Карл Смелый. Жанна д’Арк

«Игра мужиков — игра кулаков», — гласит старинная пословица; что же сказать об играх принцев, оценива­ющих свои очки числом повешенных!

Двадцать шестого декабря Карл пошел на приступ, но штурм был отражен. В тот же день Рене вышел из Базеля со своей армией, чтобы, наконец-то, прийти на помощь своему славному городу Нанси.

Четвертого января 1477 года он переправился через Мёрту и оказался не более чем в двух льё от осажда­ющих.

Через два дня после того, как стало известно о при­ближении лотарингской армии, Кампобассо покинул герцога Бургундского; правда, перед этим предатель получил заверение, что город Коммерси, который ему сначала подарили, а потом у него отняли, перейдет к нему окончательно.

Уезжая, он оставил в лагере людей, которым было поручено кричать «Спасайся, кто может!», и другие, на которых было возложено еще более неблаговидное пору­чение.

В том положении, в какое он себя поставил, для него было крайне необходимо, чтобы Карл Смелый умер. Тем людям, которых Кампобассо оставил в лагере, и было поручено позаботиться об этом.

Кампобассо отошел на два льё от города, к мосту у Буксьера: через этот мост должна была отступать бур­гундская армия; итальянец устроил там засаду со своими ломбардцами и неаполитанцами и стал ждать развязки.

Рене привел с собой двадцать тысяч человек! У герцога едва насчитывалось четыре тысячи.

Карл потерпел поражение при Грансоне и Муртене, имея численное превосходство над противником; что же должно было произойти при Нанси?

У него еще оставалась возможность избежать сражения, но никто не осмеливался предложить герцогу снять осаду: это было все равно что потревожить льва в его пещере.

И все же граф де Шиме рискнул.

Войдя к Карлу, он увидел его, по обыкновению, хмурым и полностью облаченным в доспехи, лишь голова у него была непокрыта; герцог теперь почти никогда не выпу­скал из рук оружия.

— Ваше высочество, я пришел сказать вам то, что никто не осмеливается вам сказать..., следует ли мне говорить? — спросил граф.

Герцог поднял голову и кивнул в знак согласия.

— Ваше высочество, мы уведомлены, что герцог Рене приближается с двадцатью тысячами человек; у нас же едва наберется четыре тысячи ...

— И что дальше? — произнес герцог.

— Мое мнение, как и мнение самых мудрых ваших советников, состоит в том, что вашему высочеству сле­дует снять осаду и отойти к Люксембургу, чтобы немного восстановить там силы и найти подкрепление для армии. Тем временем у герцога Рене кончатся деньги, наемники его покинут, и тогда мы вновь выступим против него.

Карл нахмурил брови.

— Ясно, — проговорил он, — что вы полностью на стороне Водемона. Так вот, знайте, что, если даже вы и ваши друзья оставят меня одного, я буду сражаться и в одиночестве. Мой враг слишком молод, чтобы я отсту­пил перед ним.

— Ваше высочество, — отвечал граф, — я исполнил свой долг, высказав вам свое мнение. Однако близится час сражения, и скоро станет ясно, честен ли я и предан и происхожу ли я из благородной семьи.

Единственным ответом герцога стал запрет пускать к нему впредь в палатку кого бы то ни было без вызова.

Тем не менее перед битвой Карл собрал совет.

— Итак, — сказал он, — раз уж эти мерзавцы идут к нам, раз уж эти пьяницы идут сюда в поисках выпивки и закуски, что нам надлежит делать?

По общему мнению следовало, как и говорил граф де Шиме, отступить к Люксембургу.

Однако герцог собрал совет для того, чтобы отдавать ему приказы, а не для того, чтобы прислушиваться к нему.

— Клянусь святым Георгием, мой отец и я умели одер­живать победы над лотарингцами, и мы заставим их вспомнить об этом! Сегодня вечером мы пойдем на при­ступ города, а завтра дадим сражение.

Карл поклялся встретить праздник Царей-волхвов уже в Нанси.

Осажденные не знали, что Рене уже так близко, однако он велел разжечь большой костер на колокольне в деревне Сен-Никола. В городе поняли, что огонь преду­преждает о прибытии их герцога, и стали с удвоенной силой оказывать сопротивление штурму.

