Страница 111 из 192
После трех лет пребывания в Руане король по своему собственному почину дал Шамийяру должность управляющего финансами, и фаворит, оставаясь на ней вплоть до того времени, к какому мы подошли, сохранил свои прежние отношения с королем, хотя бильярд уже вышел из моды. Мы только что видели, как в тот час, когда Шамийяр менее всего этого ожидал, он стал преемником Барбезьё.
В это самое время король Яков II, как если бы он ждал лишь упрочения на троне похитителя своей короны, чтобы умереть, был частично разбит параличом, не затронувшим его мозг; Людовик XIV и, по его примеру, весь двор засвидетельствовали ему свое почтение. Фагон отправил больного на воды в Бурбон-л’Аршамбо, куда его сопровождала английская королева, его жена. Людовик XIV со всей щедростью обеспечил его средствами для этой поездки, но августейший больной вернулся, не получив никакого облегчения. Начиная с этого времени он влачил страдальческую жизнь и 8 сентября 1701 года впал в такую слабость, что никакой надежды спасти ему жизнь не оставалось. Во вторник 13 сентября Людовик XIV выехал из Марли, чтобы навестить в Сен-Жермене умирающего. Но Яков II был уже так плох, что, когда ему доложили о приезде французского короля, он с трудом смог открыть глаза. Подойдя к постели умирающего, Людовик XIV сказал ему, что он может умереть, не испытывая беспокойства в отношении принца Уэльского, которого Франция признает королем Англии, Шотландии и Ирландии. Все англичане, присутствовавшие при этом торжественном обещании, пали на колени перед Людовиком XIV, чтобы изъявить ему благодарность. После этого Людовик XIV перешел в покои английской королевы, которую он заверил в том же. Тотчас послали за принцем Уэльским, и король повторил ему то же самое обещание. По возвращении в Марли король Людовик XIV при рукоплесканиях всего двора объявил о том, что он сделал для августейших изгнанников.
Яков II скончался 16 сентября 1701 года, в три часа пополудни.
Вечером того же дня тело короля Англии в сопровождении весьма небольшого кортежа было доставлено в монастырь английских бенедиктинцев на улице Сен-Жак. Там, как если бы это было тело простого смертного, его оставили на хранение в одной из монастырских часовен вплоть до того времени, когда его можно будет перевезти в Вестминстерское аббатство.
Яков II являет собой воплощение того, что монархия может предложить своим сторонникам: упорную приверженность идее божественного права и непоколебимое убеждение в праве передавать власть по наследству, заставляющее жертвовать всеми надеждами на счастье семьи ради исполнения политического долга и предписывающее сыну свергнутого короля настойчиво домогаться отцовского наследства. Находясь в Сен-Жермене на положении изгнанника, без личных средств, без казны, без армии, поддерживаемый только щедростью Людовика XIV, он ни на минуту не переставал считать единственно себя истинным королем Англии. На его взгляд, Вильгельм, добившись победы, оставался всего-навсего бунтовщиком, а добившись признания — узурпатором. До последнего мгновения своей жизни этот потомок Стюартов, свергнутый с престола, держал в голове лишь одну мысль и исторгал лишь один крик: мысль эта состояла в том, что английская корона принадлежит только ему, а крик являл собой не что иное, как один долгий, бесконечный протест законного государя против случайной ошибки судьбы. И если, несмотря на явную потерю способности ощущать, умирающий все же мог слышать последние слова Людовика XIV, его душа должна была взлететь к Небесам радостной и утешенной, поскольку она уносила с собой если и не убеждение, то хотя бы надежду, что борьба, которую он вел при жизни, продолжится и после его смерти.
