Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 169



Филипп Руврский, чьи владения унаследовал новый герцог, женился на Маргарите, единственной дочери графа Фландрского; однако этот брак не был осущест­влен.

Стало быть, вдова могла выйти замуж снова.

Брак с ней отлично устраивал Филиппа: Маргарита была наследницей нескольких графств — Фландрского, Артуа, Ретельского, Неверского и Франш-Конте.

Однако именно потому, что их брак соединял в себе столько преимуществ, он куда меньше устраивал Эду­арда III, добивавшегося такого союза для Черного Принца, победителя при Пуатье.

Правда, Маргарита Фландрская любила Филиппа, но в случае монархических браков любовь менее всего при­нимается во внимание.

Людовик Мальский колебался. Однако Карл V, опаса­ясь увидеть расширение владений своего соперника, короля Англии, без всяких колебаний готов был умень­шить собственные владения: он предложил отдать фла­мандцам Лилль и Дуэ, Французскую Фландрию, север­ную границу королевства.

Но этого оказалось недостаточно.

К счастью — хотя, возможно, правильнее было бы ска­зать к несчастью, — мать Людовика Мальского, француз­ская принцесса, дочь Филиппа Длинного, добилась этого союза; она явилась к своему сыну, склонявшемуся в пользу Эдуарда III, и, высвободив из-под платья свою правую грудь, сказала:

— Людовик, если ты не дашь согласие на брак, желан­ный для твоего король и для меня, то, клянусь тебе, я отсеку вскормившую тебя грудь, а это принесет тебе великое бесчестье и навсегда опозорит твое имя!

Людовик Мальский дал согласие, и свадьба состоялась в Генте 19 июня 1369 года.

Так что герцог Бургундский оказался не только герцо­гом Бургундии, но и, в ожидании того времени, когда он унаследует Фландрию, Артуа, Ретель, Невер и Франш- Конте, еще и владетелем Лилля и Дуэ.

Карл V надеялся, что Франция поглотит Фландрию, что общие выгоды сблизят народы, объединенные под одной и той же властью. Карл V ошибся: между ними остались глубокие различия. Язык и нравы разделяли французов и фламандцев; и вовсе не богатая Фландрия присоединилась к бедной Бургундии, а бедная Бургундия стала придатком богатой Фландрии. Фламандские инте­ресы склонили политику французского принца в сторону Англии.

Союз с нашими врагами, вначале торговый, затем постепенно становился политическим.

Между Францией и Фландрией был заключен полити­ческий брак, в то время как между Фландрией и Англией состоялся торговый брак.

Этот торговый брак обеспечивал богатство страны, а стало быть, и богатство принца.

В свой черед, Филипп женил в 1385 году своего сына, графа Неверского, на наследнице Эно и Голландии, пополнив таким образом Нидерланды.

Пять лет спустя, в 1390 году, он приобрел у графов Арманьяков графство Шароле, пополнив таким образом Бургундию.

Окна его были обращены к Англии, а двери — к Фран­ции.

А вот к чему уже во втором поколении привела пред­усмотрительность мудрого короля Карла V.

Внук того самого Филиппа Смелого, который столь отважно сражался при Пуатье, а в Лондоне дал пощечину виночерпию Эдуарда III за то, что он обслуживал короля Англии прежде, чем короля Франции, Филипп Добрый, в конечном счете вступил в союз с Генрихом V, был сви­детелем на его свадьбе с принцессой Екатериной и про­возгласил английского короля королем Франции, тем самым не признав французским королем Карла VII.

Правда, он выиграл, отказав Франции, своей матери, в господствующем положении на Сомме и Маасе, в Намюре и Перонне, на путях к Парижу, да и в самом Париже, в Баре-на-Сене, Осере и Мо.

Но правда и то, что ради того, чтобы прийти к этому, ему пришлось выдать Орлеанскую деву!

Затем, 4 августа 1430 года, умирает герцог Брабант­ский.

Герцог Бургундский владел почти всеми землями, окружавшими Брабант: в его руках, находились Флан­дрия, Эно, Голландия, Намюр, Люксембург. Ему недоста­вало только самого Брабанта.

Брабант включал центральную провинцию, Лёвен и Брюссель. Брюссель был королевой Нидерландов, Лёвен — ее придворной дамой.

