Страница 8 из 169
Что же касается сира де Лалена, то он даже не задел графа де Шароле: его копье прошло над шлемом юного принца.
Герцог прекрасно понял, что бывалый рыцарь щадит его сына; он рассвирепел и крикнул сиру де Лалену:
— Сир де Лален, друг мой, я избрал вас для того, чтобы вы нападали на моего сына, а не щадили его! Если вы хотите действовать так и дальше, то уступите место кому- нибудь другому!
В то же самое время герцогиня, напротив, взглядом поблагодарила рыцаря.
Однако Жак де Лален послушался герцога. Принесли новые копья. Рыцарь и его молодой ученик снова помчались навстречу друг другу, и оба сломали копья.
На этот раз рыцаря побранила герцогиня, заявив, что он действовал с чрезмерной силой.
Были предприняты еще два или три испытания, и граф де Шароле выдержал их великолепно.
Так что герцог и герцогиня вернулись к себе как нельзя более довольные, ибо и он, и она говорили себе, что в день турнира граф проявит себя достойным своего имени.
И в самом деле, когда настал день турнира, юный принц, которого сопровождали его кузен граф Этампский, его молодые друзья Филипп де Круа, Жан де Ла Тремуйль, Шарль де Тернан и за которым следовали его наставники барон д'Окси и сир де Розембо, вышел на ристалище, устроенное на площади перед Брюссельской ратушей, и сломал одно за другим восемнадцать копий! Он был единодушно провозглашен победителем и получил награду из рук дам.
Эта военная игра послужила прелюдией к более серьезной игре: в это время шла подготовка к походу против гентцев, и, когда вначале отец отказался предоставить ему командование войском, молодой принц поклялся святым Георгием — такова была его клятва: этот французский принц клялся именем английского святого, — так вот, повторяем, молодой граф поклялся святым Георгием, что, если его оставят в Дижоне или Брюсселе, он сбежит даже в одном камзоле и присоединится к своему сеньору, чтобы помочь ему отомстить мятежным подданным.
Теперь несколько слов о мятеже гентцев.
II. ФЛАНДРСКИЙ ЛЕВ
Причины битв между подданными и государями относятся к числу тех, какие историки всегда должны пытаться осветить как можно ярче.
Распря между гентцами и их сеньором имела давнюю историю: Филипп Добрый затаил на них злобу за то, что они покинули его во время осады Кале.
Когда взбунтовался Брюгге, герцог привел его к покорности и установил в нем свою деспотическую власть, менее всего беспокоясь о вольностях и привилегиях этого города. Им владело огромное желание довести Гент до такого же состояния, что и Брюгге, и беспрепятственно осуществлять там свою абсолютную власть.
Однако добрый герцог полагал главнейшей добродетелью политика — великой добродетелью! — умение выжидать.
И потому он выжидал, но, выжидая, делал пробные шаги.
Так, в 1440 году он по собственной воле перевел в Куртре совет Фландрии, до того заседавший в Генте.
В 1448 году ему вздумалось ввести новый налог на соль.
Ипр и Брюгге повиновались беспрекословно. Гент платить отказался.
Город самоуправлялся, хотя и весьма часто менял форму управления. Это было его право.
Во главе его находились двадцать шесть магистратов; тринадцать из них занимались, в качестве городских советников, делами города и управлением финансами; остальные тринадцать, в качестве эшевенов, были судьями и отправляли правосудие.
Жители города подразделялись на три разряда: буржуа, ремесленников и суконщиков.
Буржуа избирали трех советников и трех эшевенов; ремесленники и суконщики назначали по пять советников и по пять эшевенов.
Эта форма управления восходила к тем временам, когда Филипп Добрый подчинил себе фламандцев.
Кроме того, позднее город учредил еще один разряд магистратов: это были старшины.
Каждый из пятидесяти двух ремесленных цехов имел своего старшину. Старшина буржуа был по закону главой города и главным судьей: его называли главным старшиной; именно ему герцог передавал свои полномочия. Каждый из старшин был хранителем знамени цеха, к которому он принадлежал, и обладал правом созывать всех членов своего цеха.
