Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1

Ведь абреки, как уже говорилось, дают клятву не только не отступать от опасности, но и идти ей навстречу.

Вот почему, когда его товарищи уклонились от схватки, показавшейся им чересчур опасной, он отважно эту схватку провоцировал.

Я не мог позволить себе уйти оттуда, не взглянув вблизи на его тело.

Он лежал ничком. Пуля вошла пониже его левой лопатки и вышла под правым соском. При виде такой раны можно было подумать, что его застрелили, когда он бежал с поля боя. Это огорчило меня: мне не хотелось, чтобы отважного абрека оклеветали после смерти.

Что же касается пистолетной пули, то она раздробила ему руку.

Казак осмотрел добычу, доставшуюся ему от горца: довольно красивое ружье, шашку с медной рукояткой, отнятую, скорее всего, у какого-нибудь казака, скверный пистолет и неплохой кинжал.

Что до денег, то, без сомнения, одним из обетов абрека был обет бедности: у него не нашлось ни копейки.

Кроме того, на нем был пожалованный ему Шамилем знак отличия — круглая серебряная бляха размером с шестифранковое экю, отделанная чернью и несущая на себе надпись: «Шамиль-эфенди».

Два слова разделялись изображением сабли и секиры.

Все эти предметы казак продал мне за тридцать рублей. К сожалению, я потерял в болотах Мингрелии ружье и пистолет, но кинжал и награда у меня сохранились.

Я уже говорил, что линейные казаки — великолепные воины. Именно они вместе с покорными татарами составляют охрану всех дорог на Кавказе.

Линейные казаки разделяются на девять бригад, пополняющих уже сформированные восемнадцать пол­ков.

Во время моего пребывания там формировались еще два полка.

Эти бригады разделены следующим образом: на Кубани и Малке, то есть на правом фланге, находятся шесть бри­гад; на Тереке и Сунже, то есть на левом фланге, три бригады.

Когда хотят сформировать новый полк, то начинают с создания шести станиц.

Каждая станица выставляет свое войсковое подразде­ление.

Хотя это войсковое подразделение состоит из ста сорока трех человек, не считая офицеров, или из ста сорока шести, включая офицеров, оно называется сот­ней.

Эти новые станицы создаются из казаков, взятых из старых станиц; их переселяют с Терека или Кубани, где они жили, и в количестве не свыше ста пятидесяти семей привозят к новому месту назначения.

К ним присоединяют сто семей донских казаков и от пятидесяти до ста семей из внутренних областей России, прежде всего из Малороссии.

Каждый казак должен прослужить двадцать два года, но он может быть заменен на два—четыре года одним из своих братьев.

В двадцать лет казак начинает службу и покидает ее в сорок два года; в этом возрасте он переходит с действи­тельной службы на службу станичную, то есть делается чем-то вроде нашего солдата национальной гвардии.

На пятьдесят пятом году он полностью оставляет службу и имеет право стать церковным старостой или станичным судьей.

В каждой станице есть атаман, избранный станични­ками, и двое судей.

В выборах участвуют все жители.

Каждый казак — землевладелец: станичный атаман имеет тысячу арпанов земли, каждый офицер — двести, а казак — шестьдесят.

Таким образом, станицы — это одновременно земле­дельческие и военные поселения.

Каждый казак получает сорок пять рублей серебром годового жалованья и всем обеспечивает себя сам; мы уже говорили, что за убитую или раненую лошадь он получает двадцать два рубля.

В случае нападения на станицу сто сорок три человека, составляющие ее гарнизон, производят вылазку, а прочие станичники выдерживают осаду, расположившись за изгородями, как за крепостной стеной.

В этих обстоятельствах, когда существует опасность пожара, каждая женщина должна иметь под рукой ведро воды. Через несколько минут после того, как пушечный выстрел и колокольный звон возвестят тревогу, все уже находятся на своих постах.

То, что мы рассказывали в предыдущей главе о Черв- ленной и о паломничестве молодых офицеров в эту ста­ницу, могло бы навести на мысль, что женщины этого восхитительного селения имеют в своей истории лишь страницы, достойные, как выразились бы поэт Парни или шевалье де Бертен, быть перевернутыми рукой аму­ров.

