Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2

Мы ехали вдоль одной из красивейших долин Кавказа, и нам дважды пришлось пересекать вброд орошающую ее реку Алазань.

До того дня, когда лезгины совершили набег на Цинан­дали и взяли в плен княгинь Чавчавадзе и Орбелиани, они никогда не осмеливались пересекать эту реку.

В свое время и в надлежащем месте мы расскажем об этом страшном нападении, когда презренные разбойники волочили двух принцесс царской крови, привязав их к хвостам своих лошадей, словно тех античных пленниц, о каких говорит Гомер и каких воспевает Еврипид.

По левую руку от нас была Кахетия — этот сад Кав­каза, этот виноградник Грузии, где производят вино, которое соперничает с кизлярским и могло бы соперни­чать с французским, если бы местные жители умели делать его как надо, а главное, хранить.

Его наливают в козьи или буйволиные бурдюки, и по прошествии определенного времени они придают ему особый вкус, ценимый, как уверяют, знатоками, но мне показавшийся отвратительным.

То вино, какое не разлито по козьим и буйволиным бурдюкам, наливают в огромные глиняные кувшины, которые закапывают, как это арабы делают с зерновым хлебом, в своего рода силосных ямах. Здесь еще помнят, как под ногами одного русского драгуна провалилась земля и он, упав в такой глиняный кувшин, утонул в нем, как Кларенс в бочке мальвазии.

По правую руку от нас тянулась цепь скалистых кру­тых гор со снежными вершинами и неприступными скло­нами, в складках которых скрываются непокорные лез­гины.

Чтобы отыскать их, надо идти именно туда.

Даже в Алжире, даже в Атласе не имеют понятия о таких трудностях и опасностях, с какими приходится сталкиваться во время военной экспедиции на Кавказе, не говоря уже о тех опасностях, каким вы подвергаетесь со стороны врага.

Я видел ущелье Музайя, видел перевал Сен-Бернар, но это просто королевские дороги по сравнению с воен­ными тропами Лезгинской линии.

Дорога делает огромный крюк из-за Алазани, которая своими излучинами напоминает Меандр и которую иначе пришлось бы пересекать на каждой версте, так что после трех часов езды нам удалось проделать не более двух льё, если считать по прямой.

Мы остановились на почтовой станции. Нуха предста­вала оттуда в таком восхитительном облике, что Муане сделал ее зарисовку, находящуюся в настоящее время у князя Барятинского.

Около трех часов пополудни мы снова пустились в путь и с наступлением ночи, после четырех или пяти часов езды по прелестной Алазанской долине, прибыли на станцию Бабаратминскую.

Нас ожидали там лишь две деревянные лавки, стол и два табурета; к такому мы уже давно привыкли, но вот к чему мы никак не могли привыкнуть, так это к тому, что на станции нельзя было найти ничего съедобного.

К счастью, у нас был с собой запас провизии: два фазана и жареный заяц, остаток трофеев нашей охоты возле Шемахи, а точнее, ее первый трофей.

Мы выехали как можно раньше на рассвете, намерева­ясь во что бы то ни стало добраться в тот же вечер до Царских Колодцев. У меня в дневнике рукой генерала Дондукова-Корсакова были написаны три строчки для графа Толя, командира Переяславского полка.

Большую часть дня мы катили по Упадарским степям, проехав по пути через уголок Кахетии, и наконец в седь­мом часу вечера прибыли в Царские Колодцы.

Это город современной постройки, и скорее даже не город, а военный лагерь. Заметив большой дом, стоя­вший на возвышенности, мы остановились у его ворот и спросили полковника Толя.

Слуга, к которому обратился Калино, пошел доклады­вать о нас хозяину дома и вернулся со словами:

— Вас ожидают.

Мы вошли.

Навстречу нам вышел старший офицер с чрезвычайно приятными манерами.

— Вы господин Дюма? — спросил он меня.

Я поклонился и подал ему свой дневник, где было несколько строк, написанных рукой князя Дондукова- Корсакова.

— А вы граф Толь? — в свою очередь спросил я, когда он закончил чтение.