Однако Брабант вовсе не принадлежал Филиппу: он принадлежал его тетке Маргарите Бургундской, графине Эно, и его пасынкам Карлу и Иоанну Бургундским, сыновьям графа Неверского, убитого при Азенкуре.

Филипп забыл о том, что он был племянником Мар­гариты и опекуном мальчиков. Он присвоил себе Бра­бант.



Все это не помешало сыну Иоанна Бесстрашного и отцу Карла Смелого именоваться Филиппом Добрым.

Как видите, не стоит придавать слишком большое зна­чение эпитету «Добрый».

Мы уже говорили, что в случае короля Иоанна про­звище «Добрый» означало «безрассудный», «расточитель­ный», «глупый».

В случае герцога Филиппа прозвище «Добрый» озна­чало «женолюбивый», «галантный», «сладострастный».

Да, по распространенным представлениям Филипп был «добрым герцогом»: он обладал нежным сердцем, особенно в отношении женщин — мы это вскоре уви­дим, — а кроме того, легко мог расплакаться.

Он оплакивал погибших при Азенкуре и стал союзни­ком англичан, которые их убили.

Он оплакивал своего отца Иоанна Бесстрашного и, в отмщение за убийство, совершенное в Монтро, лишил Карла VII французского престола.

Вместе с тем он прекрасно знал, какие плоды может принести убийство и какую цену за пролитую кровь можно выторговать у убийцы.

Двадцать первого сентября 1435 года он согласился простить убийство отца и подписать мирный договор с королем Карлом VII.

Но на каком условии он согласился это сделать? На условии, что ему уступят графства Макон, Осер, Бар-на- Сене и Понтьё.

В Пикардии он уже владел Перонной; ему потребова­лись еще Мондидье, Руа, Сен-Кантен, Корби, Амьен, Абвиль и Дуллан.

Как видите, добрый герцог с трудом давал прощение.

Правда, он согласился с тем, что эти города, входи­вшие в королевские владения, будут выкуплены, если у Франции когда-нибудь окажется достаточно денег, чтобы осуществить этот выкуп.

Кроме того, король Карл выразил сожаление по поводу смерти Иоанна Бесстрашного, заявил о своей полной непричастности к этой смерти и учредил в Монтро еже­годное богослужение, которое должно было происходить в годовщину убийства.

Погодите! Доброму герцогу предстоит еще больше рас­ширить свое герцогство, которое его сын попытается превратить в королевство.

Рене, герцог Барский, был взят в плен герцогом Бур­гундским во время битвы при Бюльньевиле. Четыре года его содержали в одной из башен Дижонского дворца. Добрый герцог позаботился не сказать о нем ни слова в Аррасском договоре.

И это случилось не по забывчивости — добрый герцог никогда не забывал о своих пленниках; к тому же, о нем замолвил слово Карл VII.

Однако добрый герцог ответил:

— Посмотрим позднее.

Доброго герцога останавливало то, что во время своего пленения узник унаследовал герцогство Анжуйское и графство Прованское от своего умершего брата и что Джованна II, умирая, призвала его на неаполитанский трон.

Столь богатый пленник, выходя из клетки, где он про­вел четыре года, должен был оставить на прутьях несколько перьев из своего крыла.

Рене оставил их два: Нёшатель в Лотарингии и Клер­мон в Аргонне.

Вдобавок он уплатил восемьдесят тысяч золотых экю. Это был тот самый Рене, которого позднее будут вполне справедливо называть в Провансе «добрым коро­лем Рене» и о котором Жорж Шатлен сочинил занятную хронику, начинающуюся со стихов:

Я короля Сицилии знавал: Одевшись пастушком, В наряде меховом, Он дни так коротал, И с посохом в руках, Оставив города, С женою пас стада. В вересковых лугах.[3]

Что же касается герцога Филиппа, то мы уже гово­рили, что он был очень добр по отношение к женщи­нам, а также очень добр по отношению к своим вне­брачным детям.

Однажды, за неимением лучшего занятия, мы развле­кали себя, наводя справки в архивах Лилля, в счетной палате, и там нам попалось несметное множество писем и актов доброго герцога, относящихся к столовым рас­ходам его внебрачных детей, а также к пенсиям их мате­рей и кормилиц.