Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 169

— Монсеньор, — отвечал рыцарь, — я охотно отдал бы остаток своей жизни ради того, чтобы все было так, как вы сказали.

— Все так и есть на самом деле, — возразил ему Чер­ный Принц, — и с сегодняшнего дня я назначаю вас своим рыцарем с годовым содержанием в пятьсот марок, которые будут выплачиваться вам из доходов с моих наследственных владений в Англии.

— Сир, — отвечал рыцарь, — да ниспошлет мне Господь милость быть достойным тех благ, какими вы меня ода­рили!

Затем, видя, что сэр Джеймс настолько слаб, что едва не лишился чувств, пока произносил эти несколько слов, принц подал знак оруженосцам отнести раненого в свою собственную палатку, дабы он получил надлежащий уход.

Однако в тот же самый миг принц заметил огромную шумную толпу воинов, шедших по направлению к нему, и, поскольку на ум ему пришло, что их возгласы и жесты предвещают какую-то важную новость, он сосредоточил все свое внимание на этом новом эпизоде.

И потому он повернулся к графу Уорику и мессиру Реджинальду Кобхему, которые только что выступали в роли его посланцев к сэру Джеймсу.

— Господа, — произнес он, — срочно поезжайте и раз­узнайте, из-за чего поднялся весь этот шум ... Не взяли ли, случаем, в плен короля Франции?

Причиной шума и в самом деле стало пленение короля Франции.

Однако толпа англичан и гасконцев вырвала короля Франции из рук сеньора Дени де Морбека, которому он сдался, и каждый тянул его в свою сторону, восклицая:

— Это я взял его в плен! Это мне он принадлежит как пленник!

Так что славный король Франции куда больше, чем в ходе сражения, подвергался опасности оказаться разо­рванным на части, и, защищаясь изо всех сил, говорил каждому:

— Сеньоры, прошу вас отвести меня с подобающей вежливостью к моему кузену принцу Уэльскому и не спо­рить по поводу того, чей я пленник, ибо, слава Богу, я достаточно богат, чтобы обогатить вас всех за счет моего выкупа!

Однако те, к кому обращался король, были настолько возбуждены, что не прислушивались к его словам, про­должая ссориться и оспаривать друг у друга право на пленника.

Тем временем к ним подъехали граф Уорик и мессир Реджинальд Кобхем.

Когда они поняли, о чем идет спор и какой опасности подвергается король, они обнажили мечи и восклик­нули:

— Именем принца Уэльского приказываем вам отсту­пить назад!

Воины повиновались.

Затем оба барона спешились, до земли поклонились пленнику и, после того как один из них встал рядом с королем, а другой — рядом с юным герцогом Филиппом, сказали:

— Сир, начиная с этой минуты мы отвечаем перед нашим господином за вас и вашего сына и, с Божьей помощью, передадим вас в его руки целыми и невреди­мыми.

— Так идемте, — ответил Иоанн.

Несколько минут спустя плененный король уже стоял перед принцем-победителем.

Черный Принц был достоин своей великой удачи.

С Иоанном можно было обращаться двумя способами: как с пленником или как с королем.

Черный Принц обращался с ним как с королем.

Это было одновременно более рыцарственно и более расчетливо.

С точки зрения понятий XIV века, коль скоро король был захвачен в плен, захвачена была Франция, и выкупу за короля следовало быть таким, что Франция должна была разориться, выплачивая его.

Въезжая в Лондон, принц Уэльский в знак верховной власти короля посадил его на рослого белого коня.

Сам же он, напротив, как вассал, ехал подле Иоанна на небольшой черной лошади.

По прибытии в Лондон король Иоанн был принят Эдуардом III, который устроил в его честь торжествен­ный обед.





Когда на этом обеде виночерпий короля Англии стал обслуживать своего господина прежде, чем короля Фран­ции, юный принц Филипп поднялся и дал виночерпию пощечину.

— Кто это научил тебя, — сказал он ему, — обслужи­вать вассала прежде, чем господина?

Ошеломленный столь неожиданным нападением, виночерпий повернулся к королю Англии, словно прося у него объяснений.

Но тот произнес:

— Мальчик прав: король Франции — это мой король, и как герцог Нормандский я всего лишь его вассал.

