Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2

Два мальчика, старшему из которых было на вид лет девять, состояли служителями этого храма Меркурия.

Вторая комната служила общим залом, столовой и кухней. Посреди нее пылал большой очаг, дым которого уходил через отверстие, проделанное в потолке. Над всем этим находился чердак, куда влезали по установленному почти отвесно бревну, в котором были сделаны зарубки, чтобы ставить на них ногу.

В этой комнате я и сделал привал.

На огонь поставили яйца; на конец палки нанизали курицу, убитую и ощипанную по случаю нашего приезда, и вертели ее над раскаленными углями, в то время как один из мальчиков скоблил меня с ног до головы ножом, как если бы он имел дело с рыбой или морковью.

Я вымыл лицо и руки мутной водой Гиппуса — да будет мне позволено предпочесть древнее имя новому — и обсушил их на солнце. После нашего отъезда из Тифлиса мы не обнаружили ни одного полотенца, приложить которое к лицу у нас хватило бы мужества.

Мои носовые платки и полотенца находились в чемо­данах, ключи же от этих чемоданов, напомню, остались в Тифлисе, а почтовый курьер, который должен был про­делать дорогу самое большее за сорок восемь часов, так и не прибыл в Кутаис, хотя выехал еще девять дней назад.

Мучительно не есть, тяжело не пить, раздражительно не спать; но для человека, привыкшего иметь в своей спальне все необходимые туалетные принадлежности, есть кое-что похуже, а именно не мыться.

Когда Муане и багаж прибыли, яйца уже сварились, курица изжарилась, а лошади были готовы.

Нам оставалось проделать всего лишь семь верст, чтобы добраться до Нового Марани. Я снова сел в сани, услышав заверения, что дальше дорога будет лучше.

У нас ушло полтора часа на эти семь верст по жидкой грязи, которую наши сани рассекали, как корабль рас­секает воды океана, и которая с хлюпаньем снова смы­калась у нас за спиной.

Но все же мы доехали до Нового Марани, и впереди у нас была встреча с Фазисом и возможность доплыть на лодке до Поти, то есть до Черного моря.

Правда, нам предстояло добраться туда ко времени ужаснейших штормов, но если уж непременно суждено утонуть, то, в конечном счете, лучше утонуть в воде, чем в грязи и тине.

У меня было с собой письмо к князю Гегидзе, началь­нику колонии в Новом Марани.

Эта колония состояла из скопцов.

В первых томах своей книги о путешествии по России я уже говорил о том, что представляет собой секта скоп­цов, одна из семидесяти двух ересей в православной вере.

Те из моих читателей, кто пожелает получить подроб­нейшие сведения об этих фанатиках, могут обратиться к главе, в которой рассказывается о возникновении их секты, излагаются их нравственные правила и разъясня­ются их цели; здесь же, чтобы не повторять ничего, кроме того что знать совершенно необходимо, мы огра­ничимся напоминанием, что после рождения первого ребенка эти несчастные калечат себя и делают бесплод­ными своих жен, прибегая к операциям, почти одина­ково болезненным как для одного пола, так и для дру­гого.

В такой стране, как Россия, где на земле недостает людей, эта ересь становится почти государственным пре­ступлением; вот почему в России, где государи при вос­шествии на престол почти всегда провозглашают амни­стию, если и не полную, то, по крайней мере, весьма обширную, ни один скопец никогда не оказывается среди тех, кому царь дарует помилование.

Во время своего путешествия по России мне часто случалось встречать этих несчастных, но по отдельности, а не в местах их поселения; на этот раз мне предстояло увидеть колонию, сплошь состоявшую из этих странных еретиков.

Четыреста мужчин, переставших быть мужчинами, были собраны в одном месте.

Увидев, что мои сани остановились, пятеро или шестеро этих несчастных прибежали — хотя нет, я ошибся, скопцы никогда не бегают — пришли, чтобы выгрузить наш багаж: страсть к наживе борется у них с немощью тела и делает их если и не деятельными в труде, то хотя бы упорными в работе.

