Карл Смелый. Жанна д’Арк

Тем временем стало известно, что лорду Тальботу уда­лось соединиться с сэром Джоном Фальстафом. И тогда Дева, которой уже стало ясно, кем был коннетабль, пер­вой сказала о том, что, вместо того чтобы ссориться и сражаться друг с другом, надо оказывать друг другу помощь и поддержку; и потому она заявила, что берет на себя все переговоры с королем. После этого герцог Алан­сонский, не мечтавший ни о чем другом, кроме как объ­единиться с коннетаблем, лишь бы кто-нибудь другой взял на себя ответственность за это объединение, созвал главных командиров своей армии, чтобы вместе с ними выступить навстречу графу де Ришмону. Встретив бре­тонскую армию, французские рыцари спешились, и Дева, подошедшая к коннетаблю раньше других, склонилась, чтобы обнять его колени, но он тотчас поднял ее, про­молвив: «Жанна, меня уверяли, что вы хотели сражаться со мной; я не знаю, посланы вы Богом или нет. Если вы пришли от Бога, то я нисколько не боюсь вас, ибо Господь знает о моих добрых намерениях; если же вы пришли от дьявола, то я боюсь вас еще меньше».

После Жанны к нему подошел герцог Алансонский; оба принца чистосердечно и честно пожали друг другу руки; затем французы смешались с бретонцами, и все начали говорить о чудесных событиях, которые только что произошли; в этих разговорах все черпали мужество перед новым сражением, которое неизбежно должно было произойти в самом ближайшем будущем.

Первым следствием этого объединения войск стала паника в гарнизоне крепости Божанси, причем настолько сильная, что сир де Гетен, командовавший гарнизоном, предложил начать переговоры. На следующий день был подписан акт о капитуляции, согласно которому каждый англичанин, находившийся в крепости, мог выйти оттуда, сохранив своего коня, свое вооружение и деньги в раз­мере одной марки серебра.

Тем временем лорд Тальбот, лорд Скейлс и Джон Фаль­стаф объединились и выступили против французов, явно намереваясь предложить им битву в открытом поле; так что воцарившееся между бретонцами и французами доброе согласие было великим счастьем, и Жанна радо­валась ему больше, чем кто-либо другой. «Ах, славный коннетабль! — воскликнула она. — Вы появились здесь без моего участия, однако до чего же кстати вы пожало­вали!»

Дева не ограничилась только этими одобрительными словами; она подбадривала всех вплоть до последнего солдата, говоря: «Англичане идут, и следует сражаться с ними без колебаний, ведь даже если они уцепятся за облака, мы достанем их и там, ибо Господь посылает нас, чтобы мы покарали их». Так она обнадеживала всех, и в итоге, забыв о битвах при Ереване, Вернее и Рувре и помня лишь о сражениях у Орлеана и Жаржо, каждый рвался идти в поход на врага.

Герцог Алансонский и коннетабль решили воспользо­ваться таким настроением в войсках и отдали приказ быть готовыми выступить навстречу англичанам и атако­вать их, а не дожидаться их прихода и обороняться. Был сформирован авангард, составленный из лучших воинов и отданный под командование Амбруаза де Лоре, сира де Бомануара, Жаме де Тилле, Ла Тира и Сентрайля.

Дева всеми силами добивалась, чтобы ее включили в авангард, поскольку, по ее словам, она привыкла идти в первых рядах; однако было решено, что она останется в основной части войска вместе с коннетаблем, гецогом Алансонским, графом де Дюнуа, адмиралом де Кюланом, маршалом де Буссаком и сеньорами де Лавалем, д’Альбре и де Гокуром.

Войско выступило в путь. Авангарду был дан приказ атаковать англичан при первой же встрече, чтобы не дать им время построиться в боевом порядке, ибо в умении расставлять войска они всегда имели большое преимуще­ство перед французами. Так что воины ехали, никуда не сворачивая, по прекрасным долинам Боса, где, как они знали, им предстояло столкнуться с англичанами, как вдруг неподалеку от Пате, в местечке, называемом Коене, откуда нельзя было охватить глазами горизонт, ибо обзор ограничивали небольшие перелески, авангард спугнул оленя. Ла Гир и находившиеся рядом с ним рыцари какое-то время следили глазами за оленем, выказывая внимание людей, для которых самым благородным заня­тием, наряду с войной, была охота, как вдруг, через несколько минут после того как он исчез на опушке леса, послышались громкие крики и животное появилось вновь, охваченное страхом: оно попало прямо в гущу английской армии, и раздававшиеся крики исходили от врагов. Ла Гир тотчас же построил авангард в боевом порядке и, сообщив герцогу Алансонскому, что он только что столкнулся с англичанами, спросил, следует ли ему атаковать их, как это было заранее условлено. Герцог Алансонский находился рядом с Жанной, когда гонец доставил ему это известие. Он повернулся к девушке и спросил ее:

— Жанна, вот нам и встретились боевые порядки англичан; мы будем сражаться?

