Вилла Пальмьери

Следующая ночь должна была стать их первой брачной ночью; для Ипполито этот тайный брак нес в себе безграничное блаженство. Он знал, что любим, ведь Дианора решилась ради него на шаг, грозивший ей тяжкими последствиями, она все принесла ему в жертву, а он, со своей стороны, готов был отдать за нее жизнь. Юный Буондель-монти с нетерпением ждал этой ночи, когда он, втайне от всех, насладится ангельским блаженством. Утром он купил веревочную лестницу, а потом весь день целовал ее, представляя, как вечером она приведет его в рай. Наконец, вечер наступил, и Ипполито, вне себя от нетерпения, ждал, когда пробьет одиннадцать. Это был условленный час: через несколько минут после одиннадцати Дианора должна была открыть окно.

Ипполито перешел Понте Веккьо и свернул на Виа деи Барди. Улица была темна и пустынна; ни одна живая душа не нарушала ее безмолвия, и только звук осторожных шагов Ипполито слышался в ночной тиши. Юноша остановился под заветным окном; он пришел раньше времени, но Дианора давно уже ждала его; из окна тут же свесилась шелковая нить: она подрагивала, словно ей передалось волнение державшей ее руки. Ипполито привязал к нити веревочную лестницу; Дианора прикрепила лестницу к окну. Но едва Ипполито поставил ногу на первую перекладину, как на улице появился дозор барджелло. Увидев человека, собирающегося залезть в окно, дозорные крикнули:

— Эй, кто тут?

Ипполито спрыгнул на землю, быстро отвязал веревочную лестницу от гвоздя, к которому она была прикреплена, и побежал по направлению к Понте Веккьо. К несчастью, на полпути ему встретился еще один дозор, что заставило его повернуть обратно; тогда он спрятался под аркадой дворца Барди; но к месту, где он укрылся, с двух сторон одновременно двигались два дозора, и в конце концов беглеца обнаружили и арестовали.

В то время Флоренция еще не была Флоренцией шестнадцатого века, которую Медичи за сто лет своего господства превратили в гнездо разврата и тирании: это была исконная Флоренция, с нравами чистыми и суровыми, как Рим во времена Лукреции и Корнелии. Вместо того чтобы освободить Ипполито, как было бы при Лоренцо Великолепном или герцоге Алессандро, его отвели к подеста. Там от него потребовали признаться, что ему понадобилось делать на улице в столь поздний час и для какой цели при нем была веревочная лестница, по которой, как доложили дозорные, он пытался влезть в окно дворца Барди. Ипполито ответил, что во дворце Барди хранится частица Животворящего Креста, подаренная императором Карлом Великим одному из предков теперешнего главы этого рода. А поскольку, объяснил Ипполито, Барди недавно одержали победу над Буондельмонти в нескольких стычках, он приписал это силе священного талисмана и вознамерился завладеть им.

— Значит, вы хотели проникнуть во дворец Барди, чтобы совершить кражу? — спросил подеста.

— Да, — ответил Ипполито, кивнув для большей убедительности.

— Но этого не может быть! — воскликнул подеста.

— И все же это так, — сказал Ипполито.

— Вы понимаете, какие последствия будет иметь для вас это признание?

— Да, — с печальной улыбкой ответил Ипполито. — Да, я знаю, что во Флоренции кража карается смертной казнью.

— И вы не отказываетесь от ваших показаний?

— Нет, не отказываюсь.

— Уведите задержанного, — приказал подеста.

И стражники, арестовавшие Ипполито, препроводили его в тюрьму.

Вскоре начался суд над Ипполито, повергший в изумление весь город: людям не верилось, что этот добрый и благородный юноша, прямодушие которого было известно всем, вдруг дал втянуть себя в такое бесчестное дело; однако даже самые недоверчивые вынуждены были сдаться, когда на суде Ипполито деи Буондельмонти во всеуслышание повторил то, что он уже сказал подеста: его намерением было проникнуть во дворец Барди, чтобы украсть там драгоценную частицу Животворящего Креста. Немногим ранее подобный случай произошел в Риме; некая женщина, ведомая ложно понятым чувством веры, украла из церкви Ара Чели чудотворный образ младенца Иисуса. Ради того чтобы обеспечить победу своей семье, Ипполито, действительно, мог пойти на кражу — тогда, в эпоху непримиримых распрей и горячей веры, это казалось вполне правдоподобным. Флорентийцы понемногу стали склоняться к мысли, что Ипполито деи Буондельмонти и в самом деле виновен в этом преступлении. И, поскольку вместо того, чтобы отрицать свою вину, он признавал ее, поскольку на все вопросы судьи он давал один и тот же ответ, трибуналу пришлось вынести соответствующее решение: Ипполито деи Буондельмонти был приговорен к смертной казни.

