Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1

Поскольку дневной переход составлял не более три­дцати пяти—сорока верст, мы сочли возможным доста­вить себе удовольствие охотой.

Сойдя с тарантаса — Муане в одну сторону от дороги, а я в другую, причем каждого из нас сопровождали четыре линейных казака, — мы отправились добывать в поте лица свой обед.

Через полчаса у нас было уже четыре-пять куропаток и пять-шесть ржанок.

Тем временем на другом конце равнины показался небольшой отряд из десяти—двенадцати вооруженных человек, и, хотя он двигался слишком медленным для вражеского отряда шагом, мы все же снова забрались в тарантас и заменили в ружьях дробь на пули. Нередко горцы, чья одежда в точности та же, что и у татар, обитающих на равнине, не дают себе труда устро­ить засаду; они следуют по дороге и, в зависимости от представившихся обстоятельств, либо остаются безобид­ными путниками, либо совершают вооруженное нападе­ние.

Отряд, ехавший нам навстречу, состоял из татарского князя и его свиты.

Князю было около тридцати лет. Два нукера, следова­вшие за ним, держали на руке по соколу.

Чуть подальше виднелся еще один отряд, следовавший той же дорогой и в том же направлении, что и мы. И поскольку он состоял из телег и пехотинцев, идущих шагом, нам вскоре удалось догнать его, и дальше мы двигались вместе.

Те, кому эти пехотинцы служили конвоем, были инже­неры, направлявшиеся в Темир-Хан-Шуру строить там крепость.

Кольцо вокруг Шамиля сжимают все теснее и теснее, надеясь удушить его в конце концов в каком-нибудь узком ущелье.

Прибыв в Хасав-Юрт, мы оказались в полульё от сто­рожевых охранений имама и в пяти льё от его резиден­ции.

После Кизляра дорога, вслед за окружающим пейза­жем, полностью изменила свой характер: она уже не была ровной и прямой, как та, что привела нас из Астрахани в Кизляр, а изобиловала поворотами, неизбежными из-за тех складок земли, какие всегда встречаешь на подступах к горам, и состояла исключительно из подъемов и спу­сков. Однако эти подъемы и спуски были столь крутыми и каменистыми, что европейский кучер счел бы дорогу непроезжей и повернул бы назад, тогда как наш ямщик, ничуть не беспокоясь об осях нашего тарантаса и о позвонках наших тел, пускал на каждом спуске лошадей в такой галоп, что они с разбега преодолевали следующий после спуска подъем.

Чем круче был спуск, тем сильнее окриком и кнутом ямщик погонял лошадей.

Нужно иметь железную карету и стальное тело, чтобы переносить подобную тряску.

Около двух часов пополудни вдали показался Хасав- Юрт. Ямщик помчался еще быстрее; мы переправились вброд через реку Карасу[22] и оказались в городе.

Находясь еще в четырех или пяти верстах от Хасав­юрта, мы отправили вперед одного из конвойных каза­ков, чтобы справиться о квартире.

Он ожидал нас при въезде в город. Вместе с ним были два молодых офицера Кабардинского полка, которые, узнав, что пристанище ищут для меня, не позволили казаку идти дальше и заявили, что у нас не будет иной квартиры, кроме как их собственной.

Не было никакой возможности отказаться от столь любезно сделанного предложения. Они уже вынесли свои вещи из двух самых лучших комнат, чтобы предоставить эти комнаты нам.

Я занял одну из них; Муане и Калино расположились в другой.

Офицеры крайне сожалели, что князя Мирского не было в Хасав-Юрте, но не сомневались, что и в его отсут­ствие командир полка сделает для нас все, что сделал бы и князь.

Вопрос состоял в том, чтобы достать лошадей, кото­рые довезут нас до Чир-Юрта. В Чир-Юрте я должен был

найти князя Дондукова-Корсакова, чье имя и обходи­тельность были мне известны. Во Флоренции я дрался на дуэли с его братом, умершим потом в Крыму, и это обстоятельство, учитывая рыцарский характер князя, добавляло мне уверенности, что я встречу у него добрый прием.

Я пригладил себе волосы щеткой, в то время как ден­щик одного из наших офицеров привел в порядок мои сапоги и одежду, и в сопровождении своего друга Калино отправился к подполковнику.

