Страница 6 из 169
Филипп Руврский, чьи владения унаследовал новый герцог, женился на Маргарите, единственной дочери графа Фландрского; однако этот брак не был осуществлен.
Стало быть, вдова могла выйти замуж снова.
Брак с ней отлично устраивал Филиппа: Маргарита была наследницей нескольких графств — Фландрского, Артуа, Ретельского, Неверского и Франш-Конте.
Однако именно потому, что их брак соединял в себе столько преимуществ, он куда меньше устраивал Эдуарда III, добивавшегося такого союза для Черного Принца, победителя при Пуатье.
Правда, Маргарита Фландрская любила Филиппа, но в случае монархических браков любовь менее всего принимается во внимание.
Людовик Мальский колебался. Однако Карл V, опасаясь увидеть расширение владений своего соперника, короля Англии, без всяких колебаний готов был уменьшить собственные владения: он предложил отдать фламандцам Лилль и Дуэ, Французскую Фландрию, северную границу королевства.
Но этого оказалось недостаточно.
К счастью — хотя, возможно, правильнее было бы сказать к несчастью, — мать Людовика Мальского, французская принцесса, дочь Филиппа Длинного, добилась этого союза; она явилась к своему сыну, склонявшемуся в пользу Эдуарда III, и, высвободив из-под платья свою правую грудь, сказала:
— Людовик, если ты не дашь согласие на брак, желанный для твоего король и для меня, то, клянусь тебе, я отсеку вскормившую тебя грудь, а это принесет тебе великое бесчестье и навсегда опозорит твое имя!
Людовик Мальский дал согласие, и свадьба состоялась в Генте 19 июня 1369 года.
Так что герцог Бургундский оказался не только герцогом Бургундии, но и, в ожидании того времени, когда он унаследует Фландрию, Артуа, Ретель, Невер и Франш- Конте, еще и владетелем Лилля и Дуэ.
Карл V надеялся, что Франция поглотит Фландрию, что общие выгоды сблизят народы, объединенные под одной и той же властью. Карл V ошибся: между ними остались глубокие различия. Язык и нравы разделяли французов и фламандцев; и вовсе не богатая Фландрия присоединилась к бедной Бургундии, а бедная Бургундия стала придатком богатой Фландрии. Фламандские интересы склонили политику французского принца в сторону Англии.
Союз с нашими врагами, вначале торговый, затем постепенно становился политическим.
Между Францией и Фландрией был заключен политический брак, в то время как между Фландрией и Англией состоялся торговый брак.
Этот торговый брак обеспечивал богатство страны, а стало быть, и богатство принца.
В свой черед, Филипп женил в 1385 году своего сына, графа Неверского, на наследнице Эно и Голландии, пополнив таким образом Нидерланды.
Пять лет спустя, в 1390 году, он приобрел у графов Арманьяков графство Шароле, пополнив таким образом Бургундию.
Окна его были обращены к Англии, а двери — к Франции.
А вот к чему уже во втором поколении привела предусмотрительность мудрого короля Карла V.
Внук того самого Филиппа Смелого, который столь отважно сражался при Пуатье, а в Лондоне дал пощечину виночерпию Эдуарда III за то, что он обслуживал короля Англии прежде, чем короля Франции, Филипп Добрый, в конечном счете вступил в союз с Генрихом V, был свидетелем на его свадьбе с принцессой Екатериной и провозгласил английского короля королем Франции, тем самым не признав французским королем Карла VII.
Правда, он выиграл, отказав Франции, своей матери, в господствующем положении на Сомме и Маасе, в Намюре и Перонне, на путях к Парижу, да и в самом Париже, в Баре-на-Сене, Осере и Мо.
Но правда и то, что ради того, чтобы прийти к этому, ему пришлось выдать Орлеанскую деву!
Затем, 4 августа 1430 года, умирает герцог Брабантский.
Герцог Бургундский владел почти всеми землями, окружавшими Брабант: в его руках, находились Фландрия, Эно, Голландия, Намюр, Люксембург. Ему недоставало только самого Брабанта.
Брабант включал центральную провинцию, Лёвен и Брюссель. Брюссель был королевой Нидерландов, Лёвен — ее придворной дамой.