И, обращаясь к юному принцу, он добавил:

— О монсеньор, вас, по справедливости, прозвали Филиппом Смелым!

Король Иоанн в течение восьми лет оставался в Англии пленником; однако на протяжении этих восьми лет, точно так же, как Регул возвращался в Рим, король Иоанн возвращался в Париж.

Юный Филипп Руврский умер в 1361 году, и король Иоанн как муж Жанны Булонской унаследовал его вла­дения.

Таким образом, герцогство Бургундское, уступленное в свое время королем Робертом, естественным путем, по праву наследования, снова перешло во владения фран­цузской короны.

Вернувшись в Лондон — вот еще одно сходство в пове­дении короля Иоанна и Регула, вернувшегося в Карфа­ген, — французский государь передал в руки канцлера Бургундии грамоту о дарении герцогства своему драго­ценнейшему сыну, герцогу Туренскому.

Эту грамоту следовало вручить герцогу лишь после смерти короля Иоанна.

Король Иоанн умер 8 апреля 1364 года.

Юный герцог был немедленно введен в права владе­ния, и 26 мая того же года Филипп Смелый покинул Дижон, чтобы в качестве герцога Бургундского присут­ствовать при короновании своего старшего брата.

Король Карл V подтвердил дарение, совершенное отцом, и прибавил к этому дару Бургундский дворец, который издавна принадлежал герцогам Бургундским и служил их резиденцией, когда они пребывали в Париже.

Этот дворец находился на холме Святой Женевьевы.

Акт о дарении герцогства и дворца датирован 2 июня 1364 года.

Таким образом, если в этом своеобразном прологе уда­лось рассказать то, о чем хотелось рассказать, читатель теперь знает, на какой залитой кровью земле выросло гигантское дерево Бургундского дома, всего лишь одним из побегов которого является Карл Смелый.

I. ДОБРЫЙ ГЕРЦОГ

Карл, получивший прозвище Смелый, был правнуком Филиппа Смелого, о боевом крещении которого мы только что рассказали и который стал родоначальником второго Бургундского дома.

Поясним, какой степени могущества достиг Бургунд­ский дом к тому времени, когда родился Карл, то есть к 10 ноября 1435 года.

Мы уже рассказали, каким образом герцогство Бур­гундское вернулось к королю Иоанну и стало ленным владением его сына, Филиппа Смелого, в силу жалован­ной грамоты от 6 сентября 1363 года, подтвержденной в следующем году королем Карлом V.

Но как же после смуты, порожденной во Франции первым Бургундским домом, после договора в Бретиньи, отнявшего у королевства его прекраснейшие провинции, как же после всего этого столь мудрый король, как Карл V, не встретив никаких упреков и не выказав ника­кого сожаления, согласился на это новое раздробление Франции?

И тут прежде всего можно напомнить великую истину: примеры прошлого редко чему-нибудь учат будущее.

А кроме того, наши французские короли, не совсем отдавая себе отчет в том, что они совершают, упразднили феодальную систему, созданную Карлом Великим, то есть единственную существовавшую во Франции воен­ную силу; поскольку такой силы им недоставало, в XIII и XIV веках они попытались установить искусственную феодальную систему. Пример Филиппа Анжуйского, которого Людовик XIV сделал королем Испании и кото­рый стал врагом Франции, не помешал Наполеону сде­лать своего брата Жозефа королем Испании, своего брата Луи — королем Голландии, своего зятя Мюрата — коро­лем Неаполя, а своего пасынка Евгения — вице-королем Италии.

Что же пытался сделать Наполеон? Он пытался вос­создать гигантскую военно-феодальную систему.

Подтверждая жалованную грамоту короля Иоанна, согласно которой герцогство Бургундское переходило к герцогу Филиппу, Карл V действовал прежде всего как почтительный сын, ибо он исполнял последнюю волю отца; но кроме того, создавая феодальное владение, он следовал политическим обычаям своего времени.

Герцог Анжуйский, младший брат Карла и старший брат Филиппа, был наместником Лангедока и из Ланге­дока наблюдал за Провансом и Италией; из Бургундии новый герцог воздействовал на Империю и Нидер­ланды.