Подполковника не оказалось дома, и я оставил у него свою визитную карточку.

Перед домом подполковника находился необычайной красоты парк, который с населявшими его лебедями, журавлями, цаплями, аистами и утками показался мне своего рода ботаническим садом.

Решетчатая калитка парка была незаперта, а лишь притворена с помощью подпорок; я толкнул ее и вошел внутрь.

Как только я шагнул туда, ко мне подошел какой-то молодой человек лет двадцати трех—двадцати четырех.

— Вы, должно быть, господин Дюма? — спросил он меня.

— Да, сударь.

— А я сын генерала Граббе.

— Того, кто взял Ахульго?

— Того самого.

— Примите мои поздравления.

— Ваш отец, насколько я могу вспомнить, сделал в Тироле то, что мой сделал на Кавказе, и это должно избавить нас от всяких церемоний.

Я протянул ему руку.

— Мне только что стало известно о вашем прибытии, и я вас искал, — сказал он. — Князь Мирский будет очень огорчен, что его не оказалось на месте. Но позвольте мне в его отсутствие оказать вам гостеприим­ство.

Я рассказал ему, что со мной приключилось, какую я нашел себе квартиру и как мне только что не удалось застать дома подполковника.

— А видели вы свою хозяйку? — с улыбкой спросил меня молодой человек.

— Разве у меня есть хозяйка?

— Да. Так вы ее еще не видели? Это очень хорошень­кая черкешенка из Владикавказа.

— Слышите, Калино?

— Если вы ее увидите, — продолжал г-н Граббе, — попробуйте заставить ее станцевать лезгинку: она пре­лестно ее танцует.

— В этом отношении у вас, вероятно, возможностей больше, чем у меня, — сказал я ему. — Будет ли невеж­ливо, если я попрошу вас предоставить эти возможности в мое распоряжение?

— Изо всех сил постараюсь сделать это. Куда вы теперь направляетесь?

— Возвращаюсь домой.

— Хотите, я провожу вас?

— Буду рад!

Я вернулся домой.

Через несколько минут нам доложили о приходе под­полковника Коньяра.

Это имя показалось мне счастливым предзнаменова­нием: его носили двое моих друзей.

Предчувствие меня не обмануло: если кто-нибудь и мог помочь мне унять сожаление, испытываемое мною из-за отсутствия князя Мирского, о котором мне столько говорили, причем с такой доброжелательностью, так это тот, кто его замещал.

Он просил нас не беспокоиться по поводу нашего отъезда, назначенного на следующий день: все было в его власти — и лошади, и конвой.

Кабардинский полк, находящийся под командованием князя Мирского и подполковника Коньяра, его замести­теля, занимает самый передовой пост русских на враже­ской земле.

Часто горцы, даже непокорные, просят разрешения прийти в Хасав-Юрт и продать там своих быков и бара­нов.

Это разрешение им всегда дается; однако покупать, напротив, им упорно запрещается.

В день нашего приезда двое горцев явились в город, имея охранное свидетельство, выданное подполковни­ком, и продали тридцать быков.

Помимо скота, они доставляют в город мед, масло и фрукты.

Платят им, естественно, наличными.

Прежде всего они хотели бы купить здесь чай, но его строжайше запрещено им продавать.

Вот почему, назначая выкуп за пленных, они всегда оговаривают, чтобы кроме денег им давали еще в качестве подарка десять, пятнадцать, а то и двадцать фунтов чая.

Впрочем, набеги горцев распространяются даже на город: редкая ночь проходит без того, чтобы они кого- нибудь не похитили.

В конце лета солдаты и дети купались в Карасу. Было три часа пополудни, и подполковник прогуливался по крепостному валу.

В это время около пятнадцати всадников спустились к реке и стали поить своих лошадей прямо посреди купа­ющихся.

Внезапно четверо из них схватили двух мальчиков и двух девочек, бросили их на седельную луку и стреми­тельно унеслись прочь.

Услышав крики детей, подполковник увидел, что про­изошло, и отдал стрелкам приказ преследовать татар.

Стрелки спрыгнули или скатились с крепостного вала и погнались за похитителями, но те были уже далеко.