Карл Смелый. Жанна д’Арк

Король Иоанн, видевший, как рассеивается, словно дым, первое войско, находившееся под командованием его сына, и ценивший то, как рыцари умели пользоваться лошадьми, чтобы легче было бежать, — так вот, повто­ряем, король Иоанн, видя, как до второй рати, находи­вшейся под его командованием, начали мало-помалу долетать стрелы лучников, рассудил, что враг близко, и, не желая отступать сам и не желая, чтобы отступали его приближенные, приказал всем:

— Спешиться! Спешиться!

И он первым подал пример, сойдя со своей рослой белой лошади и отцепив от седла боевой топор — гроз­ное оружие в руках короля-дровосека.

Младший сын короля, Филипп, герцог Туренский, поступил так же и занял место рядом с отцом. Мальчик был вооружен лишь небольшим мечом, но топор короля Иоанна вполне мог защитить и отца, и сына.

Все всадники спешились и выстроились, но не вокруг короля, ибо король не желал, чтобы кто-либо оказался между ним и противником, а по обе стороны от него.

Меры предосторожности, предпринятые королем Иоанном, были небесполезными, хотя и таили в себе опасность. Вся масса растерянных людей, составлявших прежде первую рать и обратившихся в бегство, направи­лась в сторону Пуатье; однако Пуатье, даже не разобра­вшись, свои это или враги, начал с того, что закрыл перед ними ворота.

«И вот, — говорит Фруассар, — на дороге и у ворот скопилось такое ужасающее множество раненых и удру­ченных людей, что это невозможно представить, и фран­цузы сдавались в плен, как только они видели хоть одного англичанина».[2]

Однако король Иоанн и его воины стояли, словно кре­постная стена, и, словно в крепостной стене, англичане упорно пытались пробить брешь в их рядах. Там сража­лись все храбрые рыцари, какие были на обеих сторо­нах.

В особенности же творил чудеса король Иоанн. У него на глазах один за другим падали его стяги и державшие их рыцари; затем завязалась рукопашная схватка, и он создал вокруг себя вал из тел тех, кто был сражен его страшным топором.

А возле него стоял мальчик, настоящий львенок, сын льва! Пока отец сражался, он наблюдал за ним, предосте­регая его криком о каждой новой атаке:

— Отец, опасность справа!.. Отец, опасность слева!

И отец, поощряя сына держаться начеку, кричал ему в ответ:

— Смелее, Филипп! Смелее, мой мальчик!

В итоге за храбрым молодым человеком закрепилось прозвище, и с этого времени его стали звать Филиппом Смелым.

Позднее мы увидим, как он стал родоначальником династии герцогов Бургундских, начавшейся с него и через Иоанна Бесстрашного приведшей к Карлу Сме­лому, которым мы намереваемся вскоре заняться.

А пока что все войско англичан стеснилось на той позиции, где находился король Франции, ибо, как Джон Чандос и сказал Черному Принцу, ясно было, что король не отступит и будет стоять до последней крайности.

Король-воин получил небольшую передышку: два рыцаря, которые на протяжении одного льё сопрово­ждали убегавшего дофина и его братьев, вернулись, пылая яростью, на поле боя, которое им пришлось поки­нуть: как мы уже говорили, это были мессиры Жан де Ланда и Тибо де Водене. Вместе с ними вернулись семь­сот дворян.

По дороге им встретился полк герцога Орлеанского, еще не побывавший в бою, и они подтолкнули его к полю сражения.

Вместе с прибывшим подкреплением и тем, что оста­лось от отряда короля Иоанна, французов было еще втрое больше, чем их противников; однако нам уже при­ходилось три или четыре раза видеть, что может сделать паника, став на пути даже самых храбрых солдат ... А войско было охвачено паникой.

Самые храбрые из дворян пали мертвыми вокруг короля.

Это были герцог Бурбонский, герцог Афинский, мар­шал де Клермон, мессир Робер Дураццо, мессир Гишар де Боже, виконт де Рошшуар, Эсташ де Рибомон, Жан де Лилль, Жиллиан Нарбоннский, сир де Шатовиллен, сир де Монреан, сир д'Аржантан, сир де Лосерр, сир Одри де Шарни, сир Жоффруа де Шарни, которого нашли завер­нувшимся в королевское знамя, ставшее ему саваном; ну а общее число рыцарей, оставшихся лежать на поле боя, превысило две тысячи восемьсот!

