Страница 63 из 146
Так что его продолжали держать в тюрьме, между тем как расследование дела не продвинулось ни на шаг.
И тогда Адриенна написала письмо отцу аббата, жившему в провинции и не знавшему о несчастье, которое случилось с его сыном. Бедный старик поспешно приехал в Париж, стал хлопотать о расследовании дела и добиваться, словно милости, проведения суда над сыном. Видя, что все его требования не приносят никакой пользы, он обратился с ходатайством непосредственно к кардиналу, после чего тот поинтересовался у герцогини Буйонской, угодно ли ей, чтобы это дело было расследовано, ибо совесть не позволяет ему держать в тюрьме невинного человека. Герцогиня Буйонская предпочла суду освобождение узника из-под стражи, и аббат вышел из Бастилии.
В течение двух последующих месяцев старик Буре оставался в Париже и присматривал за сыном; но по прошествии этих двух месяцев, когда отец уехал к себе в провинцию, а сын имел неосторожность остаться в своей квартире, аббат внезапно исчез, и о нем ничего больше не было слышно.
Узнав об этом исчезновении, Адриенна поняла, что жажда мести, испытываемая герцогиней Буйонской, всего лишь приутихла на время, а теперь вспыхнула с новой силой.
Прошло две недели, в течение которых Адриенна ничего не слышала ни об аббате, ни о герцогине. Наконец однажды вечером, после того как отыграли основную пьесу (Адриенна исполняла в ней роль Федры), герцогиня Буйонская пригласила актрису в свою ложу. Удивившись подобному приглашению, мадемуазель Лекуврёр ответила, что она неодета и это не позволяет ей предстать в таком виде перед герцогиней. Однако герцогиня не сдавалась и велела передать актрисе, что, каков бы ни был ее туалет, она заранее ее прощает.
— Госпожа герцогиня чересчур снисходительна, — сказала Адриенна, — и даже если она прощает меня за то, что я появлюсь в таком виде в зале, то публика мне этого не простит. Тем не менее скажите ей, что, дабы повиноваться, насколько это в моих силах, ее приказу, я буду стоять после спектакля у выхода из ее ложи.
Герцогине Буйонской пришлось удовольствоваться этим ответом, и у выхода из своей ложи она действительно увидела ожидавшую ее мадемуазель Лекуврёр. Герцогиня стала всячески расхваливать ее изящество и красоту и превозносить ее игру; несомненно, этими прилюдными знаками доброжелательности, которую знатные особы нередко проявляли по отношению к актерам, она хотела развеять носившиеся тогда слухи.
Через день Адриенна почувствовала себя плохо прямо во время пьесы, в которой она играла, и у нее не было сил доиграть свою роль до конца. Об этом пришлось оповестить зрителей, и, когда спектакль закончился, публика, не вполне успокоенная любезностью, которую герцогиня Буйонская выказала актрисе, стала с величайшей тревогой задавать вопросы о самочувствии мадемуазель Лекуврёр. Ответы были неутешительные: актриса настолько ослабела, что пришлось на руках отнести ее в карету.
Начиная с этого вечера мадемуазель Лекуврёр явно стала чахнуть, однако она пыталась бороться с болезнью и 15 марта снова появилась на сцене в роли Иокасты.
Только тогда публика смогла составить себе понятие о перемене, происшедшей в актрисе: она с трудом говорила и едва держалась на ногах; все полагали, что она будет не в состоянии доиграть свою роль в трагедии до конца.
После "Эдипа" шла комедия "Флорентиец". Все считали невозможным, что Адриенна станет исполнять свою роль в этой комедии, как вдруг, ко всеобщему удивлению, она вновь вышла на сцену. Видно было, как она борется с недугом и берет над ним верх; в тот вечер она была очаровательна.
Это было ее прощание со зрителями.
Четыре дня спустя она умерла в страшных судорогах. Когда ее тело вскрыли, оказалось, что все кишки у нее покрыты язвами.
Пошел слух, что она была отравлена с помощью промывательного.
