Страница 69 из 146
Так что из всего рода Конти в живых остались всего лишь две вдовствующие принцессы, а также принц де Конти, только что женившийся, и его дядя, великий приор, который был известен своим остроумием и довольно фривольную остроту которого в связи с казнью Дюшоффура мы приводили выше.
Впрочем, великий приор был человек храбрый, обходительный, чрезмерно пылкий, дороживший своим рангом и расточительный до безумия.
Однажды шталмейстер принца пришел доложить ему, что в конюшне у него нет больше фуража. Рассердившись из-за подобного нерадения, принц вызвал к себе своего управляющего, который стал оправдываться, ссылаясь на то, что ему не пожелал дать денег казначей. Тогда принц приказал привести к нему казначея, который стал оправдываться тем, что в сундуках его светлости нет денег и что без оплаты поставщик отказался отпускать фураж.
Случай был серьезный. И потому впервые в жизни принц задумался.
Затем, подумав, он поинтересовался:
— А кто нам еще верит в долг?
— Никто, за исключением жарщика мяса, — ответили ему.
— Ну что ж, — сказал принц, — тогда прикажите давать моим лошадям пулярок.
Второго июня был крещен малолетний герцог Шартрский, которому дали имя Луи Филипп его восприемники, король и королева.
Именно этот принц, отец Филиппа Эгалите и дед короля Луи Филиппа, женился на г-же де Монтессон.
Напомним, что в предыдущей главе, несколько забегая вперед, мы рассказывали о закрытии кладбища Сен-Медар и о беспорядках, причиной которых стали чудеса, совершавшиеся на могиле дьякона Пари.
Год 1732-й и в самом был отмечен сильнейшими религиозными распрями.
Дьякону Пари, а точнее, святому Пари, который был янсенистом, иезуиты противопоставили двух других блаженных, святого и святую, наделавших почти столько же шума, что и он: святого Алоизия ди Гонзага и святую Марию Алакок.
Святой Алоизий ди Гонзага был одним из тех святых, которым предстояло преуспеть на этом свете; истинный святой женщин и иезуитов, молодой и красивый. Будучи пажом при дворе короля Филиппа И, он посетил двор великих герцогов Тосканских; ему было дано вкусить все радости этого мира, и вскоре сердце его пресытилось ими.
И вот тогда он стал другом святого Франциска Сельского и проводил в молитвах, обращенных к Богу, и размышлениях об истине то время, какое другие молодые люди его возраста тратили на то, чтобы заниматься любовью, исполнять серенады и гоняться за приключениями. Высочайшим образцом для него являлся Игнатий де Лойола. Происходя, как и тот, из знатной семьи и будучи, как и тот, молодым и красивым кавалером, разве не начинал он с того, что ломал копья из-за черных глаз, сверкавших из-под мантилий в Вальядолиде и Мадриде? И вот однажды, подобно святому Игнатию, он разорвал свои расшитые золотом шелковые одежды, забыл о бычьих бегах в Севилье и Бургосе и отправился в Рим, чтобы пройти там послушание. Там его благословил папа, великий человек, и освятил Господь, даровав ему самое прекрасное мученичество, мученичество человеколюбия.
Папой этим был Сикст V, а мученичеством стало моровое поветрие, которое опустошало Рим. Гонзага ходил по больницам, жертвуя собой во имя служения несчастным больным, и умер в 1591 году, в возрасте двадцати трех лет.
Причисленный к лику блаженных Григорием XV, он незадолго до описываемой эпохи был канонизирован Бенедиктом XIII.
В то время во всех иезуитских церквах были устроены часовни, посвященные Алоизию ди Гонзага, где можно было поклоняться его лику архангела, озаренному тысячей свечей.
Следует признать, что святая Мария Алакок давала повод для поэтического настроения куда меньше, чем Алоизий де Гонзага. И потому главным образом в нее попадали сатирические стрелы.
Эта достойная женщина, почитавшаяся как святая под именем Марии, звалась в действительности Маргаритой.
Она родилась 22 июня 1647 года в Лоткуре, в Отёнской епархии, и умерла 16 октября 1699 года.
Уже в трехлетием возрасте, по словам ее историка, она обращала на себя внимание своей великой неприязнью к греху. Вся ее жизнь была не чем иным, как долгим разговором с Богом, беспрерывным и исполненным любви общением с Иисусом Христом. Она опубликовала мистическое сочинение под названием "Почитание Сердца Иисуса", давшее повод к установлению праздника Пресвятого Сердца Иисуса.
Первым заговорил о причислении ее к лику святых г-н Ланге, епископ Суассонский. Поэтому на него и обрушились первые язвительные насмешки.
Вот какие эпиграммы ходили в те времена повсюду:
Чтоб быть совсем как Фенелон,
Ланге придумал новую Гийон
И тотчас объявить ее решил святой.
Ланге, не истязай себя мечтой пустой
И стать учителем дофина не дерзай:
Посмешищем ты станешь, так и знай!
* * *
Епископ Суассонский урок
Издевки хитрой преподал:
Враньем о святочтимой Алакок
Он нам очки втирал!
Об этом ангеле с небес
Иное говорит народ:
Она из тех, кого попутал бес
И кто себя за деньги продает.
Несмотря на эти и другие, подобные им, эпиграммы, святая Мария Алакок стала пользоваться широкой известностью.
Святой Алоизий ди Гонзага являл собой символ любви к человечеству; святая Мария Алакок служила символом любви к Богу.
В этот момент случай дал янсенистам грозное оружие против иезуитов.
Речь идет о необычном судебном процессе, сторонами которого выступали отец Жирар и Катрин Кадьер и который звучавшими в нем мрачными обвинениями весьма напоминал средневековые преследования колдунов и святотатцев.
Отец Жирар, которому исполнилось пятьдесят два года, был еще довольно красив для своего возраста, исполнен красноречия, елейности и той способности к чувственной проповеди, какая свойственна иезуитскому учению.
Его семья занимала видное положение во Франш-Конте; в 1718 году, после того как он объездил весь Прованс, его послали в Экс, а десятью годами позднее — в Тулон.
Именно там он и познакомился с Катрин Кадьер.
Катрин Кадьер было восемнадцать лет; она была красивой как ангел и, будучи уроженкой Прованса, пылкой и восторженной. Образцом для нее являлась святая Тереза. Почести, оказываемые Марии Алакок, помутили разум девушке, и тогда ей тоже понадобились экстазы, разговоры с Богом и общение с Иисусом.
Коль скоро ей захотелось непременно иметь видения, они у нее случились, и она поведала о них отцу Жирару, своему духовнику. То было время, когда каждый проповедник жаждал иметь собственную святую, и отец Жирар решил, что ему удалось отыскать свою. Так что он поверил в эти видения или сделал вид, что поверил в них, и таким образом побудил ее к новым безумствам. Весь Великий пост 1730 года она провела без еды, по крайней мере так это выглядело со стороны, и к концу поста оказалась настолько слаба, что не могла подняться с постели. Когда она впала в такое состояние слабости, видения у нее участились, а экстазы стали более сокровенными. Наконец однажды утром, застав ее лежащей в кровати, отец Жирар увидел, что лицо ее залито кровью. Испуганный этим зрелищем, духовный наставник стал расспрашивать свою ученицу, и та сказала ему, что эта кровь течет из раны в боку, которую нанес ей ангел, пока она спала. Отец Жирар засомневался. И тогда девушка тоном глубочайшей невинности попросила его затворить дверь и, как это сделал некогда святой Фома, взглянуть на рану собственными глазами и прикоснуться к ней собственными руками.