Страница 55 из 146
— Станем на колени и возблагодарим Господа!
— Ах, отец! — вскричала принцесса Мария. — Неужто Господь возвращает вам польский престол?
— Нет, дочь моя, он делает нечто получше этого! — ответил ей король. — Он делает вас королевой Франции!
С заключением этого брачного союза торопились с обеих сторон. Через неделю после получения письма от герцога Бурбонского король Станислав с женой и дочерью уже находились в Страсбурге, где герцог д'Антен и маркиз де Бово, посланники короля, должны были сделать принцессе Марии официальное предложение о вступлении в брак.
Герцог д’Антен был человек умный, однако в своей торжественной речи он допустил весьма странный промах.
— Государь, — сказал он, обращаясь к королю Станиславу, — его высочество герцог Бурбонский, выбирая невесту королю, подумал вначале об одной из своих сестер, но, поскольку ему нужно было найти исключительно добродетельную женщину, он обратил взор на вашу дочь.
К несчастью для бедного посланника, среди присутствующих во время этой приветственной речи была мадемуазель де Клермон, одна из сестер герцога Бурбонского, назначенная главноуправляющей двором королевы.
— Вот как! — сказала она достаточно громко, чтобы быть услышанной. — Стало быть, д’Антен считает меня и моих сестер шлюхами?
По прошествии двух недель Мария Лещинская прибыла в Фонтенбло, а 4 сентября, получив от кардинала де Рогана брачное благословение, она стала королевой Франции.
Герцог де Ришелье не мог присутствовать при венчании, ибо еще 8 июля он был назначен послом в Вену.
В свое время мы говорили о судебном деле Ле Блана, шевалье де Бель-Иля и графа де Бель-Иля; следствие не нашло никаких улик против них, и, полностью оправданные от всех обвинений, они вышли из Бастилии и Венсенского замка, где их держали в заключении.
Это был первый удар, нанесенный власти герцога Бурбонского и влиянию маркизы де При.
Вскоре над ними стало нависать тяжкое обвинение.
Год 1725-й выдался ненастный; в самый разгар весны и лета солнце едва показывалось, зато от беспрерывных дождей земля размокла, вследствие чего хлеба на подтопленных полях не могли созреть.
Так что жатва находилась под угрозой, а это заставляло опасаться голода. Подобные опасения повлекли за собой рост цен на зерно и муку, и, неслыханное прежде дело, хлеб поднялся в цене до девяти су за фунт.
Все открыто обвиняли г-жу де При в том, что она завладела всем зерновым хлебом.
К счастью, прогноз урожая оказался ошибочным; вернулись погожие дни, снова засветило и высушило поля солнце; жатва была обильной, и, поскольку зерно, набравшее чересчур много влаги, хранилось плохо, цена на пшеницу вскоре сильно понизилась.
В предположении голода в стране назревала гроза; с наступлением хорошей погоды гроза рассеялась. Так что герцог Бурбонский избежал этой первой опасности, угрожавшей его высокому положению.
Чтобы подать лучший пример Франции, герцог Бурбонский должен был пасть сам, и привести его к этому падению должна была ненасытная алчность г-жи де При.
Маркиза не ошиблась в расчете, сделав так, что французская корона была отдана бедной Марии Лещинской. Она нашла в молодой королеве открытое и признательное сердце, настолько признательное, что, перешагивая через правила этикета, королева принимала маркизу дружеским образом, хотя та была дочерью г-на де Пленёфа и любовницей герцога Бурбонского.
Правда, дабы уменьшить подобное неприличие или, возможно, усилить его, маркизе была дана должность при дворе.
Рассчитывая на покровительство королевы, г-жа де При полагала возможным отважиться на небольшой государственный переворот.
Ее ненависть к епископу Фрежюсскому вела начало со времени вступления герцога Бурбонского в должность первого министра. В ожидании денежных поборов, которые под различными предлогами, пользуясь подсказкой своего безудержного воображения, маркиза рассчитывала вытянуть из Франции, она прежде всего завладела пенсионом в сорок тысяч фунтов стерлингов, который Англия выплачивала Дюбуа, дабы расположить его к себе. Поскольку эта сумма была потребована от имени герцога Бурбонского и поскольку, в конечном счете, епископ Фрежюсский был жаден до власти больше, чем до денег, он позволил им так поступить; однако он повел себя иначе, когда г-жа де При пожелала взять в свои руки распределение бенефициев.
