Карл Смелый. Жанна д’Арк

В то самое время, когда Карл VII умирал, граф де Шароле, которого часто посещал их царственный гость, чуть было не поссорился с отцом, требуя узнать у

Карла VII, не может ли тот принять дофина назад, во Францию.

Но все сложилось намного лучше: Людовик XI стал королем.

Еще никогда, впрочем, смерть отца не вызывала ни у кого такой радости, какую выказывал дофин; он, кто порой таил чувство удовольствия, теперь не делал ни малейших усилий, чтобы скрыть то удовлетворение, какое доставило ему это событие, вдохновившее его на чрезвычайно философические рассуждения.

— Ах! Что такое этот мир и какое разнообразие неожи­данностей ниспосылает Господь каждому! — говорил он каждому встречному. — Вот, к примеру, я, самый несчаст­ный королевский сын, который когда-либо был на свете; я, с самого детства знавший одни лишь страдания, горе­сти и нищету, невзгоды и нужду, лишенный наследства и любви отца; я, кто жил на занятые деньги и на подаяния, равно как и моя жена, не имея ни пяди земли, ни места, где преклонить голову, ни гроша за душой, кого из мило­сти кормил дядя, — и вот сегодня Господь вдруг ни­спослал мне величайшее счастье! Теперь я самый богатый и самый могущественный король христианского мира, даже более могущественный, чем был король, мой отец, ибо у меня есть дядя, дружбы с которым он так и не сумел добиться!

Дофин был так обрадован свалившимся на него сча­стьем и так спешил им насладиться, что, получив изве­стие о смерти отца, он тотчас уехал, не тратя время на то, чтобы попрощаться со своим дорогим дядей, дружбу с которым он ценил столь высоко, и со своим кузеном, которого он едва не сделал бунтовщиком. Он уехал, не оставив королеве ни повозки, ни лошади, чтобы отпра­виться в путь, и лишь крикнул ей, чтобы она позаим­ствовала экипажи у своей кузины, графини де Шароле!

V. КОРОЛЬ УМЕР, ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!

Король Карл VII умер 22 июля 1461 года. Герцог Бур­гундский приказал всем дворянам своей державы собраться в полном боевом вооружении вместе с их людьми 1 августа в Сен-Кантене.

Он еще не знал, как будет принят во Франции новый король.

Людовик знал это ничуть не больше, и потому он задержался в Авене. Сир де Брезе, сенешаль Нормандии, один из главных советников покойного короля, поспе­шил навстречу своему новому властелину; однако из осторожности сам он остановился в Баве и отправил за приказами к Людовику XI сира д'Арси.

Распоряжения были краткими и точными.

— Передайте сиру де Брезе, — сказал король по­сланцу, — что он должен считать себя пленником и оста­ваться там, где он находится, в ожидании моего волеизъ­явления.

Такое не слишком ободрило других!

Людовик имел сильное желание лично арестовать сенешаля, но не осмелился сделать это, ибо тот нахо­дился во владениях доброго герцога.

Наконец, убедившись, что он не встретит противодей­ствия во Франции, король поспешил устроить заупокой­ную мессу и присутствовал на ней вместе с дядей, кото­рый к нему присоединился; затем, как только месса была отслужена, он отдал приказ всем быть готовыми отпра­виться в Реймс, ибо намеревался немедленно короно­ваться.

Во Франции все оплакивали покойного короля, однако искренне оплакивал его лишь простой народ; что же касается знати, то она оплакивала самое себя: похороны короля были ее собственными похоронами; и потому Танги дю Шатель, племянник знаменитого Танги, нанес­шего удар топором в Монтро, выделил на совершение этой церемонии тридцать тысяч экю из собственных средств, находя ее недостаточно пышной для королев­ской особы. Все эти дворяне прекрасно понимали, что от нового монарха, грубые замашки которого они знали, ничего хорошего ожидать не приходилось.

После того как под сводами базилики Сен-Дени гро­могласно прозвучали слова «Король умер, да здравствует король!», Дюнуа вполголоса добавил:

— Да позаботится каждый о своей участи!

Брезе уже позаботился; читателю известно, насколько ему это удалось.