Однако Брабант вовсе не принадлежал Филиппу: он принадлежал его тетке Маргарите Бургундской, графине Эно, и его пасынкам Карлу и Иоанну Бургундским, сыновьям графа Неверского, убитого при Азенкуре.
Филипп забыл о том, что он был племянником Маргариты и опекуном мальчиков. Он присвоил себе Брабант.
Все это не помешало сыну Иоанна Бесстрашного и отцу Карла Смелого именоваться Филиппом Добрым.
Как видите, не стоит придавать слишком большое значение эпитету «Добрый».
Мы уже говорили, что в случае короля Иоанна прозвище «Добрый» означало «безрассудный», «расточительный», «глупый».
В случае герцога Филиппа прозвище «Добрый» означало «женолюбивый», «галантный», «сладострастный».
Да, по распространенным представлениям Филипп был «добрым герцогом»: он обладал нежным сердцем, особенно в отношении женщин — мы это вскоре увидим, — а кроме того, легко мог расплакаться.
Он оплакивал погибших при Азенкуре и стал союзником англичан, которые их убили.
Он оплакивал своего отца Иоанна Бесстрашного и, в отмщение за убийство, совершенное в Монтро, лишил Карла VII французского престола.
Вместе с тем он прекрасно знал, какие плоды может принести убийство и какую цену за пролитую кровь можно выторговать у убийцы.
Двадцать первого сентября 1435 года он согласился простить убийство отца и подписать мирный договор с королем Карлом VII.
Но на каком условии он согласился это сделать? На условии, что ему уступят графства Макон, Осер, Бар-на- Сене и Понтьё.
В Пикардии он уже владел Перонной; ему потребовались еще Мондидье, Руа, Сен-Кантен, Корби, Амьен, Абвиль и Дуллан.
Как видите, добрый герцог с трудом давал прощение.
Правда, он согласился с тем, что эти города, входившие в королевские владения, будут выкуплены, если у Франции когда-нибудь окажется достаточно денег, чтобы осуществить этот выкуп.
Кроме того, король Карл выразил сожаление по поводу смерти Иоанна Бесстрашного, заявил о своей полной непричастности к этой смерти и учредил в Монтро ежегодное богослужение, которое должно было происходить в годовщину убийства.
Погодите! Доброму герцогу предстоит еще больше расширить свое герцогство, которое его сын попытается превратить в королевство.
Рене, герцог Барский, был взят в плен герцогом Бургундским во время битвы при Бюльньевиле. Четыре года его содержали в одной из башен Дижонского дворца. Добрый герцог позаботился не сказать о нем ни слова в Аррасском договоре.
И это случилось не по забывчивости — добрый герцог никогда не забывал о своих пленниках; к тому же, о нем замолвил слово Карл VII.
Однако добрый герцог ответил:
— Посмотрим позднее.
Доброго герцога останавливало то, что во время своего пленения узник унаследовал герцогство Анжуйское и графство Прованское от своего умершего брата и что Джованна II, умирая, призвала его на неаполитанский трон.
Столь богатый пленник, выходя из клетки, где он провел четыре года, должен был оставить на прутьях несколько перьев из своего крыла.
Рене оставил их два: Нёшатель в Лотарингии и Клермон в Аргонне.
Вдобавок он уплатил восемьдесят тысяч золотых экю. Это был тот самый Рене, которого позднее будут вполне справедливо называть в Провансе «добрым королем Рене» и о котором Жорж Шатлен сочинил занятную хронику, начинающуюся со стихов:
Я короля Сицилии знавал: Одевшись пастушком, В наряде меховом, Он дни так коротал, И с посохом в руках, Оставив города, С женою пас стада. В вересковых лугах.[3]
Что же касается герцога Филиппа, то мы уже говорили, что он был очень добр по отношение к женщинам, а также очень добр по отношению к своим внебрачным детям.
Однажды, за неимением лучшего занятия, мы развлекали себя, наводя справки в архивах Лилля, в счетной палате, и там нам попалось несметное множество писем и актов доброго герцога, относящихся к столовым расходам его внебрачных детей, а также к пенсиям их матерей и кормилиц.