Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1

Вот почему в этой смертельной войне и та, и другая сторона показывает примеры удивительной доблести.

На всех почтовых станциях можно увидеть гравюру, изображающую подвиг, который в России пользуется такой же известностью, как во Франции — наша оборона Мазаграна.

Эта гравюра изображает полковника, который, укры­вшись вместе с сотней солдат за завалами из убитых лошадей, обороняется против полутора тысяч горцев.

Генерал Суслов, в ту пору подполковник, находился в станице Червленной. 24 мая 1846 года его известили, что полторы тысячи чеченцев спустились с гор и овладели деревней Акбулат-Юрт (в буквальном переводе — «деревня Стальных клинков»).

Командующий левым флангом генерал Фрейтаг был в крепости Грозной, построенной генералом Ермоловым.

Обычно, когда горцы действуют настолько значитель­ным числом, что небольшие казачьи посты не в состоя­нии оказать им сопротивление, генерала ставят в извест­ность о нападении и ждут его приказов.

Подполковник Суслов получил из Грозной приказ дви­нуться навстречу чеченцам; одновременно ему было обе­щано подкрепление из двух батальонов пехоты и двух пушек.

Когда этот приказ пришел, было собрано уже семьде­сят лошадей и казаки готовились выступить.

Подполковник отправился с этими семьюдесятью казаками. Но, когда после тридцати одной версты беше­ной скачки он подъехал к переправе у Амир-Аджи-Юрта, в его отряде остались лишь те тридцать казаков, у кото­рых были хорошие кони, а все другие отстали по пути.

На переправе оказалось семь донских казаков и сорок линейных. Эти сорок семь человек присоединились к тридцати прибывшим казакам и вместе с ними преодо­лели переправу.

Неприятель уже оставил деревню Акбулат-Юрт, уведя с собой пленных; он прошел в версте от переправы, и пять крупнокалиберных пушек обстреливали его через Терек.

Подполковник переправился на другой берег, распола­гая отрядом из девяноста четырех человек, среди кото­рых были семь офицеров, в том числе его адъютант Федюшкин и его товарищ по оружию майор Камков. Осуществить переправу его побудили главным образом услышанные им пушечные выстрелы, доносившиеся со стороны Куринского: он подумал, что их произвели обе­щанные ему два батальона пехоты и два артиллерийских орудия.

Хотя канонада вскоре прекратилась, подполковник Суслов бросился со своими девяноста четырьмя казаками преследовать полторы тысячи чеченцев.

Заметив, однако, что пушки смолкли и дыма больше не видно, он, пытаясь выяснить, что происходит вдали, отправил двадцать пять человек на небольшой холм, высящийся над равниной.

При виде этих двадцати пяти разведчиков, появи­вшихся на возвышенности, чеченцы бросили против них восемьдесят человек, опрокинули их и погнали вместе с командовавшим ими офицером обратно к основному отряду.

И вот тогда чеченцы, преследовавшие разведчиков, увидели, с каким малым числом врагов они имеют дело, и с этим известием вернулись к своим товарищам.

Тотчас было принято решение истребить эту горстку русских, и командир чеченцев отдал им приказ сделать крутой поворот и очистить равнину от любопытных и неблагоразумных гостей.

Подполковник Суслов заметил приближение крупного вражеского отряда.

Он тотчас собрал военный совет; вопрос о бегстве не стоял на нем и минуты, однако девяносто четыре чело­века, ожидая нападения полутора тысяч, вполне могли посовещаться, как им следует умереть.

Итогом совета, которым руководили адъютант и майор, стало решение образовать из лошадей большой круг, а людям укрыться за ними и, чтобы обеспечить точное направление огня, опереть ружья о седла.

После того как этот маневр был выполнен, подполков­ник крикнул во весь голос казакам:

— Стрелять только за пятьдесят шагов!

Чеченцы неслись как вихрь. Когда они оказались на расстоянии около пятидесяти шагов, подполковник ско­мандовал:

— Огонь!

Команда была исполнена, и маленький отряд окутало облаком дыма, начавшим затем медленно подниматься вверх.

