Путевые впечатления. Корриколо

— Тогда давайте выйдем. Я отправлюсь на поиски слепого инвалида, а вы отошлете инвалида глухого, разумеется заплатив ему.

— Я заплачу инвалиду глухому.

Англичанин сунул карандаш в альбом, а альбом — в карман. Затем, выйдя из дома Саллюстия, он сделал вид, что остановился, чтобы прочесть сделанные сангиной надписи. В это время лаццарони сбегал в караульную и привел слепого инвалида, ведомого черным пуделем. Англичанин дал глухому два карлино, отослал его и тут же захотел вернуться в дом Поэта, чтобы продолжить делать рисунки, но лаццарони добился от него, что они сделают небольшой крюк, чтобы отвести от себя подозрения. Слепой инвалид шагал впереди, и визит продолжился.

Пес инвалида знал Помпеи назубок. Инвалид был весельчак, смысливший в античности куда больше, чем большинство членов Академии надписей и изящной словесности. Он повел нашего путешественника от лавки кузнеца к дому Фортунаты, от дома Фортунаты — к общественной пекарне.

Те, кто бывал в Помпеях, знают, что на этой пекарне необычная вывеска из терракоты, выкрашенная в ярко-красный цвет, а внизу написаны три слова: "Шс habitat Felicitas"[17].

— О-о! — воскликнул англичанин. — Дома в Помпеях есть нумерованные! Вот номер первый! — Потом он тихо сказал лаццарони: — Я хотеть рисовать номер первый, чтобы немного смешить миледи.

— Давайте, — ответил лаццарони, — а я тем временем развлеку инвалида.

И лаццарони отправился поболтать с инвалидом, в то время как англичанин делал рисунок.

Рисунок был готов через несколько минут.

— Я есть очень доволен, — сказал англичанин, — но я хотеть вернуться к дому Поэта.

— Кастор! — обратился инвалид к собаке. — Кастор, к дому Поэта!

Кастор повернул назад и вошел прямо в дом Саллюстия.

Лаццарони вновь принялся беседовать с инвалидом, а англичанин закончил свой рисунок.

— О! Я есть очень доволен, очень доволен, — сказал англичанин, — но я хотеть делать рисунки еще.

— Тогда продолжим, — сказал лаццарони.

Как можно догадаться, англичанину представилось немало возможностей пополнить свое собрание забавных рисунков: древние отличались на этот счет весьма причудливым воображением. Меньше чем через два часа альбом оказался заполнен весьма внушительной коллекцией.

Тем временем они прибыли к месту раскопок: по-видимому, это был частный дом очень богатого человека, ибо оттуда извлекли множество статуэток, бронзовых изделий, драгоценных диковинок, которые тут же относили в соседний дом. Англичанин вошел в этот импровизированный музей и остановился перед маленькой статуэткой сатира высотою в шесть дюймов, обладавшей всеми необходимыми достоинствами, чтобы привлечь его внимание.

— О! — сказал англичанин. — Я хотеть купить эту маленькую статуэтку.

— Неаполитанский король не хотеть продавать, — ответил лаццарони.

— Я буду платить сколько нужно, чтобы посмешить немного миледи.

— Я говорю вам, что она не продается.

— Я буду платить в два, три, четыре раза больше.

— Простите, ваше превосходительство, — сказал лаццарони, сменив тон, — я уже дал вам два совета, они оказались вам полезны: хотите, я дам вам еще один? Так вот, не покупайте статуэтку, украдите ее!

— О! Ты есть прав. Мы иметь слепой инвалид. О-о! Это есть очень оригинально.

— Да, но мы иметь Кастор, у которого два зорких глаза и шестнадцать острых зубов — едва вы тронете ее пальцем, как он вцепится вам в глотку.

— Я давать мясо Кастору.

— Сделайте лучше: наймите хромого инвалида. Поскольку вы почти все видели, положите статуэтку в карман, и мы убежим. Он закричит, но мы припустимся во всю прыть, и нас не поймают.

— О! — воскликнул англичанин, восхищенный третьим советом еще больше, чем вторым. — Я хотеть хромого инвалида. Вот три пиастра тебе найти хромого инвалида.

