Страница 46 из 192
«Мартовские иды — роковой день для Юлиев, — говорит Приоло в своей “Истории”, — ибо в этот самый день Юлий Цезарь был убит в Риме, а кардинал Джулио Мазарини умер в Венсене, но только шестнадцатью веками позднее».
Король, проснувшись, позвал свою кормилицу, всегда спавшую в его комнате, и сделал ей глазами знак, чтобы она осведомилась о состоянии кардинала. Кормилица исполнила приказ и вернулась с известием, что кардинал скончался.
Людовик XIV тотчас же поднялся и, позвав к себе Ле Телье, Фуке и Лионна, заявил им:
— Господа! Я велел вам прийти для того, чтобы уведомить вас о том, что если до сих пор мне было угодно предоставлять управление моими делами кардиналу, ныне покойному, то с сегодняшнего дня я намерен управлять ими лично. Вы будете помогать мне своими советами, когда я их у вас спрошу.
Затем, отпустив членов совета, Людовик XIV отправился к королеве-матери, отобедал с ней и в закрытой карете уехал в Париж.
Королеву-мать несли в портшезе; маркиз де Отфор, ее первый шталмейстер, и Ножан-Ботрю, ее шут, шли пешком у дверец портшеза и всю дорогу непрестанно веселили своими шутками свиту Анны Австрийской.
Богатство, оставленное кардиналом, было несметным: согласно завещанию, он располагал пятьюдесятью миллионами и в самом этом завещании первым делом запретил делать опись своего имущества, ибо у него было опасение, что народ, и без того ненавидевший его, будет возмущен, узнав о подобных сокровищах.
Его главным наследником назначался Арман Шарль де Лапорт, маркиз де Ла Мейре, герцог Ретелуа-Мазарини, которому кардинал оставлял все, что должно было остаться после выплаты частных завещательных отказов; размеров этого остального даже сам наследник так никогда и не смог узнать, ибо ему было запрещено составлять опись унаследованного им имущества. Однако оно было поистине королевским и должно было составлять от тридцати пяти до сорока миллионов.
Все другие родственники кардинала получили свою долю от его посмертных щедрот.
Принцесса де Конти, его племянница, получила двести тысяч экю.
Принцессе Моденской, принцессе Вандомской, графине Суассонской и коннетабльше Колонна было завещано по такой же сумме.
Племянник Манчини унаследовал герцогство Неверское, девятьсот тысяч ливров наличными, доходы с Бруажа, половину мебели и все римские владения кардинала.
Маршал де Грамон — сто тысяч ливров.
Госпожа Мартиноцци, сестра кардинала, получила пожизненный пенсион в восемнадцать тысяч ливров.
Особые завещательные отказы состояли в следующем:
королю достались два инкрустированных шкафа-кабинета, которые еще не были закончены;
королеве-матери — алмаз, оценивавшийся в один миллион ливров;
молодой королеве — алмазная брошь;
герцогу Анжуйскому, брату короля, — шестьдесят марок золота, серия стенных ковров и тридцать изумрудов;
дону Луису де Аро, испанскому министру, — прекраснейшая картина Тициана, изображавшая Флору;
графу де Фуэнсальданья — большие стенные часы в золотом корпусе;
его святейшеству — шестьсот тысяч ливров на войну с турками;
бедным — шесть тысяч франков;
наконец, сокровищнице драгоценностей французской короны были оставлены восемнадцать больших алмазов, на условии, что они будут именоваться Мазаринами.
Это было крайнее средство поднять свое имя на высоту других великих имен, данных некоторым алмазам, которые были унаследованы или приобретены французскими королями. И действительно, восемнадцать Мазаринов заняли место подле пяти Медичи, четырех Валуа, двенадцати Бурбонов, двух Наварров, одного Ришелье и одного Санси.
Однако свое имя кардинал оставил не только этим восемнадцати алмазам, ибо увековечить память о своем пребывании в этом мире было одним из самых страстных его желаний. Он дал свое имя маркизу де Ла Мейре, который, как мы уже говорили, стал зваться герцогом; дворцу, который он построил и который стал именоваться дворцом Мазарини; азартной игре, которую он изобрел и которая называлась хокой Мазарини; и, наконец, паштеты на манер Мазарини.
