Страница 107 из 192
Как только новобрачная легла в постель, герцог Бургундский вошел в спальню, сопровождаемый герцогом де Бовилье, и в присутствии Людовика XIV и всего двора лег справа от принцессы. Сразу после этого английский король и английская королева удалились; затем, в свой черед, отправился спать Людовик XIV, и брачные покои покинули все, кроме дофина, придворных дам принцессы и герцога де Бовилье, который все время находился у изголовья кровати со стороны своего воспитанника, в то время как герцогиня де Люд стояла у изголовья кровати со стороны принцессы. Спустя четверть часа дофин велел сыну встать, позволив ему поцеловать жену, чему всей своей властью воспротивилась герцогиня де Люд, уступившая лишь приказу дофина.
На другой день кое-что из происшедшего накануне две особы сочли совершенно неправильным: король был недоволен тем, что новобрачный поцеловал свою жену, а маленький герцог Беррийский — тем, что его брат оставил брачное ложе; по его словам, будь он на месте брата, он не позволил бы увести себя или плакал бы до тех пор, пока его снова не уложили бы возле принцессы.
Впрочем, судьба плохо наградила бедную маленькую герцогиню, ибо ее муж, герцог Бургундский, довольно некрасивый внешне, был к тому же горбат. По уверению герцога де Бовилье, его воспитателя, произошло это от того, что принца, желая приучить его держаться прямо, заставляли все время носить под одеждой железный прут, но юноша, дабы избежать боли, которую этот прут ему причинял, напротив, сгибался, что вошло у него в привычку и сделало его сутулым. Впрочем, будучи воспитанником Фенелона, герцог сочетал большой природный ум с превосходным образованием. Он был набожен и милосерден; многие отставные офицеры получали денежное пособие, так никогда и не узнав, от кого оно исходит. Едва увидев свою будущую жену, он влюбился в нее, и позднее эта любовь дошла до обожания. Спустя несколько дней после их свадьбы, во время одно из тех визитов, какие он с позволения короля наносил принцессе, она рассказала ему, что один известный астролог из Турина, составив ее гороскоп, предсказал ей все, что с ней затем произошло, даже то, что она выйдет замуж за французского принца, и возвестил ей, что она умрет в двадцать семь лет.
— Если такое несчастье случится, — спросила его юная принцесса, — то на ком вы тогда женитесь, сударь?
— Об этом не стоит и думать, — ответил герцог Бургундский, — ибо если вы умрете прежде меня, то через неделю после вас умру и я!
Бедный герцог сдержал слово: герцогиня скончалась 12 февраля 1712 года, а он — 18-го числа того же месяца.
XLVII. 1700 — 1701
Завещание короля Испании. — Интриги по этому поводу. — Советы папы Иннокентия XII. — Франции отдано предпочтение перед Австрией. — Смерть Карла II. — Вскрытие завещания. — Шутка герцога де Абрантеса. — Осторожное поведение Людовика XIV. — Герцог Анжуйский признан королем Испании. — Прием в Мёдоне. — Последнее свидание Людовика XIV и г-жи де Монтеспан. — Кончина Расина. — Причина его смерти. — Рождение Вольтера.
Мы видели, что Карл II избрал наследником обеих своих монархий принца Леопольда Баварского. Как только завещание короля было составлено, кардинал Порто-Карреро под большим секретом уведомил о нем маркиза д’Аркура, французского посла, и тот немедленно отправил к Людовику XIV г-на д’Игюльвиля, дабы сообщить ему это известие. Узнав о случившемся, Людовик XIV, похоже, не обнаружил ни малейшего неудовольствия; однако с императором дело обстояло иначе. Австрийский двор уже обвиняли в том, что он с помощью яда избавился от испанской королевы, дочери герцога Орлеанского. Внезапно стало известно о смерти юного принца Баварского, и те же обвинения послышались снова.