Чтобы слепой инвалид, а главное, Кастор ничего не заподозрили, англичанин вышел и сделал вид, что рассматривает фонтан из ракушек изумительного рококо, в то время как лаццарони отправился на поиски нового проводника.

Через четверть часа он явился в сопровождении инвалида на деревянных ногах. Зная, что англичанин не станет торговаться, он привел лучшее в своем роде из того, что ему удалось найти.

Слепому дали три карлино: два для него, один для Кастора — и оба были отосланы.

Оставалось осмотреть только театры, торговый форум и храм Исиды. Англичанин и лаццарони посетили эти памятники, проявив надлежащее почтение. Потом англичанин самым непринужденным тоном попросил еще раз посмотреть предметы, найденные при раскопках только что обнаруженного дома. Инвалид доверчиво привел англичанина в маленький музей.

Все трое вошли в комнату, где на прибитых к стенам досках лежали бесценные предметы.

В то время как англичанин ходил взад-вперед, вертелся, крутился, делая вид, что он и не приближается к статуэтке, лаццарони забавлялся тем, что натягивал перед дверью веревку на высоте двух футов. Когда веревка была натянута, он подал англичанину знак; тот сунул статуэтку в карман и, пока изумленный инвалид наблюдал за ним, перепрыгнул через веревку и вслед за лаццарони бросился бежать к Стабианским воротам, оказался на Салернской дороге, наткнулся на корриколо, возвращавшийся в Неаполь, прыгнул в него и добрался до своей коляски, ожидавшей его на улице Гробниц. Два часа спустя после того, как англичанин покинул Помпеи, он был в Торре дель Греко, а еще через час — в Неаполе.

Инвалид же попытался было перепрыгнуть через веревку, но лаццарони натянул ее на такой высоте, преодолеть которую с деревянной ногой было невозможно. Тогда инвалид попытался развязать веревку, но лаццарони, на досуге рыбачивший, умел завязывать знаменитый морской узел, который есть не что иное, как гордиев узел. Наконец, по примеру Александра Великого, инвалид захотел разрубить то, что ему не удалось развязать, и вытащил свою саблю. Однако сабля и прежде-то была не слишком остра, теперь же она совсем затупилась, так что англичанин был уже на полдороге к Резине, а инвалид все еще пытался перерезать веревку.

В тот же вечер англичанин сел на пароход "Король Георг", а лаццарони потерялся в толпе своих товарищей.

Англичанин совершил три поступка, категорически запрещенные в Неаполе: дурно отозвался о короле, скопировал фрески и украл статуэтку, и все это не благодаря своим деньгам, ибо от денег ему не было бы никакого проку, а благодаря сообразительности лаццарони.

Однако, скажут некоторые, среди содеянного англичанином есть, как ни говори, кража. Отвечу, что лаццарони по сути своей вор, а точнее — у него свои представления о собственности, мешающие ему разделить на этот счет мнение других. Лаццарони не вор, он завоеватель, он не крадет, он берет. В нем много от спартанца: для него изъятие есть деяние добродетельное, лишь бы совершалось оно ловко. В его глазах вор только тот, кто попадается, поэтому, чтобы не попасться, лаццарони порой вступает в сговор со сбиром.

Сбир частенько не кто иной, как лаццарони, которого вооружил закон. Выглядит сбир внушительно: при нем карабин, пара пистолетов и сабля. Сбир в некотором роде второсортный полицейский: он следит за общественным порядком между проходом патрулей. Если сбир и лаццарони в сговоре, то сбир, сразу после того как патруль прошел, кладет на дорожную тумбу камень, давая тем самым лаццарони знак, что тот может воровать, ничего не опасаясь.

После того как кража совершена, сбир подходит к нему, и сообщники делят добычу по-братски.

Правда, порою случается и так, что сбир обкрадывает лаццарони или лаццарони обманывает сбира: дела в нашем мире идут так худо, что на сознательность даже мошенников рассчитывать больше не приходится.

Правительству обо всем этом известно, и оно старается поправить положение, меняя квартальных сбиров, но возникают новые сговоры, новые компании по этому взаимному страхованию.

Сбир устраивает засаду на улицах Кьяйя, Толедо, Фор-челла и может быть уверен, что уже в первый вечер ему удастся установить коммерческие отношения, благодаря которым он возместит потери, причиненные вынужденным разрывом прежних связей.