Хотя все во Флоренции знали закон о воровстве, никто не ожидал такого приговора. Люди надеялись, что судьи оправдают обвиняемого. И в самом деле, какое-то мгновение судьи колебались, но признания Ипполито не оставляли им выбора. Если бы Ипполито был оправдан, то как они смогли бы в будущем осудить настоящего вора, который отрицал бы свою вину?

Оставалась надежда, что Ипполито откроет правду священнику, который придет исповедовать его перед казнью; но осужденный сказал только, что он великий грешник, и просил молиться за него.

Мать попросила о свидании с ним: несчастная женщина без конца повторяла, что ее сын невиновен и, если ее допустят к нему, она сумеет добиться от него правды. Однако Ипполито, опасаясь, что он не сможет устоять перед мольбами матери, отказался от свидания и велел передать ей, что они увидятся на небесах.

У него была лишь одна просьба: поскольку за воровство вешали, он, желая избежать этой позорной казни, просил, чтобы ему отрубили голову. Синьория согласилась оказать осужденному эту последнюю милость.

Накануне казни, в десять часов вечера, ему сообщили эту роковую новость. Он поблагодарил секретаря суда, который пришел известить его об этом, и, заметив, что за спиной вошедшего стоит еще один человек, выше его на целую голову и облаченный в одежду красного и черного цветов, спросил, кто это; ему сказали, что это палач. Тогда он снял с шеи золотую цепь и передал палачу, в благодарность за то, что лезвие меча избавит его от позора виселицы. Затем он помолился и лег спать.

Наутро, проснувшись, Ипполито позвал тюремщика и попросил его отправиться к подеста с мольбой исполнить последнее желание приговоренного: чтобы на пути к эшафоту его провели мимо дома Барди. Ипполито утверждал, будто он хочет в последние мгновения жизни простить своих врагов и получить прощение от них. На самом деле просьба его объяснялась тем, что перед смертью он хотел еще раз увидеть Дианору. Обстоятельства, при которых

Ипполито выразил эту просьбу, придавали ей особую важность и не позволяли отказать ему. Ипполито было позволено пройти мимо дома Барди.

В семь часов утра траурная процессия двинулась в путь; на улицах, по которым должен был пройти осужденный, теснились толпы людей; площадь, где стоял эшафот, еще с вечера была заполнена народом. Все остальные кварталы Флоренции обезлюдели.

Процессия перешла Понте Веккьо, который едва не обрушился, настолько он был заполнен людьми, а затем двинулась по Виа деи Барди. Впереди шли стражники, расчищая путь; за ними — палач, несший на плече обнаженный меч; и, наконец, Ипполито, весь в черном, без шляпы и с расстегнутым воротом: в осужденном не замечалось ни малодушия, ни гордыни, он шел неторопливым, но твердым шагом и время от времени оборачивался, чтобы сказать несколько слов духовнику. Процессию замыкали члены братства кающихся, они несли гроб, в который после казни должны были положить тело Ипполито.

Все семейство Барди выстроилось перед входом во дворец, чтобы получить прощение от Буондельмонти и в ответ даровать ему свое. Дианора, одетая, словно вдова, в черное платье, стояла между отцом и матерью. Когда осужденный приблизился, все Барди опустились на колени. Одна лишь Дианора осталась стоять, недвижимая и бледная, словно изваяние.

Поравнявшись с дворцом, Буондельмонти остановился и негромким спокойным голосом стал читать «Отче наш», от самого начала до слов «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». «Аминь», — отозвались Барди и встали. Тогда Буондельмонти в свою очередь опустился на колени. Но в это мгновение Дианора отошла от родителей и стала на колени рядом с Буондельмонти.