Смерть юного принца привела короля Карл II в тем большую растерянность, что, как ему стало известно, принадлежавшие ему владения, не дожидаясь изъявления его воли, поспешили подвергнуть новому разделу, отдав эрцгерцогу всю испанскую монархию. Порто-Карреро, советник Карла II, высказался в пользу Филиппа Анжуйского, внука короля Франции, и его усилиями у изголовья умирающего короля оказался духовник, полностью преданный тем же интересам, что и он сам. Однако этого двойного давления было недостаточно. Карл II не отваживался взять на себя ответственность за такое решение и отдать свое королевство внуку королевы и короля, которые, вступая в брак, официально от него отказались. И потому он решил обратиться за советом к папе; он написал весьма обстоятельное письмо, в котором спрашивал его мнение по данному вопросу, и приказал вручить это послание непосредственно его святейшеству. Папа, а им был тогда Иннокентий XII, и сам в это время находился при смерти, так что он не заставил ждать своего решения. Он ответил, что, будучи столь же близок к смерти, как и его католическое величество, заинтересован не менее его в том, чтобы дать ему совет, за который не получит упреков, явившись к Божьему престолу; что он полагает, что, в отличие от Австрийского дома, истинными, единственными и законными наследниками испанской монархии являются дети дофина; что их наличие устраняет всех прочих наследников и что, пока будут живы их потомки, эрцгерцог, его дети и весь Австрийский дом не имеют никаких прав на испанский престол; что чем огромнее наследство, тем ужаснее покажется в день Страшного суда несправедливость, которую король совершит, отстранив законного наследника, и что он призывает его в связи с этим не пренебрегать никакой мерой предосторожности, которую подскажет ему собственная мудрость, дабы поступить справедливо и обеспечить, насколько это будет возможно, целостность своего наследства и своей монархии, передав их одному из внуков французского короля.
Все это, разумеется, совершалось в тайне, и тайна эта была упрятана так глубоко, что только после восшествии Филиппа V на престол стало известно о письме Карла II, обращавшегося за советом к папе, и об ответе Иннокентия XII.
Как только ответ папы был получен, все сомнения Карла II прекратились: была составлена новая духовная в пользу герцога Анжуйского и принесена умирающему королю вместе с прежним завещанием, которое его заставили подписать ранее в пользу эрцгерцога. Прежнее завещание было сожжено в присутствии испанского короля и его духовника, и, когда пламя, уничтожившее, так сказать, целое королевство, угасло, король подписал новое завещание, которое было запечатано со всеми полагающимися формальностями.
Предосторожность эта была принята вовремя: Карл II, который мог умереть с минуты на минуту, уже начал терять умственные способности. По распоряжению Людовика XIV герцог д’Аркур выехал из Мадрида, оставив вместо себя г-на де Блекура защищать интересы Франции, и 23 октября 1700 года отбыл в Байонну, куда была стянута французская армия, готовая в случае нужды незамедлительно вступить в Испанию.
Первого ноября 1700 года король Карл II умер.
Как только стало известно о том, что он скончался, встал вопрос о необходимости вскрыть его завещание. Тайна тщательно сохранялась всеми доверенными лицами, так что любопытство и огромность события, затрагивавшего интересы стольких миллионов людей, привлекли во дворец и его окрестности чуть ли не весь Мадрид. Посланники иностранных держав употребляли все доступные им средства, чтобы проникнуть в государственный совет. Бее двери дворца, как парадные, так и тайные, были осаждены послами и придворными. Каждый из них жаждал первым узнать о сделанном королем выборе, чтобы первым разгласить эту великую новость. Господин де Блекур, наш поверенный в делах, находившийся среди прочих и знавший ничуть не больше, чем они, стоял рядом с имперским посланником графом Харрахом, который ждал вместе со всеми и, зная о завещании в пользу эрцгерцога и расположившись прямо напротив той двери, за какой вскрывали духовную грамоту, стоял со спесивым выражением лица, присущим ему всегда, и с торжествующим видом, подсказанным ему обстоятельствами. Первым из комнаты, где было вскрыто завещание, вышел герцог де Абрантес. Этот был человек насмешливого ума, давно уже не ладивший с графом Харрахом. Едва он появился, все бросились к нему и забросали его вопросами. Однако он ничего не ответил, осмотрелся по сторонам и, храня величественное молчание, медленно двинулся вперед. Первым на его пути оказался г-н де Блекур. Герцог де Абрантес на мгновение взглянул на него, а затем отвернулся, что было сочтено крайне дурным для Франции знаком. И тогда, притворяясь, будто он ищет глазами человека, хотя тот стоял перед ним, герцог заметил, наконец, графа Харраха и, с участливым видом живо бросившись ему на шею, воскликнул по-испански: