Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1

Однако один из захваченных мальчишек так больно укусил за руку своего похитителя, что тот выпустил его.

Мальчик соскользнул на землю.

Оказавшись на земле, он стал подбирать камни и с их помощью обороняться.

Татарин направил на него свою лошадь, однако маль­чик змеей проскользнул между ее ног.

Татарин выстрелил в него из пистолета, но промах­нулся.

Мальчик, более ловкий, попал ему камнем в лицо.

Стрелки тем временем приближались. Горец понял, что ему придется плохо, если он будет упорствовать; повернув коня, он оставил ребенка, и его подобрали стрелки.

Трое других все еще находятся в плену; вначале горцы запросили за них тысячу рублей, однако это были дети солдат, а у солдат нет возможности собрать тысячу рублей; выкупать же пленников за казенные деньги запрещено.

И тогда дамы Хасав-Юрта стали собирать пожертвова­ния. В итоге набралось сто пятьдесят рублей. Их пред­ложили горцам, уже снизившим выкуп с тысячи рублей, которые они требовали вначале, до трехсот.

Подполковник уверен, что в конце концов горцы согласятся и на сто пятьдесят.

В сделках подобного рода посредником обычно служит какой-нибудь татарин из числа жителей города. Посред­ника подполковника Коньяра зовут Салават.

Каждая из сторон имеет своих шпионов, однако и на той, и на другой стороне разоблаченных шпионов рас­стреливают.

Не так давно один из лазутчиков подполковника был схвачен; его отвели на возвышенность, которая видна из русского лагеря, и пистолетным выстрелом разнесли ему голову.

Через два дня нашли его тело, наполовину изглодан­ное шакалами.

Именно из Хасав-Юрта был послан к Шамилю полко­вой штаб-лекарь Пиотровский, а в полульё от Хасав- Юрта происходил обмен княгинь Орбелиани и Чавча- вадзе.

Пока подполковник Коньяр рассказывал нам все эти подробности, кто-то подошел к нему и сказал ему на ухо несколько слов.

Подполковник рассмеялся.

— Не позволите ли вы мне принять здесь одну особу? — спросил он меня. — Вы станете свидетелем одного из проявлений местных нравов, что будет для вас небезын­тересно.

— Еще бы! — отвечал я. — Пусть войдет.

Татарская женщина, укутанная так, что видны были лишь ее глаза, спешилась у ворот и вскоре показалась в дверях нашей комнаты.

Узнав подполковника по мундиру, она направилась прямо к нему.

Подполковник сидел за столом.

Татарка остановилась по другую сторону стола, развя­зала небольшой мешок, висевший у нее на поясе, и вынула оттуда два человеческих уха.

Концом трости подполковник удостоверился в том, что это были два правых уха. После этого он взял перо, бумагу и чернила и выписал чек на получение двадцати рублей.

Затем, оттолкнув концом трости уши, он произнес по-татарски:

— Ступай к казначею!

Положив уши и чек в мешок, амазонка снова села на коня и во весь опор поскакала к казначею, чтобы полу­чить у него свои двадцать рублей.

За каждую отрезанную голову горца назначено возна­граждение в десять рублей. Князь Мирский, несомненно питавший отвращение к этим кровавым трофеям, решил, что отныне достаточно будет приносить лишь правое ухо.

Однако ему не удалось добиться, чтобы его охотники придерживались этого нововведения. С тех пор как эти солдаты воюют с татарами, они взяли себе в привычку отрезать у убитого врага голову и продолжают поступать таким же образом, ссылаясь на то, что им неизвестно, где право, где лево.

Это вознаграждение в десять рублей, которое дают за правое ухо каждого убитого горца, напомнило мне исто­рию, услышанную мною в Москве.

Из-за великого множества волков, опустошавших некоторые уезды в России, властям пришлось установить вознаграждение в пять рублей за каждого убитого волка.

Выдавалось оно при предъявлении волчьего хвоста.

В ходе ревизии 1857 года было обнаружено, что на эти цели израсходовано сто двадцать пять тысяч рублей.

Это составляет полмиллиона франков.

Так что волков набиралось чересчур много.

Было предпринято расследование, и выяснилось, что в Москве существует фабрика по производству поддель­ных волчьих хвостов, настолько похожих на настоящие, что лица, которым было поручено выплачивать это воз­награждение, не могли догадаться, что перед ними под­делка.

Теперь вознаграждение понижено до трех рублей и выдается только по предъявлении всей головы целиком.

Возможно, однажды вскроется, что в Кизляре, Дер­бенте или в Тифлисе существует фабрика по производ­ству поддельных чеченских ушей.

Подполковник Коньяр пригласил нас отобедать у него в пять часов, а капитан Граббе — мимоходом зайти к нему в комнату.

Он намеревался показать нам свои рисунки, которые, по его словам, непременно должны были нас заинтере­совать.

XIII ГОЛОВОРЕЗЫ

Пока мы беседовали с подполковником Коньяром, Калино, имевший перед нами два больших преимуще­ства, а именно, знание языка и молодость, отыскал нашу хозяйку-черкешенку и уговорил ее войти в гости­ную.

Это была прехорошенькая особа лет двадцати­двадцати двух, одетая по владикавказской моде и, на мой взгляд, осознавшая, что куда приятнее иметь дело с голо­вой, которую кружишь, чем с головой, которую отреза­ешь.

Калино, еще не зная, что мы приняли приглашение на обед к подполковнику, склонил нашу прекрасную черке­шенку к решению отобедать вместе с нами.

Нам оставалось лишь весьма сожалеть о таком совпа­дении, но мы уже дали слово. К счастью, Калино и наш молодой дербентский офицер никому ничего не обе­щали; они могли остаться и, имея в своем распоряжении повара, с успехом заменить нас.

Мы принесли извинения красавице Лейле (так звали нашу хозяйку) и пообещали ей вернуться тотчас после обеда, если она, со своей стороны, соблаговолит станце­вать для нас. Договорившись об этом, мы вместе с капи­таном Граббе вышли из дома.

Капитан ввел нас в свою небольшую милую квартиру, окна которой выходили в тот самый ботанический сад, и стал показывать нам свои зарисовки.

Не будучи профессионалом, он явно обладал большим дарованием, в особенности по части портретов.

Среди этих портретов было три-четыре, к которым, по-видимому, он питал особое пристрастие. Те, кого капитан запечатлел на них, были изображены по пояс. Их лица на портретах, размером всего лишь с монету в десять су, поражали своей выразительностью.

Что же касается их одежды, то все они были облачены в одинаковые мундиры.

— До чего же красивые бороды, и какие великолепные лица! — воскликнул я. — Но кто эти славные малые?

— Лучшие сыны земли, — отвечал он. — Однако у них есть одна странная причуда.

— Какая?

— Они поклялись отрезать каждую ночь хотя бы по одной чеченской голове и, подобно горским абрекам, неукоснительно исполняют свою клятву.

— Ну и ну! Да ведь это же получается выгодное заня­тие! По десять рублей за голову, итого три тысячи шесть­сот пятьдесят рублей в год.

— О, они делают это не из-за денег, а ради удоволь­ствия. У них есть общая касса, и, когда речь заходит о том, чтобы выкупить какого-нибудь пленника, они всегда первыми вносят пожертвования.

— Ну а горцы, что они говорят по этому поводу?

— Они как могут отплачивают им подобным же обра­зом; вот почему у тех, кого я здесь изобразил, такие кра­сивые бороды и такие красивые шевелюры: это, по их собственным словам, для того, чтобы чеченцы, отрезая им голову, знали, за что ее схватить.

— И у вас целый полк таких удальцов?

— О нет! Пришлось бы обыскать всю русскую армию, чтобы собрать полк из подобных солдат. Этот отряд был основан князем Барятинским в бытность его команди­ром Кабардинского полка. Он и вооружил их караби­нами. Вот взгляните: это превосходные тульские ружья, двуствольные, приспособленные под обычные солдат­ские пули и со штыком длиной в шестьдесят сантиме­тров.

— Штык — немалая помеха хорошему стрелку: это линия, по которой взгляд невольно скользит, отклоняясь в сторону.

— Штык складывается под стволом ружья и возвраща­ется в первоначальное положение лишь по воле стрелка, при нажатии на пружину.