Страница 52 из 192
Однажды утром возлюбленная короля получила букет, сопровождаемый следующим мадригалом:
Взгляните поскорей на это чудо красоты
И подле девы юной умрите, милые цветы!
Влюбленных толпы умереть готовы там,
Но наслажденье это даровано лишь вам!
Эти первые стихи разохотили Людовика XIV; при своем всемогуществе король решил, что стоит ему захотеть, и он станет поэтом, и за первым мадригалом последовал второй:
Скажите, огорчила вас разлука?
И рады ль вы увидеть вновь
Того, кто вдалеке от вас испытывает муку,
А рядом с вами — счастье и любовь,
Кто умереть готов от нетерпенья,
Когда хотя б на день увидеть вас лишен он наслажденья?
Этот мадригал имел явный успех, ибо король получил на него ответ, написанный на том же языке поэзии:
Иного не желаю счастья знать,
Чем день и ночь, король, о вас мечтать!
Живу я вашей жизнью, не своей,
Вам угождать — заботы нет важней!
Известно ведь: утехи без любимого вкушать
Заведомо любовь свою обворовать!
Никому не дано знать, чем закончилась бы эта поэтическая переписка, если бы не одно довольно любопытное обстоятельство. Людовик XIV находил свои стихи превосходными, и, по всей вероятности, мадемуазель де Лавальер придерживалась того же мнения, но для самолюбия августейшего поэта этого было недостаточно. Однажды утром, сочинив новый мадригал, король остановил маршала де Грамона и, отведя его к оконной нише, сказал:
— Маршал! Я хочу показать вам стихи.
— Стихи? — переспросил маршал. — Мне?
— Да, вам. Я желаю знать ваше мнение.
— Извольте, государь, — промолвил маршал.
При этом лицо его приобрело недовольное выражение, поскольку он не очень жаловал поэзию.
Король не заметил нахмуренные брови старого маршала или сделал вид, что не заметил их, и начал читать следующие стихи:
Кто знает тайную мою любовь?..
Смешно мне слушать вновь и вновь
Всю болтовню, все толки про нее.
Ведь знает тайную мою любовь
Лишь та, что вызвала ее!
— Вот те на! — воскликнул маршал де Грамон. — И кто же мог написать подобные стихи?
— Так вы, маршал, находите, что они нехороши?
— Отвратительны, государь!
— Ну что ж, маршал, — со смехом сказал Людовик XIV, — стихи эти сочинил я, но будьте спокойны, ваша откровенность меня вылечила, и других стихов я писать не буду.
Маршал удалился в полной растерянности, и, что удивительно, король сдержал слово, которое он себе дал.
Но тогда он взялся за прозу; однако сочинять прозу дело тоже нелегкое. И потому однажды, когда ему нужно было срочно написать мадемуазель де Лавальер и одновременно идти на совет, он поручил Данжо написать вместо себя. По окончании совета новый секретарь показал Людовику XIV письмо, составленное так умело, что король был вынужден сознаться, что сам он не написал бы лучше. С этого дня Данжо служил королю секретарем. Благодаря такому удобству король мог теперь отправлять своей возлюбленной Луизе по два-три письма в день; но теперь, в свой черед, затруднения возникли у бедной Лавальер, ибо ей нужно было отвечать на все эти письма. К счастью, ей вдруг пришла в голову блестящая мысль поручить тому же Данжо писать королю вместо себя.
Данжо согласился и с этого времени писал письма в ту и другую сторону.
Эта переписка продолжалось целый год. Наконец однажды, в минуту откровенности, Лавальер призналась королю, что прелестные письма, которые он приписывает как ее сердцу, так и ее уму, сочиняет Данжо. Король расхохотался и в свой черед признался ей, что страстные послания, которые она получает от него, выходят из-под того же пера.
Людовик XIV оценил проявленное Данжо умение хранить тайну, столь редкое при дворе, и с этого началась карьера царедворца.
В то время как фаворитка возвышалась наперекор всем и притом куда больше благодаря силе любви, которую она питала к королю, чем любви, которую он питал к ней, замышлялась великая катастрофа: речь идет о падении Никола Фуке, не доверять которому, по слухам, советовал королю кардинал, одновременно рекомендуя ему Кольбера.
Никто не может сказать со всей определенностью, давал или не давал молодому государю такой совет кардинал Мазарини, но каждый может подтвердить, что любые указания Мазарини по этому поводу были излишни и что Фуке сделал все, что мог, чтобы ускорить свое падение.
Если нам удалось достаточно хорошо обрисовать характер главноуправляющего финансами, то читатель должен не хуже нас знать, сколько гордыни, тщеславия и деспотизма было в этом человеке, надеявшемся подчинить себе короля, подобно тому как он подчинял себе поэтов и женщин, с помощью власти денег.
Разнесся слух, будто Фуке, со своей стороны, был уже давно влюблен в мадемуазель де Лавальер и никогда не переставал любить ее, и что даже после того, как король стал оказывать ей внимание, он, вместо того чтобы отступиться от своих намерений, как того требовало если не почтение, то благоразумие, предлагал ей через г-жу Дюплесси-Бельер двадцать тысяч пистолей, то есть почти полмиллиона, если она согласится стать его любовницей.
Этот слух дошел до Людовика XIV, и король решил выяснить правду у самой мадемуазель де Лавальер. Она все это отрицала, но, тем не менее, в душе венценосного любовника осталось чувство глубокой ненависти к дерзкому министру.
Впрочем, не один король имел причины быть недовольным Фуке; г-н де Лег, вступивший в тайный брак с нашей старой знакомой г-жой де Шеврёз, также был зол на главноуправляющего финансами и убеждал жену пожаловаться на него королеве-матери. Госпожа де Шеврёз пригласила Анну Австрийскую к себе в Дампьер; там оказались также Ле Телье и Кольбер, и было условлено, что Анна Австрийская разведает намерения своего сына относительно главноуправляющего финансами.
С давнего времени Людовик XIV отказывал матери почти во всем, о чем она его просила, и принял ее достаточно сурово, когда она явилась к нему с увещаниями по поводу его любовной связи с герцогиней Орлеанской. Так что король был рад, хотя и уступая при этом своим собственным чувствам, сделать вид, будто он в чем-то идет ей навстречу; в итоге они договорились арестовать министра; но, поскольку у него было много друзей в Париже и к тому же все денежные средства, какими он располагал, находились в столице, была задумана поездка в Нант, чтобы арестовать Фуке в этом городе и заодно захватить Бель-Иль, который главноуправляющий финансами незадолго до этого купил и, по слухам, укрепил.
Между тем Фуке, сжалившись, несомненно, над убогими увеселениями в Фонтенбло, решил показать Людовику XIV пример роскоши. Король и весь двор были приглашены в замок Во на 17 августа 1661 года.
Замок Во обошелся Фуке в пятнадцать миллионов.[20]
Король прибыл в замок в сопровождении отряда мушкетеров под командой г-на д’Артаньяна.
Вся французская знать была приглашена на это празднество, которое предстояло описать Лафонтену и воспеть Бенсераду и на котором должны были сыграть пролог Пелиссона и комедию Мольера. Надо сказать, что Фуке прежде Людовика XIV открыл для себя Лафонтена и Мольера.