Страница 63 из 169
Но его охранял Кампобассо.
Что же касается герцога, то он по-прежнему продолжал сражаться: на этот раз он дал зарок не отступать. На глазах у Карла пламя охватило его лагерь, но он не сдвинулся с места; потом снова повалил снег, герцог скрылся среди снежных хлопьев, и никто его больше не видел.
В это время на поле битвы в свой черед вышел гарнизон Нанси и стал добивать беглецов и раненых.
Побоище продолжалось до полуночи.
Герцог Лотарингский преследовал беглецов вплоть до Буксьера, а затем вернулся обратно.
Нанси ждал его, ярко освещенный.
Герцог вступил в город через ворота Богоматери и начал с того, что явился в церковь святого Георгия возблагодарить Господа, а затем направился в свой дворец, сопровождаемый всеми жителями города, которые восклицали: «Да здравствует герцог Рене!»
Перед входом во дворец он обнаружил удивительный памятник: там были сложены в груду головы всех лошадей, собак, мулов, ослов и кошек, которыми в течение месяца кормились осажденные.
Рене бодрствовал всю ночь. У каждого из прибывавших он спрашивал, что известно о герцоге Бургундском.
Многие видели, как сражался Карл Смелый — то мечом, то секирой, однако никто не мог сказать, что с ним стало после определенного момента.
Последние, кто его видел, говорили, что он находился у слияния двух ручьев, возле замерзшего пруда.
Один человек утверждал, что в тот миг, когда армия обратилась в бегство, он слышал, как герцог воскликнул: «На Люксембург!»
По рассказу другого, в разгар схватки Карл получил настолько сильный удар пикой, что был полностью оглушен и чуть было не упал с лошади, но сир де Сите поддержал его и вновь посадил в седло, а герцог, придя в себя, тотчас же снова бросился в гущу сражения.
Рене, полагая, что его враг бежал, направил гонцов по всем дорогам, не прекращая, однако, поисков на поле битвы.
По прошествии двух дней еще не было известно, жив Карл или мертв; герцог Рене чрезвычайно опасался его возвращения, как вдруг ему доложили о приходе графа Кампобассо. Герцог рассудил, что тот лучше, чем кто- либо другой, может сообщить о судьбе Карла, и разрешил графу войти.
И в самом деле, итальянец привел с собой пажа, принадлежавшего к семье Колонна: он находился на службе у герцога Бургундского и, по его словам, видел, как пал в бою его господин.
По утверждению мальчика, какой-то булочник из Нанси нанес герцогу первый удар в голову, а затем какой-то латник, не зная, с кем имеет дело, добил его ударами пики.
На следующий день, во вторник, 7 января, паж повел за собой людей на поиски тела герцога. Юный провожатый направился к пруду святого Иоанна; там, возле часовни святого Иоанна-Кладбищенского, лежало около дюжины трупов: с них уже содрали одежду, и они мокли в илистой воде.
Прачка из дома герцога заметила, как на пальце одного из трупов сверкнул перстень, и закричала. Она узнала этот перстень, который прежде видела на герцоге Бургундском; труп лежал лицом вниз, и, когда его перевернули, несчастная женщина воскликнула:
— Ах! Мой государь!
Тем не менее опознать его оказалось трудно: голова наполовину вмерзла в лед; щека, выступавшая изо льда, была объедена собаками и волками; кожа второй щеки, пристав ко льду, на нем и осталась.
Однако некоторые особые приметы все же позволили опознать герцога: прежде всего, по рубцу, оставшемуся у него на шее после ранения в битве при Монлери; затем, по двум отсутствующим зубам, которые он когда-то сломал себе при падении; по двум гнойным нарывам — одному на плече, а другому в нижней части живота, — которые лечил ему Матеус Луп, его португальский лекарь; и, наконец, по вросшему в кожу ногтю большого пальца левой ноги, на что, по словам камердинера герцога и Оливье де Ла Марша, его камергера, он нередко жаловался.
Что же касается новых ран, то голова его была рассечена ударом меча или секиры, а тело было в двух местах проколото пикой.
