Страница 59 из 146
Изе вышел из терпения и, испытывая перед лакеями куда меньший страх, чем перед призраками, поинтересовался у своих провожатых, что означает вся эта шутка.
— У вас есть повод жаловаться, сударь? — спросили лакеи.
— Но… — выдавил из себя доктор.
— Вам хорошо заплатили?
— Да.
— Вам причинили какой-нибудь вред?
— Нет.
— Ну тогда идите за нами и не говорите ничего, ибо говорить тут не о чем.
И лакеи проводили доктора до самого портшеза, дабы он не мог сказать, что к нему хоть в чем-то было проявлено недостаточное внимание.
Изе был крайне недоволен этим вечером. Он вернулся к себе домой, решив никому ничего не рассказывать о том, что с ним произошло. Однако на другой день к нему пришли спросить, как он чувствует себя после кровопускания, сделанного им накануне. И тогда доктор стал рассказывать всем о своем приключении, которое в итоге стало известно повсюду, возбудив много предположений и наделав много шума.
Вторая история имела более трагический конец, и в ее развязку, словно бог из машины в античном театре, был вынужден вмешаться король.
Дворянин, ехавший вместе со своим слугой по лесу Виллер-Котре, внезапно был остановлен на повороте дороги каким-то молодым человеком, который, держа в каждой руке по пистолету, пригрозил пустить ему пулю в лоб, если он тотчас не отдаст все имеющиеся при нем деньги и драгоценности. Дворянин отдал ему свой кошелек, в котором лежало пятьдесят луидоров, золотые часы с цепочкой, тоже золотой, и золотую печатку.
Дворянин полагал, что этим он и отделался, однако грабитель, заставив его и слугу спешиться, отнял еще и двух его лошадей и тем самым поставил его перед выбором: продолжать путь или вернуться в город, откуда он выехал часа за полтора до этого.
Дворянин и его слуга стали советоваться между собой, и тут хозяин вспомнил, что где-то рядом живет в небольшом замке один из его друзей. Этот друг был храбрый офицер, вместе с которым он служил в одном полку в последние годы царствования Людовика XIV.
Он сориентировался и, в самом деле, пройдя четверть льё, увидел дом, который искал.
Его ожидал там искренний и сердечный прием. Дворянин тотчас рассказал владельцу замка о своем приключении, и, как он и надеялся, его бывший товарищ по оружию предложил ему деньги и верховую лошадь, но прежде всего ужин.
В тот момент, когда два старых друга садились за стол, в обеденный зал вошел молодой человек.
Гость едва не вскрикнул от удивления: вошедший молодой человек был тем, кто его ограбил.
Однако он удивился еще больше, когда его друг представил ему этого молодого человека как своего сына.
Молодой человек, казалось, не узнал в госте ограбленного им путешественника, учтиво поклонился ему и без всякого смущения принялся за ужин.
Сразу по окончании ужина гость попросил позволения удалиться в предоставленную ему комнату. Владелец замка отвел туда своего друга, которого сопровождал его лакей, заявивший, что ему нужно помочь хозяину раздеться.
Но, едва они остались наедине, лакей сказал своему хозяину:
— Ах, сударь, мы с вами попали в разбойничий притон: сын владельца дома — это тот человек, что нас ограбил, а наши лошади стоят в ихней конюшне, я их признал!
Однако в приеме, оказанном ему сельским помещиком, ощущалась сердечность, которую нельзя было изобразить, а в голосе его слышалась прямота, которая не могла быть притворной. Гость все это осознавал. И потому, ни минуты не колеблясь, он направился прямо в спальню своего друга, который уже лежал в постели и спал. Разбудив его, он сказал ему, что человек, ограбивший их за четыре часа до этого, был не кто иной, как его сын, что он долго не решался сообщить другу эту страшную новость, но в конце концов, разобравшись в своей душе и совести, счел своей обязанностью поведать ему тайну, которая рано или поздно будет самым грубым образом открыта ему властями.
Отчаяние отца, как нетрудно понять, было настолько сильным, что он тотчас лишился чувств, но вскоре, придя в себя и одновременно впав в гнев, соскочил с кровати и бросился в спальню сына, который уже спал или притворялся спящим.
