Страница 64 из 146
Тем не менее газеты продолжали появляться в положенный день и час.
В тот самый день, когда трех янсенистов выставили у позорного столба, был арестован и брошен в Бастилию г-н де Монжерон, поднесший королю первый том своего сочинения, в котором истолковывались чудесные исцеления на могиле дьякона Пари.
С этого времени г-н де Монжерон воспринимался как мученик. Повсюду продавали картинку, на которой он был изображен стоящим на коленях перед статуей святого дьякона в ту минуту, когда в дом к нему являются полицейские чины, чтобы арестовать его.
Кстати говоря, эта странная секта конвульсионеров, которая, по мнению всех историков, угасла в 1756 году, существует еще и в наши дни. Автор настоящей книги знаком с семьей конвульсионеров, где экстатические припадки все еще происходят, и видел, как там оказывают так называемую большую помощь, то есть наносят удары палкой и дубиной несчастной семидесятилетней старухе, у которой регулярно, каждые три месяца, случались конвульсии, если только при первых же нанесенных ей ударах сам он не спасался бегством, испуганный одновременно жестокостью, с которой их наносили мучители, и сладострастием, с которой жертва воспринимала эту странную подготовку к экстазу.
Не стоит и говорить, что медики нисколько не были ответственны за подобное лечение и использование этого страшного лекарства происходило в тесном кругу.
Тем временем еще один король последовал примеру Карла V, Кристины Шведской и Филиппа V и проникся отвращением к трону, о чем впоследствии ему предстояло пожалеть. Этим королем был Виктор Амедей II, который оставил корону своему сыну Карлу Эммануилу и, покинув Турин, уехал в Шамбери, где рассчитывал жить в качестве частного лица под именем графа Тендского.
Склонила короля к отречению от престола не столько череда превратностей его бурной жизни, сколько его любовь к прекрасной графине ди Сан-Себастьяно. Поэтому, едва приехав в Шамбери, он открыто сделал для нее то, что король Людовик XIV тайно сделал для г-жи де Ментенон: он женился на ней.
Среди смут, которые лишили его герцогства и наделили королевством, Виктор Амедей всю жизнь разрывался между двумя любвями: любовью к г-же ди Верруа, о которой мы уже говорили и которая привезла во Францию противоядие, предоставленное ею для исцеления Людовика XV, и любовью к графине ди Сан-Себастьяно, которой предстояло сопровождать его из великолепия королевского дворца в добровольное уединение, а из добровольного уединения — в тюрьму.
Поскольку мы упомянули сейчас имя г-жи ди Верруа, которой спустя несколько лет предстояло покинуть этот мир, скажем еще несколько слов об этой удивительной женщине, которая прожила одну из самых насыщенных жизней своего времени и кончила тем, что умерла с прозвищем Царицы Сладострастия, успев заслужить перед этим прозвище Царицы Добродетели.
Графиня ди Верруа была дочь герцога де Люина от его второй жены, одновременно приходившейся ему теткой, ибо она являлась сводной сестрой его матери, знаменитой герцогини де Шеврёз, которой мы посвятили столько страниц в нашей истории Людовика XIV. От этого второго брака герцог де Люин имел много детей, а так как он не был богат, то старался как можно скорее сбывать с рук своих дочерей.
Родившаяся 18 сентября 1670 года Жанна д’Альбер де Люин, которой мы теперь занимаемся, вышла замуж за графа ди Верруа, чья мать, придворная дама герцогини Савойской, была вдовой и пользовалась большим уважением.
Граф ди Верруа явился с молодой женой к пьемонтскому двору. Он был молод, красив, прекрасно сложен, богат и чрезвычайно учтив. Все эти качества пленили его супругу и внушили ей глубокую и подлинную любовь к мужу. Так что первые годы их брачного союза протекали в счастье, которое ничто не могло потревожить.
