Страница 86 из 169
— Да! Да! — закричали со всех сторон латники, лучники и народ. — Да, Жанна — наш единственный командир, и мы хотим следовать только за ней.
И поскольку сир де Гокур по-прежнему препятствовал ее намерению, они с такой яростью набросились на коменданта и его свиту, что если бы не Жанна, то все они были бы убиты. В итоге ворота открыли: Жанна выехала первой, и вся эта ревущая толпа последовала за ней.
Как и накануне, Жанна переправилась через реку на лодке, держа за узду своего коня, следовавшего за ней вплавь. Оказавшись на другом берегу, девушка подняла свое знамя, и воины, которые провели ночь под открытым небом и теперь увидели, что она сдержала данное им накануне обещание вернуться на следующее утро и возглавить их, радостно закричали, передавая по рядам с одного конца в другой: «К оружию! К оружию!» Не дав им времени остыть, Дева приказала идти на штурм.
Крепость Турнель была укреплена лучше всех других, и потому сэр Уильям Гласдейл укрылся в ней со своими отборными латниками. Возведена она была прямо на арке разрушенного моста, так что от берега ее отделяла примерно треть русла Луары, окружавшей ее со всех сторон, словно защитный ров. Помимо того, на левом берегу возвышался превосходно укрепленный земляной вал, сообщавшийся с крепостью с помощью подвесного моста и защищавший подходы к ней; таким образом, прежде всего нужно было захватить этот вал, причем, когда он будет захвачен, выполнена окажется лишь половина задачи.
Дева вступила в сражение, исполненная, как всегда, веры, и вскоре увидела, что на помощь ей идут все командиры, которые, стыдясь того, что они позволили женщине сражаться в одиночку, спешили принять участие в начавшейся битве. Это были бастард Орлеанский, сиры де Рец, де Гокур, де Гамаш, де Гравиль, де Китри, де Виллар, де Шайи, де Коарраз, д’Илье, де Терм, де Гонто, адмирал Кюлан, Ла Гир, де Сентрайль — то есть там, за редкими исключениями, был представлен весь цвет французского рыцарства. Увидев их приближение, сэр Уильям Гласдейл напомнил англичанам, что они одной крови с теми, кто победил при Креси, Пуатье и Азенкуре; к тому же, добавил он, участники тех славных битв сражались с мужчинами, а не с женщиной. Англичане поклялись проявить себя достойными своих отцов и самих себя, и штурм начался.
При первом же столкновении, видя, как ведут себя те, кто атакует, и те, кто обороняется, все поняли, что борьба пошла не на жизнь, а на смерть и что это сражение станет решающим для Франции и для Англии. С десяти утра и до часу дня, то есть в течение трех долгих часов, французы непрестанно атаковали, а англичане отбивали их атаки. Сражаясь, каждый выказывал не холодную размеренность участников генеральной битвы, а ожесточение, присущее поединку. Каждый сам выбирал себе врага, нападал на него, сокрушал его или был сокрушен им; при этом французы пользовались в основном своими мечами и копьями, которыми они издалека поражали противников, а англичане бились свинцовыми палицами и железными топорами, сбрасывали людей вниз с помощью толстых бревен, ломали приставные лестницы огромными камнями, а затем сыпали на всех этих поваленных, израненных, отчаявшихся людей известь и поливали их кипящим маслом или расплавленным свинцом. Эта ужасающая схватка, сопровождавшаяся страшным гулом, длилась, как мы уже упоминали, в течение трех часов; и в течение этих трех часов над всеми другими голосами разносился голос Девы, кричавшей: «Смелее!»; в течение этих трех часов ее знамя виднелось впереди всех прочих знамен, поднимаясь, опускаясь и вновь возвышаясь; наконец, изнуренные усталостью, со всех сторон теснимые врагами, французы сделали шаг назад, несмотря на все усилия Жанны, отчаянно бросавшейся на стену и кричавшей: «Ради Бога, не отступайте! Ради Бога, смелее! Очень скоро, говорю вам, враги будут в нашей власти». И, желая увлечь наступающих своим примером, она схватила лестницу, приставила ее к стене и стала подниматься по ней одна, крича: «Сдавайтесь, англичане, сдавайтесь, ибо если вы не сдадитесь, то все вы, по Божьей воле, будете разгромлены».
В этот миг стрела, выпущенная из арбалета почти в упор, вонзилась Жанне в плечо чуть выше груди и вышла в четырех-пяти дюймах позади шеи. Это была рана, которую накануне предвидела бедная Жанна; испустив крик боли, девушка спустилась по лестнице и, побежденная страданиями, рухнула в ров.