Но не заблуждайтесь: как только представляется слу­чай, наши казачки становятся настоящими амазонками.

Однажды, когда все мужчины станицы были в походе, чеченцы, узнав, что в станице остались лишь женщины, совершили налет на Червленную.

Женщины собрались на военный совет, и на нем было решено защищать станицу до последней капли крови.

Они собрали все оружие, весь порох и весь свинец.

Имевшиеся в селении мука и домашний скот обеспе­чивали осажденным достаточное количество провизии, чтобы они могли не опасаться голода.

Осада длилась пять дней; около трех десятков горцев пали, но не на подступах к крепостным стенам, а на под­ступах к изгородям станицы.

Три женщины были ранены, две убиты.

Чеченцы были вынуждены снять осаду и с пустыми руками, как выражаются охотники, вернулись к себе в горы.

Червленная — самая старая станица на линии гребен- ских, то есть горских казаков; они ведут начало от рус­ского поселения, происхождение которого историками не установлено. Легенда гласит, что, когда Ермак отпра­вился завоевывать Сибирь, один из его ближайших спод­вижников, звавшийся Андреем, отделился от него с несколькими людьми и основал селение, получившее по его имени название Эндирей — Андреева деревня. Однако достоверно известно, что когда Петр I задумал создать первую линию станиц, то граф Апраксин, на которого он возложил это поручение, нашел в этих краях какое-то количество соотечественников и поселил их в Червлен- ной.

От того далекого прошлого тут остались любопытные документы и знамена.

Что касается мужчин этой станицы, то почти все они фанатичные раскольники, сохранившие старорусские нравы.

Вернемся, тем не менее, к ее женщинам.

Женщины станицы Червленной составляют особый тип, унаследовавший качества одновременно русского и горского народов. Красота этих женщин принесла селе­нию, где они живут, славу кавказской Капуи; овал лица у них русский, но им присущ стройный стан жительниц высокогорья, как называют такие края в Шотландии. Когда казаки — их отцы, мужья, братья или возлюблен­ные — отправляются в поход, казачки вскакивают на стремя, которое всадник оставляет свободным, и, обхва­тив его за шею или за стан одной рукой и держа в другой руке бутылку местного вина, которое они наливают ему на всем скаку, в ходе неистовой джититовки удаляются на три-четыре версты от деревни.

По окончании похода они выбегают навстречу его участникам и подобным же образом возвращаются в ста­ницу

Такая легкость поведения жительниц Червленной составляет странный контраст со строгостью русских нравов и суровостью нравов восточных; некоторые из этих женщин внушили офицерам любовную страсть, завершившуюся супружеством, а другие подали повод для забавных историй, не лишенных своеобразия.

К примеру, поведение одной из жительниц Червлен­ной дало обожавшему ее мужу настолько веские основа­ния для ревности, что он, не имея более сил оставаться свидетелем счастья бесчисленных соперников, с отчая­ния бежал в горы и начал воевать против русских.

В одной из схваток его взяли в плен, опознали, судили, приговорили к смерти и расстреляли.

Мы были представлены его вдове, и она сама расска­зала нам свою плачевную историю, изложив подробно­сти, несколько лишавшие этот рассказ драматизма, кото­рый ему вполне можно было придать.

— Самое ужасное в этом деле, — говорила она нам, — что в ходе следствия он не постыдился упомянуть мое имя. Во всем остальном, — добавила она, — он вел себя молодцом. Я видела его казнь; бедняга сильно любил меня и хотел, чтобы я присутствовала на ней, а я не сочла возможным омрачить последние его минуты своим отказом. Умер он очень достойно, тут ничего не скажешь. Он попросил не завязывать ему глаза и получил как милость право самому командовать своим расстрелом; когда же он подал команду «пли!» и упал замертво, это, уж не знаю почему, произвело на меня такое сильное впечатление, что я тоже повалилась на землю. Но я-то поднялась, хотя, наверное, какое-то время была без сознания, ибо, придя в себя, увидела, что его уже почти целиком засыпали землей, так что из-под нее торчали лишь его ноги. Они были обуты в красные сафьяновые сапоги, совершенно новые; я была так взволнована, что забыла снять их с него, и они пропали.