Любой, кто сколько-нибудь внимательно следил за этой историей, мог заметить, что честолюбие и скупость были главными страстями кардинала. Чтобы удовлетворить свое честолюбие, он предал Францию; чтобы удовлетворить свою скупость, он разорил эту страну, а между тем, несмотря на два этих заслуженных упрека, ни один министр, ни иностранный, ни даже отечественный, не сделал для какой-либо страны то, что Мазарини сделал для своего второго отечества.
Мы сказали, что он предал Францию. Вот по какому случаю он замышлял свое предательство, не имевшее, впрочем, серьезных последствий. Предоставим слово Бриенну.
«Тем временем (1660), однажды, когда я был один в кабинете кардинала и, сидя за его столом, писал по его распоряжению срочные депеши, его преосвященству понадобились какие-то бумаги, лежавшие в одной из его шкатулок. В тот день кардинал находился в постели, где его удерживала подагра. Он подозвал меня, вручил мне ключи и велел открыть шкатулку, помеченную номером XI, и взять связку бумаг под литерой А, перевязанную желтой лентой. Однако шкатулки, поставленные по шесть штук в ряд на двух разных столах в изножье постели, оказались неверно размещены: вслед за шкатулкой X была поставлена шкатулка IX, которую я и открыл, не обратив внимания на ее номер и ограничившись тем, что пересчитывал шкатулки до тех пор, пока не дошел до одиннадцатой по порядку; так что я вынул связку под литерой А, но, видя, что она перевязана не желтой лентой, а голубой, я прямо со своего места сказал об этом его преосвященству. На что кардинал ответил мне: “Вы ошиблись номером, и открыли девятую шкатулку вместо одиннадцатой”. Тогда я открыл указанную мне шкатулку и действительно нашел в ней связку под литерой А, перевязанную желтой лентой, и отнес ее кардиналу. Между тем я не смог удержаться, чтобы не прочесть надпись на отдельном листе, который был верхним в связке А, перевязанной голубой лентой, и увидел на нем следующие примечательные слова:
“Акт, посредством которого к… И… обещал мне не противиться в… меня в п… достоинство в том случае, если я смогу избраться после смерти А…, и под условием, что я уговорю к… Ф… удовольствоваться городом А… вместо города К…, требование о возвращении которого я предъявил от его имени короне И…”
И ниже:
“N.B. Акт этот действителен, поскольку Камбре остается в руках испанцев”».
Бриенну было нетрудно понять смысл этой пометы, хотя из предосторожности кардинал ограничился в ней лишь начальными буквами титулов и имен; вот что в ней было сказано:
«Акт, посредством которого король Испании обещал мне не противиться возведению меня в папское достоинство в том случае, если я смогу избраться после смерти Александра VII, и под условием, что я уговорю короля Франции удовольствоваться городом Авеном вместо города Камбре, требование о возвращении которого я предъявил от его имени короне Испании.
Акт этот действителен, поскольку Камбре остается в руках испанцев».
К несчастью для Мазарини, смерть не оставила ему времени привести в исполнение этот честолюбивый план, ибо Александр VII, избранный 7 апреля 1655 года, умер только 22 мая 1667-го, то есть на шесть лет позднее того, кто рассчитывал стать его преемником.
Что же касается скупости кардинала, то она вошла в поговорку, и в этом великом пороке его упрекали как друзья, так и враги; все для него служило предлогом брать деньги, все становилось поводом к взиманию налогов. Его выражение «Поют — значит, заплатят» стало не только французской поговоркой, но и европейской аксиомой.
Однажды Мазарини уведомили, что в продажу поступила направленная против него ужасная брошюра; кардинал приказал конфисковать ее, а так как после конфискации стоимость брошюры выросла раз в десять, то он велел продавать ее из-под полы по бешеной цене; этот коммерческий ход, о котором он сам рассказывал со смехом, принес ему тысячу пистолей.