришлют принятые в связи с этим решения, и я отвечу на них».
Невозможно было сформулировать ответы, явно предвещавшие смену министерства, более четко и определенно.
Король, как он и заявил, немедленно удалился в Шуази, а принцессы, его тетки, отправились в Малый замок.
При дворе существовали три партии.
Партия принцесс, теток короля, выступавших за г-на де Морепа.
Партия королевы, выступавшей за г-на де Шуазёля.
И, наконец, партия короля, выступавшего за г-на де Машо.