Приступ оказался безуспешным, и более того, войска гарнизона стали преследовать нападавших вплоть до их палаток.

Ночью герцог Бургундский распорядился вырыть новые окопы и установить новые артиллерийские ору­дия.

Лотарингцы прибыли по новой дороге из Страсбурга и заняли деревню Ла-Нёввиль.

Когда наступило утро, герцог, спавший в доспехах, пожелал надеть шлем, однако в это мгновение само по себе отвалилось и упало изображение льва, образовы­вавшее гребень шлема.

— Hoc est signum Dei («Это знак Божий»)! — произнес он.

Ему подвели рослого вороного коня по кличке Мавр; он в задумчивости сел на него и двинулся на врага.

На пути бургундцев вначале оказался ручей, который нужно было перейти: он вздулся от талого снега. Замерз­шие в ледяной воде, герцог и его солдаты бросились в битву.

Йост де Лален — чем больше погибало сыновей этого героического семейства, тем больше оно их выставляло, обрекая на гибель! — Йост де Лален, великий бальи Фландрии, командовал левым крылом; герцог и великий бастард находились в центре вместе с артиллерией; лом­бардцы под командованием Джакомо Галеотто состав­ляли правое крыло.

Кампобассо прибыл в Сен-Никола через два часа после герцога Лотарингского; он явился с предложением сражаться в рядах его войска.

Однако, повернувшись к сопровождавшим его швей­царцам, Рене спросил:

— Хотите ли вы, чтобы этот человек был среди нас?

Все они покачали головой в знак отрицания:

— Нет, мы не хотим, чтобы этот предатель-итальянец сражался бок о бок с нами. Наши отцы никогда не поль­зовались услугами подобных людей и подобными прие­мами, чтобы достичь победы.

Кампобассо удалился, терзаемый стыдом. Как мы уже говорили, он охранял мост у селения Буксьер-ле-Дам на Мёрте; кроме того, он взял под охрану мост у селения Конде на Мозеле, чтобы в случае поражения его бывшего хозяина — а поражение это представлялось весьма веро­ятным — тот не смог бы ускользнуть от него.

Безграничность ненависти мерзавцев к тем, кто делал им добро, сопоставима лишь с безмерностью божествен­ной любви.

Снег валил крупными хлопьями, когда швейцарцы узнали от своих разведчиков, что герцог находится в чет­верти льё от них.

Все швейцарцы весело ринулись вперед. Перед этим они хорошо позавтракали в Сен-Никола: каждый из них поел супа и выпил по два стакана вина, тогда как бур­гундцы, напротив, удовольствовались лишь холодным купанием.

Из войска был выделен отряд в количестве трех или четырех тысяч человек, который должен был обогнуть фланг врага и захватить высоты, господствовавшие над его позициями.

То же самое происходило в битве при Муртене, и швейцарцы успешно справились с этой задачей.

Главные силы лотарингцев находились под командова­нием герцога Рене и не подчинялись никакому другому военачальнику или капитану. Герцог ехал верхом на серой лошади по кличке Дама, на которой он уже сражался в битве при Муртене. Поверх доспехов на нем было платье избранных им цветов — красного, белого и серого, а также парчовый плащ с разрезом на правом рукаве, что позволяло герцогу свободно действовать рукой.

Вокруг него, верхом на восьми сотнях лошадей, тол­пилась вся лотарингская знать.

У бургундской артиллерии едва хватило времени сде­лать один залп; как только он прогремел, послышались звуки труб кантонов Ури и Унтервальдена. Для герцога они прозвучали страшнее, чем трубный глас Страшного суда.

Тем не менее он ничем не выдал охватившего его страха и приказал совершить маневр, давший лучникам возможность противостоять швейцарцам, о приближении которых возвещали завывания их жутких рогов.

Схватка была непродолжительной: беспорядочное бег­ство началось на правом крыле; сигналом к нему стала смерть Галеотто, командовавшего этим крылом.

В свою очередь, левое крыло не смогло выдержать натиск Рене и его восьмисот рыцарей: выбитое со своих позиций, оно обратилось в бегство вдоль берега Мёрты, надеясь перейти реку через мост у селения Буксьер-ле- Дам.