Епископ отвел герцога Бурбонского в сторону и очень медоточиво, очень почтительно, но при этом крайне твердо дал понять ему, что, признавая превосходство его познаний по части светских дел, он не может, однако, оставить без своего надзора дела духовные, ибо сделать это не позволяет ему совесть; он добавил, что его желание оставить за собой упомянутый круг обязанностей имеет целью снять с принца, и так отягощенного огромным количеством дел, часть этого бремени; ну а поскольку церковные дела весьма многочисленны и крайне сложны, то нужен человек, который будет заниматься исключительно ими.
Герцог Бурбонский прекрасно осознавал важность уступки, которой от него требовали, но не осмелился вызвать неудовольствие епископа; и потому он позволил наставнику короля целиком и полностью завладеть этой областью государственного управления.
Министры быстро поняли сложившееся положение: начиная с этого времени епископ Фрежюсский стал невидимым, но подлинным коллегой герцога Бурбонского.
И потому, перед тем как идти к королю, они непременно приносили епископу папку со своими бумагами, делая это тайком, и он, тоже тайком, знакомился с этими бумагами и указывал министрам путь, которым они должны были следовать и добиться одобрения которого со стороны короля он брал на себя.
Как видим, в действительности г-н де Флёри был больше, чем первым министром, ибо герцог Бурбонский, полагая, что он всем руководит, лишь подчинялся.
Госпожа де При была взбешена при виде того, что распределение бенефициев ускользнуло из ее рук, однако она тотчас рассудила, что ей, действующей в одиночку, следует запастись терпением и постараться присоединить к власти герцога Бурбонского другую власть, столь же могущественную, если это возможно.
Вот ради этого она и ловчила, делая Марию Лещинскую королевой Франции.
Сколько же адской тьмы было в душе этой двадцатипятилетней женщины!
Достигнув цели, к которой она стремилась, и черпая уверенность в дружеских чувствах к ней королевы и в равнодушии короля к государственным делам, маркиза полагала, что если ей удастся отстранить епископа Фрежюсского от исполняемых им обязанностей, то вся власть перейдет в ее руки.
И в самом деле, герцог Бурбонский, следуя примеру регента, каждый день приходил заниматься с королем государственными делами, или, лучше сказать, заниматься ими в его присутствии. А поскольку епископ Фрежюсский непременно присутствовал при этих занятиях, то это мешало, но не герцогу — один, он так или иначе приноровился бы к чему угодно, — это мешало, повторяю, г-же де При. И потому г-жа де При придумала средство избавиться от этого докучливого свидетеля: оно состояло в том, чтобы уговорить короля заниматься государственными делами в покоях королевы, подобно тому как Людовик XIV занимался ими в покоях г-жи де Ментенон; наставник, которому было чему учить юного государя, но никак не мужа, не последовал бы, вероятно, за ним в покои королевы, и тогда она, г-жа де При, заняла бы там место епископа Фрежюсского.
Как только этот план был задуман, его исполнение не заставило себя ждать. При первой же встрече с королем герцог Бурбонский стал побуждать его заниматься государственными делами у королевы. Король согласился на это, и герцог предупредил его величество, что в следующий раз явится прямо на новое место, назначенное для их работы.
Епископ Фрежюсский, ничего не знавший обо всех этих кознях, в обычное время явился в кабинет его величества. Король еще был там, но минут через десять он вышел оттуда и отправился к королеве. Епископ, ничуть не беспокоясь заранее по поводу этого ухода, какое-то время ждал возвращения короля; затем, видя что герцог Бурбонский не пришел в положенный час в кабинет, он заподозрил какой-то подвох, расспросил слуг и узнал, что король работает с герцогом Бурбонским у королевы. Епископ тотчас же возвратился к себе домой и написал своему ученику письмо, наполненное грустью, но при этом нежное и ласковое, в котором он извещал его, что намерен удалиться от двора и закончить свои дни в уединении.