— Нет, — ответил он, — я князь Меликов, и я настолько счастлив предложить вам гостеприимство, что не могу позволить, чтобы вы просили его у кого-нибудь другого. Вы увидите графа Толя, но у меня дома; сейчас я передам ему приглашение прийти и отужинать вместе с нами.

Это ловкое завладение гостями было проделано столь учтиво, что нам ничего не оставалось, как подчиниться.

Вещи выгрузили из тарантаса и перенесли в перед­нюю, а нас отвели в превосходные комнаты, натоплен­ные так, словно нашего приезда ждали.

Через полчаса явился граф Толь. Он долго жил в Париже и очень хорошо говорил на французском языке, на котором князь Меликов изъяснялся с некоторыми затруднениями.

Записка князя Дондукова заканчивалась постскрипту­мом:

«Покажите г-ну Дюма замок царицы Тамары».

Царица Тамара пользуется в Грузии неоспоримой попу­лярностью. Она была современницей Людовика Святого и, как и он, но удачливее его, вела яростную борьбу с мусульманами.

Подобно тому, как в Нормандии все древние замки считаются замками Роберта Дьявола, в Грузии все древ­ние замки связывают с именем царицы Тамары.

Так что в ее владении находятся, наверное, полторы сотни замков, служащие сегодня — какому бы царю, царице или князю они ни принадлежали прежде — жили­щем орлов и шакалов. Стоит заметить, однако, что все они стоят в живописных местах и восхитительно распо­ложены.

Я всюду искал и у всех выспрашивал какую-нибудь историю о царице Тамаре, но ничего не смог найти, кроме неясных преданий и одного стихотворения Лер­монтова. А вот замки царицы Тамары я находил на каж­дой версте.

В девять часов утра мы закончили завтрак и, встав из-за стола, обнаружили, что лошади для нас уже осед­ланы.

Время до завтрака прошло в разглядывании рисунков одного старого художника, превосходно говорившего по- французски. К какой нации он принадлежит, я не знаю; что же касается его религии, то он, без всякого сомне­ния, тамарист.

Он заполнил альбом большого размера рисунками желтого, голубого и зеленого тонов; этих трех цветов ему, вероятно, было достаточно для чего угодно, и он явно поставил перед собой задачу зарисовать все замки царицы Тамары во всех видах.

Тот замок, какой нам предстояло увидеть, он зарисо­вал с семи разных сторон.

Сев на лошадей, мы за двадцать минут проделали четыре или пять верст, отделявших нас от царских раз­валин.

Внезапно, обогнув какую-то гору, мы увидели величе­ственно высившийся перед нами замок.

Он стоял на вершине одинокой скалы, господству­ющей над Алазанской долиной. Фоном ему служила великолепная цепь Кавказских гор, вдоль которой наш путь пролегал накануне.

Мы находились выше фундаментов замка, а его вер­шина высилась над нами; проломы в его стенах были величественны и горделивы; чувствовалось, что эти бреши служили проходом не только для времени, но и для мятежей.

Муане срисовал замок с того самого места, где мы остановились; возможно, это была единственная точка обзора, ускользнувшая от внимания старого художника.

В шести верстах от замка царицы Тамары возвышается другая гора, с которой связано еще одно предание.

Мы проезжали мимо этой горы перед закатом солнца и обратили на нее внимание из-за ее красивых очертаний и потому что она была великолепно освещена.

Это гора Святого Илии.

Ее подножие омывают воды соленого озера.

В небольшой пещере, вырытой в середине горы, построена часовня, часто посещаемая верующими.

Предание гласит, что именно в эту пещеру пророку Илии доставлял пропитание ворон и что с вершины этой горы он вознесся на небо, оставив плащ своему ученику Елисею.

Это было первое библейское предание, с которым мы встретились на нашем пути. Чувствовалось, что мы при­ближаемся к Армении.

Вернувшись в дом князя, мы увидели его адъютанта, поджидавшего нас со своим альбомом. Он тоже был рисо­вальщиком и, участвуя в последней экспедиции против лезгин, сделал несколько очень любопытных зарисовок.

Одной из них был вид Гарух-Меэра — горы, на кото­рую в ходе этой экспедиции нужно было взобраться, чтобы проникнуть к лезгинам.