— Есть ли у вас шпоры, благородный герцог? — в свой черед, улыбаясь, спросила Жанна.

— А причем тут наши шпоры, Жанна? Неужели вы думаете об отступлении, и нам придется убегать?

— Вовсе нет, — отвечала Жанна, — напротив, это они будут убегать, а не мы; это они будут разбиты, и наш благородный дофин одержит сегодня самую большую победу из всех, когда-либо одержанных им, ибо мне было сказано свыше, что враг в наших руках; вот почему я спросила, есть ли у вас шпоры: они очень понадобятся вам, чтобы преследовать англичан.

— Прекрасно, Жанна, прекрасно, — промолвил гер­цог. — Стало быть, мы можем идти вперед?

— Идемте во имя Бога! — воскликнула Жанна. — Ибо я ручаюсь вам, что победа будет за нами.

И гонец тотчас же отвез Ла Гиру приказ атаковать.

Ла Гир не заставил себя упрашивать: он столь стреми­тельно обрушился на англичан, что те, не зная, что фран­цузы находятся так близко от них, и будучи совершенно не готовы к этой атаке, не имели времени построить свое войско; к тому же в их рядах начался разброд: одни хотели принять бой, другие желали отказаться от него; лорд Тальбот придерживался первой точки зрения, а сэр Джон Фальстаф — второй; но было уже слишком поздно отступать, так что им пришлось волей-неволей противо­стоять французам. И тогда разгорелся другой спор: одни хотели сражаться прямо на том месте, где они находи­лись, утверждая, что их достаточно хорошо защищает расположенная справа от них живая изгородь, другие хотели занять более выгодную позицию, чтобы присло­ниться с одной стороны к аббатству Пате, а с другой — к лесу; поскольку тех, кто поддерживал эту второе мнение, было больше, они и взяли верх. И тогда все бросились бежать к намеченному месту; однако тем временем фран­цузский авангард уже продвинулся вперед, и француз­ские рыцари, увидев, что англичане бегут, решили, что противник, не дожидаясь их, обратился в бегство; от этого их смелость возросла еще больше, и они так при­шпорили своих коней, что прибыли одновременно с англичанами туда, где те собирались строиться в боевом порядке. Таким образом, прежде чем английские рыцари взяли свои копья наизготовку, прежде чем их латники спешились, прежде чем их лучники установили колья, из-за которых они вели бой и которые прикрывали их от атак кавалерии, французский авангард уже крушил направо и налево, уничтожая все, что встречалось ему на пути. В итоге, когда основные силы французов подошли к месту сражения, дело уже близилось к победе, и им стоило лишь показаться врагу, чтобы все завершилось. Сэр Джон Фальстаф и бастард Тианский обратились в бегство, лорд Тальбот, лорд Скейлс и лорд Хангерфорд были взяты в плен; две тысячи двести англичан остались лежать на поле боя, других преследовали до самого Жан- виля, где они надеялись укрыться, но все произошло иначе: славные жители Жанвиля, которые были францу­зами до мозга костей, заперли ворота перед бегущими англичанами, так что те вынуждены были проследовать мимо; более того, комендант города, видя, что фортуна явно перешла на сторону французского короля, предло­жил сдать Жанвиль победителям и сделаться французом, если ему сохранят жизнь и имущество: предложение было принято, так что одним ударом была выиграна битва и взята крепость.

Но этим не ограничились все последствия состоявше­гося в тот день великого сражения, когда Дева победила, можно сказать, благодаря страху, который вселяло в сердца врагов одно лишь ее присутствие. Англичане пре­бывали в такой растерянности, что они без боя оставили Мён, Монпипо и Сен-Сижимон, предав крепости огню и стянув свои силы к Парижу.