Так что достаточно было старшине взять знамя и водрузить его на Пятничном рынке, как в ту же минуту вокруг этого знамени собирались все члены данного цеха.
Крайне редко подобное собрание обходилось без волнений.
Герцог, недовольный отказом гентцев платить налог на соль и искавший повод сделать с Гентом то же самое, что он сделал с Брюгге, объявил гентцам, что он отделяет обязанности главного старшины от обязанностей главного судьи и, соответственно, впредь не передает своих полномочий представителю города.
Наконец, в сентябре 1449 года добрый герцог разместил сильные гарнизоны в Термонде, Гавере и Рупель- монде, приказал перекрыть каналы, снова ввел пошлину на соль и прибавил к этому налог на зерно и на помол.
Гентцы, проявляя все то же упорство, отказались платить.
Тогда герцог лишил всякой власти городских чиновников, отстранил от должности эшевенов и судей и запретил всем жителям Фландрии подчиняться в чем-либо горожанам Гента.
Герцог давно бы уже покончил с упрямым городом, если бы ему не приходилось оглядываться на Запад. Фламандские города подлежали юрисдикции Франции и в крайних случаях нередко обращались к ней. Ведь в 1450 году Франция начала освобождаться от англичан, и Карл VII, король Буржа, мало-помалу становился королем Франции. К 1453 году англичане не владели более во Франции ничем, кроме Кале.
Разумеется, герцог Бургундский способен был сильнее воздействовать на короля Франции, чем король Франции на него, особенно в случае объявления войны. Владея Осером и Перонной, герцог, по существу говоря, держал в руках Париж; вдобавок, Париж окружали владения рыцарей ордена Золотого Руна — Немур, Монфор, Вандом. Более того: герцог Орлеанский, который был взят в плен при Азенкуре и после двадцати пяти лет, проведенных в неволе, был выкуплен Филиппом за сумму, равную в наши дни трем миллионам, герцог Орлеанский, которому он повесил на шею орден Золотого Руна и которого он женил на одной из своих родственниц, несомненно был готов предоставить ему проход по Луаре. Никто не проявляет большей нежности друг к другу, чем только что примирившиеся старые враги.
Ну, а король Франции, каким оружием против герцога Бургундского обладал он? Своей верховной юрисдикцией над французскими провинциями и своим влиянием на Гент и Льеж, эти два демократических ворота, служившие ему для того, чтобы оттаскивать герцога Бургундского назад, когда у того возникали поползновения двинуться на Францию.
Для герцога Филиппа в обладании этими свободолюбивыми городами заключались одновременно счастье и несчастье, сила и слабость. В те времена повсюду царило самовластие; короли Англии, Франции, Испании, император Германии и даже сам папа, казалось, правили мертвецами; жизнь существовала лишь там, где была свобода. Один только герцог Бургундский правил живыми, и это стало заметно, когда эти живые отказались повиноваться.
К счастью для герцога, внезапно стало известно, что англичане под водительством Тальбота только что высадились в Гиени.
Это событие добавило хлопот королю Карлу VII, так что у него не было больше времени заниматься гентцами.
Вот тогда и решено было начать кампанию, о которой мы уже говорили и в которой молодому графу де Шароле предстояло получить боевое крещение.
Гентцы начали действовать, пытаясь смягчить гнев своего сеньора, «жизнь, тело, руки, жену и детей» которого они поклялись чтить.
Посредником в переговорах выступил сир де Ком- мин — тот самый, который оставил нам превосходные мемуары о Людовике XI, — сир де Коммин, сеньор де Ла Клит, верховный судья Фландрии.
Добрый герцог прежде всего потребовал, чтобы ему выдали трех главных противников налога на соль. Это были Даниель Серсандерс, Льевен Поттер и Льевен Сне- вут.
Горожане Гента ответили на это требование отказом.