Нет ничего печальнее этих привидений с их серыми арестантскими балахонами, с их тонкими мелодичными голосами, с их преждевременными морщинами, болез­ненной полнотой и отсутствием мускулов.

Два скопца с трудом несли чемодан, который наш ямщик одной рукой подбрасывал себе на плечо, шел с ним и опускал его в прихожей.

Понадобилось шесть скопцов, чтобы отнести красный сундук, весивший сто килограммов.

Разумеется, среди них нет ни одной женщины. Оско­пленных женщин помещают в отдельные колонии. Зачем соединять вместе эти два вида осколков человеческих существ, добровольно отделившихся друг от друга?

Хотя обычно скопцы холостят себя, лишь будучи жена­тыми, уже после рождения первого ребенка, многие из тех, кого мы увидели, были чересчур молоды для того, чтобы исполнить даже этот свой главный по отношению к собственной стране долг.

Это были те, кому их рвение не позволяло ждать.

И потому они в свои двадцать лет напоминали по виду пятидесятилетних старичков. Они были тучны и, тем не менее, уже морщинисты; не стоит и говорить, что ни один волосок не вырастал на их бесплодном и пожелте­вшем лице.

Я расспрашивал полковника об их нравах, но, к сожа­лению, он был не очень наблюдателен и жаловался лишь на то, что его колония не увеличивается; однако я все же смог вытянуть из него кое-какие сведения.

Его подопечные имеют все недостатки женщин, не обладая, разумеется, ни одним из их достоинств. Они сварливы, но их ссоры всегда заканчиваются только пустыми угрозами. Они доносчики, и если у одного из них достанет сил ударить другого, то побитый, вместо того чтобы отплатить тем же, удаляется и, весь в слезах, идет жаловаться на обидчика. Но прежде всего они скряги; кое-кто из них, несмотря на скудные доходы, которые им случается получать в этом грязном захолу­стье, владеет капиталом от четырех до пяти тысяч рублей, обладая правом оставлять его по завещанию и почти всегда оставляя его одному из своих собратьев.

Ничего из того, что они зарабатывают, власти у них не отбирают.

Именно они перевозят людей и грузы по Риону, когда в зимнее время понижение уровня воды не позволяет небольшим пароходам нести эту службу.

Полковник Романов предупредил меня, чтобы я ни в коем случае не давал им больше шестнадцати рублей, сколько бы они с нас ни запросили, ибо эта цена, хотя она и не установлена официальным тарифом, вполне соответствует тому, что им следует заплатить.

Скопцы начали с того, что запросили с нас двадцать пять рублей, но в конце концов согласились на предло­женные им шестнадцать.

Однако ничто не могло склонить их к тому, чтобы отплыть в тот же день. Нам же это было важно, ведь наступило уже 20 января; полковник успокаивал нас, говоря, что пароход отправится только 22-го вечером.

Через два часа после нашего приезда полковник велел подать нам свой собственный ужин, попросив у нас раз­решение принять в нем участие. Пока мы ужинали, мои расспросы о колонистах возобновились. Как легко понять, скопцы крайне неохотно отвечают на заданные им вопросы; однако в присутствии полковника они не посмели отделаться молчанием, и ему удалось добавить несколько подробностей к тем, какие он мне уже сооб­щил.

По его словам или по словам тех, кого он расспраши­вал, оскопление теперь не осуществлялось непосред­ственно: рассечение нерва под мозжечком — операция, которую, кстати говоря, я считаю невозможной, — при­водило к той же самой цели.

Спустя месяц обнаруживались явления, подобные тем, какие следуют за полным удалением половых органов: голос утрачивал мужскую окраску, борода выпадала, тело начинало становиться бледным и дряблым — короче, возникали признаки женского пола.

С самим же полковником произошла удивительная история.

Когда политического преступника отправляют в Сибирь, он утрачивает свои гражданские права и его жена может выйти замуж снова, как если бы она была вдовой.

Вот на такой вдове, хотя она и не была ею вполне, и женился полковник.

Когда император Александр взошел на престол, он даровал общую амнистию, не касавшуюся одних лишь скопцов.