Герцог Савойский виделся с графиней ди Верруа у ее свекрови и влюбился в нее. Любовь государя недолго остается скрытой от окружающих, в особенности от той, на кого она направлена. Графиня ди Верруа заметила ухаживания герцога Савойского и сообщила о них свекрови и мужу, которые ограничились тем, что похвалили ее за благоразумие, но не придали новости никакого значения. Видя эту снисходительность, герцог Савойский удвоил старания и, вопреки собственным привычкам и склонностям, стал устраивать празднества, делая графиню ди Верруа их царицей. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, с какой целью устраивались подобные увеселения. Она стала придумывать благовидные предлоги и два раза подряд отказалась появляться на этих празднествах. Понятно, что ее отсутствие было замечено, и, вместо того чтобы быть признательными ей за такую жертву, муж и свекровь поставили ей это отсутствие в вину. Тогда она призналась мужу, что герцог Савойский влюблен в нее, что знаки внимания с его стороны, его заботы, да и его слова не оставляют у нее никаких сомнений на этот счет; однако граф ди Верруа ответил ей, что если даже герцог Савойский и влюблен в нее, то ни чести ее мужа, ни его положению не подобает, чтобы она замечала это. И тогда герцог Савойский, видя, что ничто не препятствует его любви, сделался смелее и открылся в своей страсти молодой женщине, которая снова обратилась к мужу и свекрови, умоляя их увезти ее в деревню или, по крайней мере, позволить ей удалиться туда. Но в ответ на эту просьбу свекровь и муж вспылили, заявив, что она желает их разорения. У бедняжки оставалось лишь одно средство: она притворилась больной, добилась, чтобы ей было предписано отправиться на воды в Бурбон, и написала письмо своему отцу, заклиная его оказаться в Бурбоне одновременно с ней, ибо ей необходимо доверить ему чрезвычайно важный секрет. К предписанию врача пришлось прислушаться. В итоге вдовствующая графиня ди Верруа и ее сын согласились на то, чтобы больная выехала за пределы герцогства Савойского, но в сопровождении дяди мужа, аббата делла Скалья. Лучшего опекуна желать не приходилось, поскольку аббату было около семидесяти лет и он слыл за человека необычайной святости.
Однако графиня ди Верруа была так хороша собой, что могла ввести в искушение и святого. Старый негодяй, как называет его Сен-Симон, влюбился в свою племянницу, и потому, когда графиня увиделась со своим отцом и рассказала ему о той опасности, какая подстерегает ее по возвращении в Пьемонт, аббат пообещал оберегать племянницу и воспрепятствовать всяким покушениям на ее честь.
Это обещание успокоило герцога де Люина и графиню ди Верруа. Герцог де Люин возвратился в Париж, а графиня ди Верруа, после трех месяцев отсутствия, вернулась в Пьемонт.
Однако по дороге туда аббат в свой черед признался племяннице, что все, сделанное им ради того, чтобы удержать ее подле себя, объясняется любовью, которую он питает к ней; почти с ужасом отвергнув эту любовь, графиня ди Верруа поняла, что она не только не имеет защитника в лице аббата, но и превратила его в своего злейшего врага.
Приехав в Турин, она застала герцога Савойского еще более влюбленным, а графа ди Верруа и его мать еще более снисходительными, чем прежде.
И тогда у несчастной женщины, которую оттолкнула свекровь, оставил без поддержки муж и преследовал своими домогательствами дядя, осталась только одна возможность: броситься в объятия герцога.
Разразился скандал, муж, свекровь и дядя впали в отчаяние и громко возмущались, но было уже поздно; к тому же герцог заставил их умолкнуть.
Герцог безумно любил графиню ди Верруа. Почти сразу же она стала пользоваться у него таким же фавором, каким г-жа де Ментенон пользовалась у Людовика XIV. Герцог Савойский проводил заседания совета министров в ее покоях, осыпал ее всевозможными почестями, угадывал ее желания и опережал их, дарил ей пенсионы, драгоценности, мебель и дома[19], но зато был ревнив как тигр и всегда держал ее чуть ли не взаперти, поскольку и сам предпочитал уединение. В разгар этого фавора графиня ди Верруа внезапно заболела: ее отравили. К счастью, у герцога Савойского имелось противоядие, которое он еще прежде давал ей на всякий случай. Оно оказалось действенным, и графиня ди Верруа выздоровела. Спустя какое-то время она заболела оспой. Герцог не хотел никого допускать к больной и сам день и ночь ухаживал за ней, как сиделка, пока она не оказалась вне опасности. Но взамен всех этих доказательств любви графиня ди Верруа желала лишь одного: немного свободы. Ибо с каждым днем ее достославный любовник становился все более ревнивым, хотя она никогда не давала ему повода к ревности, и все больше держал ее взаперти. В конце концов такая жизнь сделалась невыносимой для несчастной фаворитки. У нее был брат, которого она очень любила, шевалье де Люин; она написала ему, приглашая его приехать повидаться с ней в Турин и назначая эту встречу как раз на то время, когда герцог должен будет отправиться в Шамбери.