Англичане тотчас же вновь обрели мужество и устремились с насыпи вниз, чтобы захватить раненую, но французские рыцари бросились ей на помощь. Оказавшись рядом с девушкой, сир де Гамаш убил секирой двух англичан, попытавшихся первыми схватить ее. «Жанна, — сказал он ей, — вы смелая девушка, и я напрасно плохо думал о вас. Прошу простить меня. Возьмите моего коня и забудьте прошлые обиды». «Да, забудем прошлые обиды, — отвечала Жанна, протягивая ему руку, — ибо я никогда не встречала более учтивого рыцаря, чем вы». После тщетных попыток Жанны вновь сесть на коня ее отнесли за сотню шагов от земляного вала и там сняли с нее латы. Жанна потрогала рукой ранившую ее арбалетную стрелу и только в эту минуту заметила, что та на полфута вышла наружу сзади. И тогда женщина взяла верх над воительницей, слабость над силой: Жанна испугалась и заплакала; но внезапно слезы ее высохли, она подняла глаза к небу, лицо ее озарилось, а губы прошептали несколько слов, которых никто вокруг не понял. Дело в том, что перед ней предстали ее святые, которые пришли утешить ее.
Как только видение исчезло, Жанна вновь почувствовала себя сильной и уверенной: она ухватила стрелу двумя руками и сама выдернула ее из раны. Тогда один из воинов, помогавших нести девушку, подошел к ней и предложил ей заговорить боль магическими заклинаниями. Но Жанна с ужасом отпрянула от него: «Я предпочла бы умереть, — воскликнула она, — но не идти против Божьей воли! Если возможно излечить мою рану, не совершая греха, я очень хотела бы этого. Но пусть лучше рана моя навсегда останется открытой и через нее выльется до последней капли вся моя кровь, чем я увижу, как она закроется с помощью подобных средств». Тогда другой воин подошел к раненой и наложил ей на грудь компресс из пропитанного маслом хлопка, что принесло ей некоторое облегчение.
В эту минуту к Жанне подъехал Дюнуа; он явился сообщить девушке, что ей следует подумать о том, чтобы покинуть поле боя, поскольку дан приказ об отступлении и канониры уже начали увозить пушки. И тогда Жанна, вновь обретя всю свою силу, надела доспехи, вскочила на коня и, вложив свое знамя в руки одного из солдат, ринулась к командирам, крича: «Во имя Господа, смелее, ибо скоро мы войдем в крепость! Дайте вашим людям немного передохнуть, попить и поесть, а потом вновь приступайте к штурму, и вы увидите, что не пройдет и получаса, как все будет в нашей власти».
Но все настолько пали духом после этой длительной и безуспешной борьбы, что даже самые отважные рыцари считали необходимым вернуться в город; внезапно сир Долон, подумав, что, если воины увидят, как знамя Жанны движется в сторону крепости, они все последуют за ним, решил взять знамя из рук солдата и броситься с ним вперед; однако солдат, которому Жанна доверила знамя и который чрезвычайно гордился такой честью, не пожелал отдавать его. Тогда Долон предложил солдату вместе двинуться в сторону укреплений; тот согласился, и они вдвоем побежали ко рву, взявшись за руки и крича: «Вперед, воины, вперед!»
Все произошло так, как и предвидел сир де Долон: не обращая больше внимания на своих командиров, воины и простолюдины бросились к земляному валу. Жанна, которая удалилась в виноградник, чтобы молить Господа вернуть мужество слабым сердцам, внезапно услышала громкий шум; она подняла голову и увидела, что все вновь приступили к атаке. Девушка тотчас ринулась в самую гущу этой толпы, добежала до места, где реяло ее знамя, выхватила его из рук солдата, у которого оно было, и, высоко подняв его над головой, изо всех сил стала размахивать им. Это появление Жанны произвело магическое действие: те, кто отступил дальше всех, вернулись, а те, кто менее всех верил в победу, вновь воспряли духом. Со своей стороны, англичане, считавшие Жанну погибшей или, по крайней мере, тяжело раненной, испугались, увидев девушку облаченной в доспехи, исполненной силы и почти что невредимой; им казалось, что только чудо могло способствовать этому возвращению, и они приходили в ужас от мысли, что Бог сражается на стороне французов. В это время, чтобы еще больше усилить начавшееся в стане врага замешательство, орлеанские горожане, которых вел за собой командор де Жирем, решили атаковать крепость со стороны моста. Один смелый плотник сумел перекрыть разрушенный мостовой пролет возле Турнели широкой балкой, и командор де Жирем первым устремился туда, крича: «Смерть, смерть англичанам!»