На столике у его изголовья лежали кошелек, золотые часы и золотая печатка, а рядом с ними два пистолета, причастных к совершенному ограблению.
Видя, что отец обнаружил предметы, только что перечисленные нами, сын догадался, что его преступление открыто, и хотел бежать, но в ту минуту, когда он соскочил с постели, отец схватил пистолет и, когда молодой человек пробегал мимо него, направляясь к двери, выстрелил.
Сын, смертельно раненный, упал, вскрикнул и испустил последний дух.
На другой день сельский помещик отправился в Версаль и сознался во всем королю.
Король, не колеблясь ни минуты, помиловал его.
Однако событиями, которые вскоре более всего стали занимать столицу, оттеснив на задний план все прочие, явились кончина дьякона Пари и чудеса, происходившие на его могиле.
Франсуа Пари был бедным дьяконом, сыном советника Парижского парламента, родившимся в Париже 30 июня 1690 года. Подобно святому Августину, начинал он довольно плохо. Переданный своей матерью, весьма благочестивой женщиной, на попечение регулярных каноников конгрегации Святой Женевьевы, он начал с того, что разучился читать; затем, по наущению своих товарищей, он решил однажды устроить пожар в коллеже, собрав для этого груду горючих материалов. Хотя это преступление так и не было совершено, дьякон Пари упрекал себя за него до конца своих дней; вполне возможно, что это явилось одной из причин самоистязаний, в которых протекала его жизнь. Наконец, отозванный обратно в родительский дом и доверенный учителю, с которым у него сложились дружеские отношения, он вошел во вкус работы и наверстал упущенное время. По завершении курсов гуманитарных наук и философии он вступил в бенедиктинский монастырь Сен-Жермен-де-Пре, монахам которого, с их уединенными и благочестивыми занятиями, ему нравилось подражать. Оттуда он перешел в семинарию Сен-Маглуар и занялся там изучением древнееврейского и древнегреческого языков, поскольку ему хотелось читать Священное Писание в подлиннике. В минуты досуга он занимался преподаванием катехизиса, на свои собственные деньги покупая книги, необходимые для христианского воспитания детей. И потому его отец, считавший его за дурака и умерший в 1714 году, оставил ему лишь четверть своего состояния. Однако это был не единственный ущерб, который предстояло претерпеть несчастному проповеднику. Джон Ло вынудил его принять в качестве погашения значительного долга бумажные деньги, на чем он потерял более половины суммы. Но все эти финансовые неудачи не помешали Франсуа Пари заниматься богословием. Он оказался хорошо подготовлен к спорам по поводу буллы "Unigenitus". С горячностью, присущей его религиозным убеждениям, Пари снова и снова протестовал против этой буллы. Именно тогда ему предложили должность кюре церкви Сен-Ком; однако для этого ему необходимо было пойти на сделку со своей совестью и подписать требуемый документ. Так что он отказался от этой должности и удовольствовался званием дьякона, которое было дано ему двумя годами ранее.
Вслед за тем он решил предаться уединению и учредить нечто вроде нового Пор-Рояля, если ему это удастся. И потому он занялся поисками безлюдного места, что довольно трудно найти в окрестностях Парижа. Он посетил Мон-Валерьян, Ла-Трапп и скит подле Мелёна, но в конечном счете удалился в небольшой домик, который еще и сегодня показывают в начале предместья Сен-Марсо. Именно там он основал свой Пор-Рояль, собрав вокруг себя несколько священников, которые были беднее его самого и которых он кормил за счет остатков отцовского наследства, в то время как сам жил своим трудом. Здоровье его и так было слабым, а этим постоянным трудом, сопровождаемым постами и умерщвлениями плоти, оно оказалось погублено окончательно. Он пребывал в убеждении, что страдает за Церковь Христову, которая, на его взгляд, была поругана буллой "Unigenitus". Вследствие избытка смирения он счел себя недостойным вкушать Тело Господа Иисуса Христа и однажды два года оставался без причастия. Наконец, изнурив себя самоистязаниями, он заболел, приобщился перед смертью Святых Даров, принесенных ему приходским священником церкви Сен-Медар, и скончался 1 мая 1727 года, в возрасте тридцати семи лет.