Но король все еще держался.

Он передохнул минуту, выпил глоток воды, поданной ему в шлеме, и вновь стал наносить удары, словно масте­ровой, возобновивший свой прерванный труд.

Но из окружавших его воинов уже столько было убито, а столько других обратилось в бегство, что на каждого французского дворянина приходилось по пять англий­ских латников.

И более всего они теснились вокруг короля, которого легко было узнать по короне, венчавшей его шлем; однако, оберегаемый юным Филиппом, он по-прежнему наносил удары, ничего не слушая, хотя противники кри­чали ему:

— Сдавайтесь, сир! Сдавайтесь, иначе вы умрете!

Во главе тех, кто кричал так, находился французский рыцарь, который сумел пробиться вперед и оказался лицом к лицу с королем.

Звали этого рыцаря Дени де Морбек.

Стоя перед Иоанном, он не нападал на него, а лишь уклонялся от ударов, которые наносил ему король, и ограничивался тем, что на чистом французском языке произносил:

— Сдавайтесь, сир! Сдавайтесь!

Король понял, что его одолели; у него не было больше никакой надежды, и, услышав, что к нему обращается француз, он отступил на шаг, опустил свой затупившийся и окровавленный топор, в знак того, что готов вести переговоры, и спросил:

— Кто вы?

— Я французский рыцарь, — ответил Дени де Мор­бек.

— Как же тогда случилось, что вы служите в англий­ской армии?

— Я совершил убийство, и во имя собственного спасе­ния мне пришлось перебраться в Англию, где я поступил на службу к королю Эдуарду.

— А где мой кузен принц Уэльский? — спросил ко­роль. — Если я встречусь с ним, то сдамся ему.

— Сдавайтесь мне, сир, и я провожу вас к принцу Уэльскому.

— Ну что ж, — произнес король, — ладно, я сдаюсь вам. Уж лучше сдаться французу, чем англичанину.

И, выпустив из рук топор, король отдал рыцарю свою латную рукавицу.

Мальчик же, не желая отдавать свой меч, отбросил его далеко в сторону.

Битва окончилась: король был взят в плен; однако, даже став пленником, он еще не избежал опасности.

В то самое время, когда он сдался в плен, примерно в пятистах шагах от него посреди поля битвы остановился Черный Принц, ставший победителем, и, думая в первую очередь о друзьях, а не о врагах, спросил у графа Уорика и мессира Реджинальда Кобхема:

— Уважаемые сеньоры, не знаете ли вы, что произошло с моим верным слугой Джеймсом Одли, который, как вы помните, дал клятву завоевать славу в сегодняшней битве?

— О да, сир, — ответили оба дворянина, — мы полу­чили известие о нем и знаем, что он сдержал свою клятву; однако он тяжело ранен: оруженосцы вынесли его с поля боя, и теперь он находится в нескольких шагах отсюда.

— О! — воскликнул принц. — Я глубоко опечален тем, что вы мне сейчас сказали! Мне хотелось бы увидеть его, чтобы лично удостовериться, в каком состоянии он пре­бывает. Отыщите его и, если он способен выдержать передвижение, доставьте его ко мне; если же он слишком слаб, дайте мне знать, где он лежит, и я сам поеду к нему.

Оба дворянина отправились к раненому и передали ему пожелание принца.

— Великая благодарность сыну моего короля, — про­молвил сэр Джеймс, — проявившему беспокойство о таком бедном дворянине, как я, и не дай Бог, чтобы он утруждал себя из-за меня.

Произнеся это, он подозвал своих оруженосцев.

— Отнесите меня к принцу, — приказал он, — надежда оказаться в его присутствии придает мне силы.

Оруженосцы взялись за носилки, на которых лежал раненый, и поднесли их к ногам лошади Черного Принца.

Узнав сэра Джеймса, принц спешился и склонился над ним.

— Мессир Джеймс, — сказал он, — позвольте мне поблагодарить вас и воздать вам честь, ибо, как вы и поклялись, вы заслужили славу в сегодняшней битве, и я заявляю, что по моему мнению вы самый благочестивый и самый отважный из всех нас!