Герцогу Лотарингскому поспешили сообщить, что труп его врага обнаружен. Это доставило ему великую радость, ибо он был убежден, что мертвые не возвращаются.
По приказу Рене тело герцога Бургундского доставили в Нанси на носилках, которые несли четыре человека, и положили в доме, принадлежавшем некоему Жоржу Марке.
Там его обмыли теплой водой и вином.
Герцог был среднего роста, имел прекрасное телосложение и белоснежную кожу; его положили на стол, под голову ему подсунули шелковую подушку, сложили ему ладони, а рядом поместили крест и поставили святую воду.
После этого всем желающим было позволено войти, чтобы каждый мог убедиться в том, что герцог действительно умер.
Тело находилось там три дня и три ночи, причем «одни молились Богу за него, — сообщает хронист, — а другие — нет».
Наконец несчастного покойника обрядили: на него надели рубаху из белого атласа, обули его в алые сапоги с золочеными шпорами, покрыли его мантией из темнокрасного атласа, а на его рассеченный лоб и изуродованное лицо положили герцогскую корону; затем его уложили на катафалк, затянутый черным бархатом, под балдахин из черного атласа.
И тогда, в сопровождении слуг, окропить в свой черед мертвое тело святой водой пришел герцог Лотарингский. Он вошел первым, обнажил голову и встал на колени.
— Увы! — произнес он. — Вот каков теперь наш добрый повелитель и сеньор!
И, взяв его руку, лежавшую под погребальным покровом, он добавил:
— Ах, кузен, Господь соблаговолил взять вашу душу, хотя вы причинили нам много бед и несчастий!
Затем герцог приказал провозгласить по всему городу, что все городские чиновники должны будут следовать за гробом, держа в руке восковую свечу.
Наконец, тело было поднято и торжественно перенесено в церковь святого Георгия.
Все рыцари и приближенные герцога Бургундского, которых взяли в плен, шли в похоронной процессии своего повелителя.
Это было все, что осталось от той надменной силы, какая заставляла трепетать Европу.
Погребен герцог был все в той же церкви святого Георгия.
Через семьдесят три года после смерти Карла Смелого, то есть в 1550 году, его внук Карл V перенес его останки из Нанси в Брюгге. Там герцога дожидалась в своей гробнице его дочь Мария. Выйдя замуж за Максимилиана Австрийского, несчастная принцесса скончалась в возрасте двадцати пяти лет, вследствие падения с лошади, оставив двух детей: Филиппа Австрийского, трех лет и девяти месяцев от роду, и Маргариту, четырнадцати месяцев и пяти дней от роду.
Филипп II, унаследовавший престол Карла V, приказал, чтобы для Карла Смелого было воздвигнуто надгробие, подобное тому, под которым уже покоилось тело Марии Бургундской. В одном из счетов, датируемым 1568 годом, указано, что расходы на изготовление этого надгробия составили двадцать четыре тысячи пятьсот девяносто пять флоринов.
Именно там отец и дочь еще и сегодня покоятся бок о бок, в третьей часовне справа от входа. Карл лежит в боевых латах, с монаршьей короной на голове и орденом Золотого Руна на груди; у ног его — лев, по правую руку от него — шлем, по левую — латные рукавицы; тут же начертан девиз:
«Я дерзнул, и будь что будет!»
Эта гробница, одна из самых великолепных на свете, целиком сделана из меди, и одна лишь ее позолота обошлась в двадцать четыре тысячи брабантских крон; украшения на ней выполнены из серебра и эмали, а на всех ее четырех сторонах изображены гербы европейских династий, с которыми был породнен герцог.
На гробнице начертана следующая надпись (подобно тому, как позолотили гробницу, явно понадобилось покрыть позолотой и покойного):
«ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ
высокородный, могущественный и великодушный
государь Карл, герцог Бургундии, Лотарингии, Брабанта,
Лимбурга, Люксембурга и Гельдерна,
граф Фландрии, Артуа и Бургундии,