Затем настал черед герцога Бурбонского; это был дав­ний сообщник дофина, один из самых могущественных принцев королевства, губернатор Гиени, герцог Оверни, граф де Форе, сеньор Домба, Божоле и т.д., так что он мог ехать из Бордо в Савойю, следуя исключительно по собственным землям. Некогда дофин обещал ему меч коннетабля, и герцог был уверен, что этот меч ожидает его в Авене, но, приехав туда, он, напротив, лишился должности губернатора Гиени.

Король был не прочь лично наблюдать за этим вре­менным пристанищем англичан.

По сходной причине король отнял у бастарда Орлеан­ского должность губернатора Нормандии, а у Даммар- тена — должность губернатора Пуату.

Король-таможенник не желал, чтобы на его морских рубежах занимались политической контрабандой.

К тому же для Людовика XI чрезвычайно важно было ясно видеть оттуда побережье Англии. Белая Роза только что взяла верх над Алой Розой, Йорки восторжествовали над Ланкастерами. Лучшее средство сделать популярным нового английского короля состояло в том, чтобы произ­вести высадку во Франции: юный Эдуард и делатель королей Уорик могли им воспользоваться; добрый герцог издавна был другом англичан, а другом короля Франции стал только вчера, и потому самое большее, на что можно было надеяться в отношении него, это то, что он оста­нется нейтральным. И правда, узнав о смерти короля Карла VII, англичане первым делом направили послание герцогу Бургундскому; однако Людовик XI, предупре­жденный об этом, послал одного из своих приближен­ных, Жана де Рейака, который перехватил гонца и забрал письмо.

Для доброго герцога это стало первым предупрежде­нием, что в лице племянника ему предстоит иметь дело с человеком, который будет чрезвычайно печься о соб­ственных делах.

Он получил второе предупреждение, когда новый ко­роль, видя те грандиозные приготовления, какие пред­принимает герцог, чтобы сопровождать его в Реймс, где должна была состояться коронация, сказал г-ну де Круа:

— Зачем дядя хочет взять с собой так много людей? Разве я не король и разве дороги не стали теперь более безопасными по сравнению с теми временами, когда бедная Орлеанская дева делала для моего отца то, что герцог делает сейчас для меня?

И действительно, ничто не преграждало ему путь, кроме старых придворных и новых льстецов. Каждый город, каждое село, каждая деревня направили навстречу ему свою депутацию и своего оратора; но, менее покла­дистый, чем правивший позднее Генрих IV, утвержда­вший, что волосы у него поседели от речей ораторов, Людовик XI, едва завидев вдали очередную депутацию, передавал ей приказ не приближаться, а если его засти­гали врасплох, он со свойственным лишь ему тоном обращался к оратору:

— Будьте кратки!

Зачастую он даже поворачивался спиной к краснобаю и его спутникам. Никогда еще никто не видел манер, столь мало напоминавших королевские.

Тем не менее были и такие ораторы, которых король выслушивал от начала до конца. Почему? Никто об этом ничего не знает. Одним из них был епископ Лизьё, по имени Тома Базен, весьма недоброжелательный по отно­шению к Людовику XI, написавший хронику Амельгарда; он прочел молодому королю длинное поучение по поводу необходимости сократить налоги, и король не только терпеливо его выслушал, но и весьма настоятельно попросил изложить эту прекрасные рассуждения на бумаге, чтобы обдумать их на досуге. В итоге этого обду­мывания епископ-экономист вынужден был оставить службу в своей епархии.

Так, выслушивая нудные речи и поворачиваясь спиной к краснобаям, он прибыл в Реймс. Любой, кто был там и не знал короля Франции, мог бы поклясться, что коро­новаться намереваются добрый герцог и его сын граф де Шароле. Они были облачены в великолепные одежды, ехали на рослых лошадях, покрытых бархатом, и возвы­шались над толпой. Смиренный, бедный и тщедушный, наряженный куда хуже, чем лошади герцога, король ехал хоть и впереди, но как слуга, который едет впереди сво­его господина. В кортеже находились все бургундские сеньоры: граф Неверский, граф Этампский, сеньор Равенштейнский; французских сеньоров почти не было вовсе. Позади бургундских сеньоров шли лошади и мулы с серебряными колокольчиками на шее, груженные поклажей и покрытые бархатными попонами с герцог­ским гербом; двести сорок роскошных повозок под гер­цогскими знаменами везли золотую посуду, столовое серебро, деньги и даже бонское вино, которое должны были выпить на праздничном пиру; за ними следовали фландрские быки и арденнские бараны, которых на этом же пиру должны были съесть.