О последствиях залпа нельзя было судить до тех пор, пока воздух не прояснился.

Когда же взгляд смог проникнуть сквозь дымовую завесу, казаки увидели, что они окружены со всех сторон, кроме одной: в правилах чеченцев всегда оставлять вра­гам возможность для бегства, чтобы не доводить их до отчаяния.

К тому же, имея превосходных коней, горцы твердо уверены, что им удастся настигнуть беглецов и, когда те бросятся врассыпную, легко с ними справиться.

Никто из казаков не двинулся: этот открытый выход был явной западней.

Чеченцы имели дело с людьми, которые, если бы даже их спасение было в бегстве, не хотели бежать.

И тогда противники начали с равным ожесточением обстреливать друг друга, но со стороны чеченцев выстрелы не были смертоносными, так как лошади осаж­денных служили им заслоном.

Через полтора часа лишь двадцать лошадей остались на ногах.

Круг сжимался, но люди, заключенные в нем, продол­жали отстреливаться. Тогда чеченцы ползком приблизи­лись к казакам на расстояние в двадцать—двадцать пять шагов и стали целиться в ноги людей, видневшиеся между ногами лошадей.

Именно в это время адъютант Федюшкин был ранен пулей в бедро.

Суслов увидел, как адъютант дернулся от боли, и понял, что его задела пуля.

— Ты ранен? — спросил он его.

— Да, бедро раздроблено, — ответил адъютант.

— Ничего! — сказал подполковник. — Уцепись за меня, уцепись за свою лошадь, уцепись за что можешь, но только не падай: тебя знают как одного из самых сме­лых среди из нас, и, если наши люди увидят, что ты упал, они сочтут тебя убитым, а это подорвет их дух.

— Будьте спокойны, — ответил раненый, — я не упаду.

И в самом деле, Федюшкин остался на ногах; однако точку опоры он обрел исключительно в самом себе — в собственном мужестве[18].

В начале боя неприятельская пуля попала в ружье под­полковника Суслова: сломавшись прямо в его руках, оно стало бесполезным.

После двух часов сражения у казаков осталось лишь по два патрона на человека и еще сорок патронов, которые Суслов поневоле сберег.

Взяв у мертвых и раненых, выведенных из строя, патроны, их заново разделили между собой.

Каким-то чудом подполковник Суслов и майор Кам- ков не получили ни единой раны.

Чеченцы пришли в ярость от того, что им не удава­лось захватить, расстрелять, истребить эту горстку людей.

Они приблизились к живому заслону и, хватая лоша­дей под уздцы, старались прорвать хотя бы одно звено живой и непреодолимой цепи, которую те составляли. Урядник по имени Вилков отрубил шашкой руку чеченцу.

Подполковник Суслов, у которого не осталось ника­кого другого оружия, кроме шашки, защищал не себя, ибо он совершенно забыл о себе, а свою любимую лошадь. Животное получило семь пуль. Он поддерживал голову лошади левой рукой, а правой, держа в ней свою грозную шашку, поражал всех, кто к нему приближался.

Правда, это был необыкновенный клинок, один из тех клинков, какие в шестнадцатом столетии привезли на Кавказ венецианцы[19].

Из девяноста четырех казаков подполковника пять человек были убиты и шестьдесят четыре ранены, но они сами перевязали себе раны своими изорванными руба­хами и, пока могли продолжать стрельбу, оставались на ногах.

После двух часов и восьми минут этой беспримерной борьбы, за которой подполковник следил по часам, чтобы знать, на сколько времени и на сколько пуль у него еще хватит людей и лошадей, послышался пушечный выстрел со стороны Куринского.

В то же самое время галопом прискакали выбившиеся из сил казаки, отставшие у переправы возле Амир-Аджи- Юрта.

Примерно сорок человек, услышав ружейную пере­стрелку и догадавшись, что это их товарищи оказывают сопротивление чеченцам, поспешили присоединиться к сражавшимся и бросились в железный круг, а лучше ска­зать, в огненное пекло.

Пушечный выстрел, послышавшийся перед этим, про­извел отряд генерала Майделя, который прежде по ошибке двигался в другом направлении.