Но это еще не все: гонениям со стороны духовенства предстояло придать этой смерти наглядное пояснение, что было совершенно лишним после распространившихся слухов об отравлении.
Актрисе было отказано в погребении по церковному обряду, так что в час ночи носильщики тайком похоронили ее вблизи берега Сены, на углу Бургундской улицы.
Существует превосходный портрет Адриенны Лекуврёр в образе Корнелии; он написан Куапелем и гравирован Древе-сыном.
Герцог Буйонский, муж герцогини, которую все открыто обвиняли в том, что она отравила мадемуазель Лекуврёр, пережил актрису всего лишь на два месяца.
Примерно в это же самое время корсиканцы предприняли первую попытку поднять восстание против генуэзцев, восстание, которому предстояло завершиться присоединением Корсики к Франции за два года до рождения Наполеона.
Мы уже говорили о той всеобщей радости, с какой было встречено известие о рождении дофина; не меньшая радость охватила всех, когда было объявлено о рождении у короля второго сына, названного герцогом Анжуйским. С этого времени, если бы только не произошла одна из тех роковых случайностей, какие преследовали потомство Людовика XIV, старшая линия королевского дома уже не подвергалась опасности пресечься.
Между тем война янсенистов и молинистов продолжалась; споры вокруг буллы "Unigenitus", всего лишь одним из эпизодов которых являлись сборища конвульсионеров на кладбище Сен-Медар, за неимением более важных событий занимали все умы. Критики буллы кипели гневом против нее и издавали, как мы уже говорили, направленный против ее сторонников еженедельник, который был наполнен остроумием, язвительностью и желчью и носил название "Церковные новости".
Выше мы рассказывали о том, что происходило в связи с этим изданием и как полицейских агентов ежедневно дурачили газетчики и печатники. В конце концов им надоело иметь дело с агентами, и они решили одурачить самого начальника полиции.
Однажды какой-то незнакомец письменно предложил г-ну Эро довольно странное пари, а именно: в условленный час, через указанную заставу, несмотря на бдительность служащих, даже если эта бдительность будет усилена вдвое, пятьдесят экземпляров запрещенной газеты попадут в город. Господин Эро письменно ответил, что он принимает пари.
Немедленно был отдан приказ раздевать догола всех, кто войдет в город через указанную заставу в условленный час, то есть в три часа пополудни.
При третьем ударе башенных часов появляется какой-то человек, его задерживают и препровождают в таможню.
После того, как его обыскивают с головы до ног, становится ясно, что он не мог спрятать на себе даже клочка промокательной бумаги; так что его отпускают и приступают к обыску следующего.
Однако обысканный человек ссылается на свидание, назначенное на определенный час, утверждает, будто он потеряет значительную сумму, если не сумеет доказать, что был задержан обстоятельствами непреодолимой силы, и проявляет при этом такую настойчивость, что начальник таможенной конторы выдает ему свидетельство, удостоверяющее, что он явился на заставу ровно в три часа пополудни, но удерживался там до четырех часов вследствие обыска, которому его подвергли.
Обзаведясь этим свидетельством, он продолжает свой путь, сопровождаемый спаниелем, на которого никто не обратил внимания, и идет в управление полиции.
Придя туда, он привязывает выданное ему свидетельство к концу шнурка, который висит между ног спаниеля, и просит служащего полицейской конторы отвести собаку в кабинет начальника полиции.
Собака вбегает в кабинет. Господин Эро читает свидетельство, болтающееся между ее ног, пытается разобраться в происходящем, заглядывает под брюхо собаки, откуда свешивается шнурок с привязанным к нему свидетельством, замечает, что шкура спаниеля — это накладная шкура, покрывающая собаку на целую треть меньшую, чем она кажется, и находит между накладной и настоящей шкурами пятьдесят экземпляров газеты.
Господин Эро честно признался, что он проиграл, и отправил означенную в пари сумму по указанному адресу.
Наконец, при том что никто не мог изобличить его во лжи, он задержал трех бедолаг, которые, по его утверждению, были печатниками, авторами и редакторами "Церковных новостей", и выставил их у позорного столба, а затем отправил в ссылку.