Король Вильгельм находился в Голландии, в своем дворце Ло, когда ему стало известно о смерти Якова II и о признании Людовиком XIV принца Уэльского законным наследником английского престола. В это время он принимал гостей, и за столом у него сидели главнейшие немецкие князья. Он повторил им полученное известие в том виде, в каком оно было ему доложено, не прибавив к нему собственных соображений. Однако он побагровел, гневным движением нахлобучил шляпу на голову и немедленно отправил в Лондон приказ выслать Пуссена, в звании посла представлявшего там интересы Франции. Но, поскольку, несмотря на их соперничество за скипетр и корону, король Яков II приходился ему тестем, Вильгельм приказал носить в знак траура одежду фиолетового цвета. После этого он поспешил завершить в Голландии все дела, призванные упрочить ту огромную лигу, которой вошедшие в нее государи дали название «Великий альянс», а затем вернулся в Англию, чтобы потребовать у парламента денежной помощи.
Однако, прибыв в Лондон, Вильгельм в свой черед заболел; вскоре он понял опасность своего положения, которую ему удавалось утаивать от самого себя благодаря энергичной умственной деятельности и напряжению воли. Тем не менее, хотя его дыхание затруднилось до такой степени, что в любую минуту могло показаться, будто он вот-вот задохнется, Вильгельм нисколько не уменьшил свои кабинетные занятия и ограничился тем, что обратился за консультацией к самым известным европейским врачам, послав им отчет о состоянии своего здоровья. Один из таких запросов был направлен Фагону и пришел к нему якобы от какого-то деревенского священника. Фагон, который не посчитал нужным особенно церемониться с бедным священником, да и вообще действовал всегда крайне грубо, просто-напросто написал внизу запроса: «Готовиться к смерти». Вильгельм принял это к сведению и с тех пор старался лишь поддерживать свои силы всеми возможными средствами. Одно из них заключалось в верховых прогулках, и после таких прогулок он почти всегда испытывал облегчение. Но вскоре, не имея более сил держаться в седле, он свалился с лошади, что ускорило его кончину, и умер, не погружаясь в минуту смерти в мысли о Боге, чего, впрочем, не делал на протяжении всей своей жизни, и до последнего мгновения занимаясь государственными делами. В последние два дня его поддерживали крепкими настойками, спиртными напитками и возбуждающими средствами. Он скончался в воскресенье 19 марта 1702 года, в два часа пополудни, выпив перед этим чашку шоколада; ему было всего пятьдесят два года.
Вильгельм III не оставил после себя детей.
Принцесса Анна, его свояченица, вторая дочь Якова II и жена принца Георга Датского, тотчас же была провозглашена королевой.
Вильгельм III был одним из самых выдающихся людей эпохи, которую мы пытаемся изобразить. Он являет собой образец силы и ума, борющихся с наследственным правом на престол. Рожденный принцем, он стал полководцем; будучи полководцем, он не соизволил вновь сделаться принцем и стал королем; как воин он нередко с успехом сражался против Конде, Тюренна и Люксембурга; как политик он постоянно боролся с Кольбером, Лувуа и Людовиком XIV. Величие его гения доставило ему верховную власть штатгальтера в Голландии, корону Стюартов в Англии и господство во всей Европе, за исключением Франции. Вся его жизнь была тайной борьбой, скучной и многотрудной, из которой, вполне возможно, он не вышел бы победителем, если бы не был беспощадным представителем беспощадно преследуемого кальвинизма. В конечном счете Вильгельм III был не столько преемником Якова II, сколько продолжателем дела Кромвеля.
Почти в то самое время, когда история зарубками отметила на своих скрижалях смерть двух английских королей, священник церкви Сен-Поль в Париже внес в книгу регистрации похорон обычную запись о смерти одного из арестантов Бастилии:
«В году 1703-м, ноября 19-го дня, Марчиали, от роду сорока пяти лет или около того, скончался в Бастилии, и тело его было погребено на кладбище Сен-Поль в здешнем приходе, 20-го дня того же месяца, в присутствии майора Розаржа и хирурга Бастилии г-на Реля, подписавшихся ниже».
Многие полагают, что этот Марчиали был не кем иным, как знаменитым персонажем истории, известным под именем человека в железной маске, о котором так мало говорили в то время и так много шумели позднее. Вольтер первый поднял тревогу по поводу этого государственного узника, о котором мы тоже намереваемся сказать несколько слов.