Страница 68 из 146
Лебель, чей сын впоследствии входил в штат личной прислуги короля, был внук Доминика Лебеля, привратника главной придворной официантской; отец его служил смотрителем Версальского дворца, а сам он был одним из четырех королевских камердинеров.
Что же касается г-жи де Майи, то вести переговоры об этом деле с ее стороны было поручено г-же де Тансен, нашей старой знакомой, которая, несмотря на почти открытую любовную связь с собственным братом и шумные любовные похождения, сохранила непосредственные отношения с г-ном де Флёри, выполняя подле него те две обязанности, какие она некогда выполняла подле Дюбуа, обеспечивая ему порядок и спокойствие.
В то время как г-жа де Тансен подготавливала г-жу де Майи, Башелье и Лебель прощупывали короля.
Король находил г-жу де Майи очаровательной, но сердцем по-прежнему принадлежал королеве. В итоге разговора он послал Башелье предупредить королеву, что ближайшую ночь он проведет с ней.
Королева ответила, что она в отчаянии от того, что не может принять его величество.
Именно этого и желали два искусителя.
Однако Людовик XV не сдавался. Он послал камердинера во второй раз, затем в третий, и каждый раз камердинер возвращался с тем же ответом.
И тогда, вне себя от гнева, Людовик XV поклялся, что отныне между ним и королевой ничего больше не будет и что он никогда не потребует от нее исполнения супружеского долга. Это выражение прекрасно рисует то, какие слова подбирала Мария Лещинская, отвечая отказом на любовные чаяния своего супруга.
В это самое время в покои короля вошел герцог де Ришелье; он был послан к его величеству друзьями г-жи де Майи и, несомненно, уже был извещен, посредством какой-нибудь секретной записки одного из двух камердинеров, о том, что настал благоприятный момент.
Герцог завел с Людовиком XV разговор о королеве. Король, все еще кипевший от негодования, рассказал герцогу о том, что произошло. И тогда г-н де Ришелье спросил короля, верит ли он, что ему удастся жить с подобной пустотой в сердце, и разве, по правде сказать, он не сделал все, что было в человеческих силах, чтобы остаться верным своей жене. Король вздохнул, и тогда герцог произнес имя г-жи де Майи.
Это имя пробудило в уме и сердце короля приятное воспоминание. Он признался, что считает ее прелестной женщиной и что она могла бы стать прелестной любовницей. В итоге было назначено свидание.
Но из-за глубочайшей робости короля это первое свидание оказалось безуспешным, и единственным его результатом стали несколько слов, которыми он обменялся с г-жой де Майи и которые вряд ли напоминали попытку ухаживания с его стороны.
Госпожа де Майи вышла от короля, пылая гневом; она сочла себя игрушкой или жертвой какого-то заговора; ей казалось невозможным, что красивый молодой человек, которому она пришла предложить себя и которому, следовательно, достаточно было только протянуть руку, чтобы добиться своего, был до такой степени робок: подобная робость, на ее взгляд, напоминала безразличие.
Король, со своей стороны, испытывал смущение и был недоволен собой. Ему казалось, что от решительных действий его определенно удержал ложный стыд, и он пообещал себе не совершать более такого промаха, если подобный случай представится снова.
Это обещание, которое король дал самому себе, было тотчас передано г-же де Майи и побудило ее попытать счастья на втором свидании. Однако на этот раз уже сам епископ Фрежюсский, превосходно знавший характер своего воспитанника, подготовил ее к борьбе, ободрив своими советами и наставлениями.
Решив поставить на карту все, г-жа де Майи вышла от г-на де Флёри и направилась к королю.
Однако при виде очаровательной искусительницы Людовик XV ощутил ту же робость, какая овладела им при первом свидании. К счастью, г-жа де Майи, подобно королю, тоже дала себе клятву: она поклялась, что не выйдет от короля, не достигнув своей цели, даже если ради этого ей придется взять на себя роль короля, коль скоро король взял на себя ее роль.
Госпожа де Майи сдержала свое слово. Подвергшись атаке, Людовик XV оказал весьма слабое сопротивление и вскоре от обороны перешел в наступление. Одержать победу было весьма легко: г-жа де Майи ничего так не желала, как оказаться побежденной. Через час после своего успешного поражения, вся растрепанная, она вышла от короля и вернулась к г-ну де Флёри, застав у него герцога де Ришелье и г-жу де Тансен и произнеся следующие слова, которые, в сущности говоря, не нуждаются в комментарии:
— Вы только посмотрите, как этот развратник меня отделал!
Некоторые, в том числе и г-н де Ришелье, утверждали впоследствии, что, тем не менее, потребовалось вмешательство камердинера Башелье, чтобы г-жа де Майи и на этот раз не вышла из королевской спальни в том же виде, в каком она туда вошла.
В итоге, независимо от того, способствовал Башелье счастливой развязке этой затеи или же все почести тут причитаются одной только г-же де Майи, она стала фавориткой короля: именно этого все и желали.
И в самом деле, г-жа де Майи была той женщиной, которая годилась одновременно для любви Людовика XV и замыслов г-на де Флёри.
Она родилась в 1710 году и, следовательно, была одного возраста с королем. Ее внешности была присуща некая благопристойность, выйти за пределы которой ее могли заставить лишь чрезвычайные обстоятельства; голос ее был немного резковат, но, когда она произносила слова любви, голос этот становился мягким и нежным; ее огромные и изумительно красивые глаза блистали огнем; она была смуглянкой с удлиненным лицом, красивым лбом и несколько худощавыми щеками.
Это было то, что устраивало короля.
При этом она была кроткой, сдержанной, робкой и лишенной честолюбия, нисколько не интересовалась государственными делами, обладала ровным характером, была верной подругой, неспособной на ложь, исполненной прямоты и ненавидевшей интриги.
Это было то, что устраивало г-на де Флёри.
Впрочем, будущее подтвердило то мнение о ней, какого все придерживались: будучи фавориткой короля, она любила его ради него самого, поскольку он был самым любезным и самым красивым мужчиной своего двора и своего королевства. Довольствуясь возможностью любить его втайне, она никогда даже и не пыталась воспользоваться своим фавором, ни разу не просила ни об одной милости как для себя, так и для своих родственников и принимала от короля лишь скромные подарки, которые даже простой мещанин постыдился бы предложить своей любовнице; делая долги, для того чтобы заказать себе туалеты, которые всегда были изысканны, и оплачивая из собственного кармана тайные издержки на развлечения, в которых король принимал участие, сама она была настолько нетребовательна в отношении меблировки своих покоев, что в 1741 году, то есть спустя девять лет после начала своей связи с королем, у нее не было ни канделябров, ни серебряных игорных жетонов, чтобы принять своего августейшего любовника, когда он приезжал к ней играть в карты, и в таких обстоятельствах ей приходилось заимствовать все это у своих соседей.
Два человека подняли страшный шум из-за этой любовной связи.
Это были г-н де Майи и г-н де Нель, то есть муж и отец.
Муж получил приказ прекратить всякие сношения с женой. Отца, денежные дела которого находились в полном расстройстве, заставили замолчать посредством пятисот тысяч ливров.
Так что честь семьи де Нель была оценена весьма недорого.
За некоторое время до только что описанных нами событий, а именно 21 января 1732 года, в Версале был подписан брачный договор мадемуазель де Шартр с принцем де Конти, которые на другой день были обвенчаны кардиналом де Роганом.
Этот принц де Конти был сын того знаменитого принца де Конти, о котором мы уже не раз говорили и который, скончавшись в 1727 году, оставил наследником своих титулов, своих поместий и своего имени графа де Ла Марша.
Спустя несколько дней бабка принца де Конти, Мария Тереза де Бурбон-Конде, периодически ссорившаяся со своим сыном и в продолжение этих ссор продолжавшая строить свой дворец, умерла, в свой черед, на семидесятом году жизни.